контролируемым районам уже практически решен. Сейчас собственно утрясаются детали, а решение уже явно принято. Ну что ж, оно, наверное, и неплохо, хотя и звучит странновато. Гражданин острова Котлин и подконтрольных территорий. Хотя после революции и не такое бывало, доводилось слышать. 'Гражданин деревни Малые Грязи…' Другое дело, что наконец-то достигнута мечта многих и многих — получается, развалилась Россия на 'множество маленьких медвежат'. Хотя в общем-то к тому и шло. Или вели к тому. Не зря же Адя Гитлер толковал, что России конец будет тогда, когда украинцы и белорусы поверят в то, что они — не русские. Что бы про Гитлера не толковали всякие разные, а он-то как раз был умнейшим человеком, ни разу не идиотом и уж в национальных делах разбирался куда толковее многих. Когда Германия из лоскутного одеяла вшивых мелких княжеств стала грозным кулаком? А когда баварцы и всякие прочие пруссаки поняли, что вместе они сильнее во много раз. Даже не в математической — а в геометрической прогрессии. А уж различия у тех же баварцев от тех же пруссаков куда как большие, чем у великороссов, малороссов и белорусов. И в одежде и в обычаях и даже в разговоре. Не, действительно, если б не 'хохдойч' черта лысого они бы друг друга поняли, диалекты у них, не говоря о произношении — дико отличаются. Но у немцев мозгов хватает объединяться, а у нас — ну как можно! На Украине даже музей русской оккупации, помнится, открыли. Э, да что там… Все время когда слышу очередной хохлосрач, вспоминаю старую басню про умирающего старика, веник и сыновей…
Только в нашем случае финал другой — умирающий отец смотрит на изломанный в мелкие кусочки веник и грустно думает: 'Тупые у меня сыновья… Но сииильные…'.
Хотя мы тоже может, поумнеем. Слыхал, что уже прочистили трассу до Великого Новгорода, а теперь вроде разговоры были — вместе с теми, кто в Новгородчине выжил — ломиться дальше, на Тверь. И на Киев тоже помалу группы шоссе чистят. Мы ж не одни такие хорошие. Правда и бандюганов хватает и отморозков. Но глаза боятся — и правильно делают, как вроде говаривал офтальмолог академик Федоров.
Ну, ладно с политикой все как всегда непонятно, разве что можно почесать языки от души. В свою очередь коротенько рассказываю Крокодилу про Эверест и тамошние дела.
Он широко и как-то даже неприятно улыбается. Плотоядная такая улыбочка выходит, крокодилячья.
— На Эвересте, по сравнению с экспедициями на другие восьмитысячники, особенно ярко вылезает невежество, эгоизм и глупые амбиции. Ты вот про мародерство говорил, а там не редкость кражи в лагерях, плохие гиды, и нехватка самого необходимого — того же кислорода например. А это вообще дикость ни в какие ворота, чтоб в лагере воровали. Дело не в количество смертей на Эвересте, горы вещь опасная везде и всегда, не только на 8000 метров, дело в том, что там, на Эвересте все подчинено коммерции. Деньги и амбиции. Там Мамона во весь рост на вершине сидит.
Потому никакого спортивного духа там нет. Заплатил человек бабки — и все, подай ему вершину. А какие туда кретины ломятся — это отдельная история. Твой коллега, к слову, врач из Техаса поперся. Прикинь — где Техас. А где Эверест? Мне ровесник — за полтинник ему было. Сделал себе подарочек на день рождения. На пути к вершине — ослеп, у него, оказывается, была перед восхождением операция на глазах, а подумать тупой башкой, что в разреженном воздухе получится с оперированными глазками — не судьба. Его там оставили в снегу — остальным-то ведь тоже надо на вершину, они тоже бабло замаксали, вынь да положь им вершину. Вернулись за бедолагой через двенадцать часов. А он замерз, идти не может. Дальше вся эта артель не смогла лагерь найти, докторишка опять ночь на морозе провалялся, потом его в лагерь спустили, ан палатку с докторишки снесло — опять значит на -75 градусах с ветерком полежал. Потом все — таки эвакуировали, отделался дешево — ампутировали руку, пальцы на ногах и нос. А всего из двух групп восемь человек помре, причем двое — инструктора. Вот и скажи — думал он о чем-нибудь? Когда в горы поперся после операции, или нет?
— Ну, так это американцы. У них не принято своей шкурой рисковать за других.
— Брось. Люди одинаковы. А уж в беде — тем более.
— Ну, мне кажется, что в СССР все же люди другие были.
— Это ты путаешь. Людей старались сделать другими, но человеческую природу не переделаешь. Нас в 1975 году, в сентябре гоняли на спасательные работы — на Гузерипле половина туристической группы одним махом погибла. Из 53 туристов — 21 покойник. Для того времени — неслыханное ЧП. Тем более на тридцатом всесоюзном маршруте.
