жителей. Они, видимо, знали, что лучше не выходить, пока здесь Хуссейни.
Из дверей конторы появился Туфик с флягой и, обливаясь потом, направился ко мне. Ему с трудом удалось взобраться на старый ящик от снарядов, на который вставали солдаты, когда подвешивали меня, но он все-таки влез, всунул горлышко фляги мне между зубами и дал сделать глоток. Остальное вылил на мою раскаленную голову.
– Будьте благоразумны, мистер Смит, когда он вернется. Обещайте мне. Вы сделаете только хуже себе, если станете его раздражать.
Туфик взглянул на меня с беспокойством, вытирая потное лицо просаленным платком. Я был немало удивлен. Впервые за время нашего знакомства он назвал меня мистером и к тому же как-то сильно обо мне забеспокоился. Какой смысл заключался во всем, что происходило, я так и не понял, потому что вскоре вернулся Хуссейни.
Его «лендровер» разогнал овец в ста ярдах от деревни и подкатил к сторожевой будке. Майор вылез и подошел ко мне, но остановился, не доходя ярдов десять, посмотрел с ненавистью, круто развернулся и направился к будке.
Стадо уже плотной волной вливалось в деревню. Овцы тонкими ручейками просачивались между домами и растекались по площади, стремясь поскорее добраться до пруда на другом конце деревни. Мальчик, которого я заметил раньше, маленький, темнокожий, энергично хлопал в ладоши и бегал взад и вперед, погоняя стадо. Трое его спутников в потрепанных накидках, с лицами, закутанными в бурнусы для защиты от пыли, которую поднимали овцы, выглядели типичными бедуинами.
Они прошли мимо, опустив головы и думая о чем-то своем, под мерное позвякивание колокольчиков. Стало совсем тихо, солнце стояло уже почти над горизонтом. Каких-нибудь тридцать минут – и партия каторжников вернется с пристани, еще один рабочий день кончится.
Овцы подошли к пруду, отталкивая друг друга от воды, а пастухи присели на корточки, наблюдая за ними. Дверь будки отворилась – появился Хуссейни в сопровождении двух солдат, следовавших за ним по пятам.
Когда они обрезали веревки, я как куль повалился на землю. Хуссейни что-то произнес, охранники подняли меня и поволокли под руки через площадь к конторе Туфика.
Толстяк жил один, только пожилая женщина приходила к нему убирать и готовить. Его дом использовался в основном как контора. Письменный стол с крышкой на роликах, два деревянных стула, кровать и обеденный стол – вот и все обстановка. Хуссейни гаркнул на солдат, и они усадили меня на стул, связав руки сзади.
Только тут я заметил у него хлыст, по виду настоящий носорожий, такой обычно выдирает из человека мясо кусками. Майор снял китель и начал аккуратно закатывать рукава. Туфик выглядел перепуганным насмерть и потел больше обычного. Солдаты отошли к стене, и Хуссейни поднял хлыст.
– Ну что, еврей, – сказал он, изгибая хлыст дугой, как лук. – Начнем с дюжины. Потом посмотрим.
– Майор Хуссейни, – неожиданно раздался вкрадчивый голос.
Хуссейни резко обернулся, а я попытался приподнять голову. В дверях позади него стоял один из пастухов. Его правая рука разматывала бурнус, постепенно обнажая загорелое, с резкими чертами лицо. Казалось, что его губы вот-вот сложатся в улыбку, но серые глаза оставались холодными, как капли воды на камне.
– Шон? – прохрипел я. – Шон Бёрк? Неужели ты?
– Как всегда я, Стаси.
Его левая рука с браунингом выскользнула из-под накидки. Первый выстрел поразил Хуссейни в плечо, развернув на месте так, что он оказался лицом ко мне. Второй снес ему затылок и отбросил к стене.
Двое солдат так и остались стоять с винтовками на плечах, по-дурацки тараща округлившиеся от ужаса глаза.
Наступившую тишину первым нарушил Туфик, слова посыпались из него словно сами собой:
– Я волновался, очень волновался. Уже думал, вы не придете, уже думал, с вами что-то произошло.