— Погоди. Я ж не в теме совсем. Гузерипль — это где? Тридцатый маршрут — это что?
Крокодил снисходительно смотрит на меня. Недолго правда, потому как, болтая со мной, он тщательно контролирует окрестности, раз уж он охраняет возящихся в песочнице детей, то болтать он может, но контроль за окружающей ситуацией не теряет ни на минуту.
— Гузерипль — это гора, Северный Кавказ, Адыгея. Красивейшие места. А тридцатый маршрут особо интересен, потому как пройдешь через перевал — и к вечеру выходишь в Дагомыс, на Черное море, на самый бережок. То в горах шел, то вот уже и море. Маршрут красивый, ненапряжный, для обычных туристов. Только им тогда не повезло — шквал в горах прошел. Ну и накрыл группы, что там шли. И самое смешное — все ровно как на Эвересте. Тут же снега вывалило сантиметров шестьдесят, похолодало, шквалистый ветер задул. Инструктора при нижней группе на тридцатке — студенты без подготовки, руководство сразу упустили. А без руководства начался капец. Кто во что горазд и кто куда. Накрыло-то их в альпийской зоне, на перевале. Паника началась. Одни пошли назад — там пастушеский балаган был, другие — вперед, там лес. Группа людей поопытнее сразу откололась от основной массы туристов и сделала все правильно — но только для себя. Из них ни один не пострадал, но остальных они игнорировали. Устроились эти умники в лесу как положено, костер развели, огонь поддерживали, потом когда шквал стих спокойно повосхищались красотой заснеженных склонов — там гряда Каменное море, да и лес в снегу красив был, пофотографировались. Те, кто с инструкторшей — девчонкой вернулись к пастушескому балагану, тоже спаслись. А с остальными вышло паршиво, потому что куда делись те, что поопытнее, никто не заметил, инструктор повел остатки группы через такую милую балку с душевным названием Могильная. Так-то там ручеек убогий течет, впадает потом в речку Армянку, но после шквала и ручей вздулся, и снега навалило столько, что там завязло несколько человек, в первую очередь женщины. Промокли, замерзли. Инструктор, хоть и необученный был, а костер развел, велел мужчинам его поддерживать, пошел помочь тем, кого на склоне потеряли — что характерно с ним никто не отправился. Все у костра остались. И из балагана с другой стороны перевала только пастухи вышли, туристов выгнать на помощь своим же не вышло. Когда инструктор с полумертвой девчонкой до костра добрался — оказалось, что костер уже не горит, за дровами всем было идти влом, 'а чо я должен, пусть другие идут!' вот он и прогорел дотла. Инструктор еще раз запалил костерок и отправился за помощью — ниже еще база была, с телефоном. А ребятки у костра взялись водкой греться. Сам результат спрогнозируешь?
— Ну что тут прогнозировать… Нельзя водкой греться, все плохо кончится. Замерзли, наверное?
— А то ж! Сильно смотрелось — чахлый потухший костерок, мерзлые мертвецы и пустые водочные бутылки в серьезном количестве.
Короче говоря — спаслись умники, спаслись те, кто в пастушеский балаган с инструкторшей отправились, да еще несколько человек. Одна девушка вообще геройская оказалась — три дня вокруг пихты ходила, потому что верила — не бросят, а спать понимала нельзя, замерзнет. Даже не обморозилась. Сознание потеряла уже в вертолете.
Тогда государство раскачивалось не сразу, зато через три дня и вертолеты и спасательные группы и даже армейских на помощь подтянули. Всем спасшимся всякие льготы и бесплатное проживание в лучших санаториях на берегу. А нам — трупы собирать, когда следователи отработали. Двух парней дольше всего искали — один в пропасть свалился вместе с лавиной, сам же ее и вызвал — искал свой брошенный в панике рюкзак и слишком близко к краю подошел. Другого чувака первым же шквальным порывом ветра сдуло в ту же пропасть, но гораздо раньше — еще на седловине. Так он там ухитрился на карнизике уцепиться, друзья пообещали спасти, 'жди друг, мы вернемся с помощью!' четыре дня ждал, пока не замерз на этом карнизе сидя — друзья уже были спасены и думать о нем забыли. Спасатели тело случайно нашли — он же первый пострадал, основная куча трупов ниже гораздо была, там его и искали. Если б приятели о нем не забыли — вполне можно было бы спасти, кто ж знал, что он там сидит. Вот и смотри сам — чем это от Эвереста отличается? Да ничем. Не 8000 метров, а 1600, но разницы никакой. Никто никому помогать не стал. На следующий день следующая плановая группа до балагана пастушеского добралась, узнала, что