Бёрк не обратил на него внимания. Он подошел и наклонился надо мной.
– Стаси? – произнес он, слегка коснувшись левой рукой моей щеки. – Что с тобой, Стаси?
Выражение боли, которого я никогда не видел раньше на его лице, резко сменилось выражением бешеной ярости, так хорошо мне знакомым.
Он повернулся к Туфику.
– Что ты с ним сделал?
Глаза Туфика округлились.
– Что сделал, эфенди? Я сделал все, как договаривались. Старался, как мог.
– Твои цены нас больше не устраивают.
Из-под накидки показался ствол браунинга. Туфик, взвизгнув, в ужасе забился в угол.
Я приподнял голову и чуть слышно выговорил:
– Оставь его, Шон, он мог быть и хуже. Лучше вытащи меня отсюда.
Секунда колебаний – и браунинг исчез в складках накидки. Туфик упал на колени и тихо заплакал.
Я мог бы и сразу догадаться, кто двое других. Первый – Пьет Джейгер, белый южноафриканец, один из нашей группы, уцелевший со времен операций в Катаете; второй – француз Жюль Легран, бывший оасовец, которого Бёрк завербовал в Стенливилле во время переформирования части. Джейгер сел за руль «лендровера» Хуссейни, а Легран с Бёрком втащили меня на заднее сиденье. Никто не произнес ни единого лишнего слова, чувствовалось, что операция тщательно планировалась.
Порт-Фуад оставался нем как могила, когда мы покидали его по так называемому береговому шоссе. Навстречу нам попала колонна каторжников, плетущихся с работы по обочине.
– Быстро управились, – прошептал я.
Бёрк кивнул:
– У нас совсем нет времени. Лежи, не беспокойся.
Примерно через милю Джейгер свернул с шоссе и, миновав песчаные дюны, вывез нас на край широкого пустынного пляжа. Как только он заглушил двигатель, послышался шум другого мотора – с моря приближался небольшой самолет, скользя примерно в двухстах – трехстах футах над водой. Легран выстрелил из сигнальной ракетницы, и он, круто развернувшись, стал заходить на подходящую для посадки площадку невдалеке.
Как я понял, когда самолет катился к нам, это была «Сессна». Но времени для размышлений уже не осталось. Парни подтолкнули меня к кабине, как только дверца распахнулась, втолкнули внутрь и влезли следом. Пока Легран захлопывал дверцу, «Сессна» уже зашла на вираж, набирая обороты двигателя.
Бёрк поднес флягу к моим губам, и я задохнулся от глотка бренди, обжегшего мне желудок. Когда кашель утих, я слабо улыбнулся.
– Куда теперь, полковник?
– Первая остановка – Крит, – ответил он. – Мы будем там через час. Ты там сможешь помыться.
Я взял у него флягу и, откинувшись на сиденье, глотнул еще, чувствуя, как тепло медленно разливается по всему телу. Жизнь началась вновь – вот и все, о чем я мог думать. Когда «Сессна» поднялась в воздух и повернула к морю, солнце скатилось за горизонт, и на побережье упала ночь.
Глава 2
Впервые я встретил Шона Бёрка в начале 1962 года в Лоренсу-Маркише, тогда португальском Мозамбике, в прибрежном кафе под названием «Огни Лиссабона», я зарабатывал деньги игрой на рояле, найдя наконец достойное применение столь бесполезному плоду своего элитарного образования.
В силу сложившихся обстоятельств я представлял собой тогда бесцельного скитальца девятнадцати лет от роду, находившегося на пути из Каира в Кейптаун. В Лоренсу-Маркише задержался только потому, что не мог дальше продолжать путь на прибрежном пароходе из Момбасы из-за отсутствия денег, что вовсе меня не опечалило. Я был молод, здоров, стремился уйти от своего прошлого как можно дальше и поэтому искренне радовался тем открытиям, которые приносил каждый новый день.
Мне нравился Лоренсу-Маркиш, городок с налетом барокко и полным отсутствием расовой нетерпимости, которая в те времена чувствовалась во всей Африке.
Управляющий «Огнями Лиссабона» Коймбра, худой, мертвенно-бледный португалец, имел единственный
