хочешь — вали на все четыре стороны, что кругом творится — сама видала. И не ворчи. Тебе еще повезло, вот и радуйся. Да и пока — я тебя назначаю любимой женой, можешь другим рассказать.
Ирина как-то странно поежилась, посмотрела долгим неприятным взглядом.
— Ага. Стрельнуть меня ты можешь, не спорю. Только ты баба практичная, расчетливая, сама понимаешь, как тебе без меня паршиво придется. Потому — заткнись.
И пошел к машине все-таки стараясь, чтоб спиной-то не поворачиваться.
Ирка смотрела ему в спину и сама не понимала — а что она хотела сказать-то? Наверное, то, что пока он возился у мертвяка, ворочая того с боку на бок, Ирка заметила краешком глаза, что одна из этих здоровенных стрекоз, рыскающих над нагретой солнцем дорогой, какая-то не такая. И не поверила своим глазам. Даже моргнула пару раз, пока не поняла очевидное — не очень высоко над ними, в стороне, деловито пролетел маленький самолетик, бело-синий. Даже вроде и жужжал внятно, не громко. Вот, наверное, так и Робинзон обалдел, увидев след ноги на песке. Только у Крузо дикари паслись, а вот в самолетике сидит не дикарь, а летчик. И значит где-то аэродром. Люди культурные, значит. Ирка минуту понаблюдала за самолетиком, тот наверно болтался над трассой Москва-Питер. Потом сделал элегантный виражик, бликанул солнечным зайчиком и скрылся за деревьями. Ирка перевела дух, открыла было рот…
Но вот так вышло, что ничего Ирка не сказала.
— Две новости, однако, есть — замечает Ильяс, скорее всего, просто от нечего делать.
— И какие? — по той же причине поддерживаю я разговор.
— Первое — с завтрашнего дня вводится гражданство. Все, кто получают обеспечение первых четырех категорий, автоматом зачислены в гражданство. Текст присяги уже опубликован, завтра будем подписывать. Второе — введено обязательное владение и ношение оружия для граждан. Впечатлен?
— Впечатлен.
— На рынок зайди. Там сейчас массовая распродажа какого-то конфиската.
— Что полезные вещи?
— Не, цирк уродов. Такие стволы вывалили — глаза на лоб лезут. То ли таможенный склад распотрошили, то ли музей МВД — но всякой твари по харе.
— Так зачем идти-то? Что я металлолома не видал?
— Там такой металлолом, что Вовка с Серегой оборжались. Двуствольные пистолеты, стреляющие ручки. Поджиги из металлолома и водопроводных труб. И стоит соответственно. И знаешь — народишко покупает. Потому как дешево. О, наконец наши прибыли!
Оказывается наши прибыли не с пустыми руками. Майор жалованье привез. Получаем с Ильясом по ведомости небольшие, но достаточно серьезно отпечатанные бумажки — размером побольше украинских фантиков-карбованцев, поменьше советских рублей. Получается по 160 рублев разными купюрами. Странно. А я уже собрался золотыми в кошельке бренчать. Видно не судьба.
— А что золото-серебро — задает тот же вопрос Ильяс.
— В ограниченном количестве — сурово отвечает майор: 'По договоренности сторон, поддержавших Торговый союз — основной оборот — бумажный. Выгоднее так'.
И тут же меня быстро-быстро по срочному вызову вызывают в больницу. Авария произошла. Трое электриков — недоучки посткатастрофные, ухитрились очень серьезно вляпаться. Каждый следующий пытался честно оттащить пострадавшего товарища, валился рядом с ним — и так пока четвертому в их бригаде не пришло в голову вырубить наконец ток и позвать на помощь. Пострадавших я не видел, но вроде почудился мне в приемном отделении отчетливый запашок горелого мяса. Понятно, что тяжелыми занимаются все, кто может, ну а все запланированные пациенты — вот они, туточки и распределены на тех лекарей, кто бесполезен в работе по спасению дурных электриков.
— Ведром не перечерпать, мешком не перетаскать — тихо говорит мне ассистирующий на приеме медсестр Валерка. Он только что выглянул в коридор и вернулся с разведки печальным. Ясно, пациентов не убавилось, хотя уже два часа принимаю. И это еще при том, что ОРЗ и гриппов всяких просто не стало.
Следующий пациент вваливается к нам сразу после громкого скандала у дверей.
Держится бодро, но орет: 'Я по жизненным показаниям, у меня посттравматический шок!' Ну да, орать громко и убедительно умеет, запирает за собой дверь. Публика в коридоре еще шумит, но явно перед наглостью смирилась, как это обычно и бывает.
Номерок из регистратуры у пациента есть, правда мне становится дурно от циферки, что на нем написана. Я принял 16 человек, а у него номер 48. Значит, в коридоре сидит еще 32 страждущих пациента с подбором всех болезней из детской и взрослой номенклатуры… Хороший денек, ничего не скажешь.
— Что у вас? — спрашивает Валера, готовясь внести запись в очередной лист приема. Эх, с карточками как удобно было, все внятно и ясно сразу — даже при первом взгляде на толщину карточки. А тут больше половины пациентов — чистый лист. И этот — такой же.
— Я получил серьезную травму! Потому имею право на ургентную помощь!
Травма. Это паршиво. Так-то у него похоже на эректильную стадию шока, а вот что у него творится — смотреть надо.
Осмотр дает странный результат — из всех повреждений — страшенный синяк на обе ягодицы. И все. Все остальное — в норме. Тщательно проверяю — целы ли кости таза — все в порядке, только задница отбита. Зато качественно. Удивленно спрашиваю — где это ему так повезло?
— Вы представляете, доктор, эти хамы выбросили меня из штаба. Прямо по лестнице!
— Погодите, погодите, поподробнее пожалуйста.
— Это вам зачем?
— Мне нужно уточнить картину получения травмы. Тогда становится проще понять, какие еще могут быть повреждения, особенно внутренние.
— Я пришел на прием к начальнику. Дело ведь неотлагательной важности — а ничего не делается. Стал ему — как интеллигентному человеку — высказывать свои требования, а он вызвал двух мордоворотов и меня выбросили за дверь! Представляете? А я между прочим известный блоггер, меня прекрасно знает Интернет-сообщество, много раз был в топе!
— То есть вас спустили по лестнице так, что вы ягодицами пересчитали ступени?
— Что значит спустили по лестнице? — возмущается пациент.
— Мне нужно понять механизм травматического процесса. Вы многократно ударились ягодицами о ступени?
— Ну… да. Но вы представьте — я требую от начальника, чтобы он усилил борьбу со сталинизмом, а он приказывает меня выбросить вон!
Некоторое время мне кажется, что у меня что-то со слухом не в порядке. Смотрю на удивившегося Валерку — нет, вроде не ослышался.
— Борьбу со сталинизмом? — спрашиваю я, прикидывая, сколько у меня в коридоре пациентов, сколько вокруг непочатой работы, как трудно будет пережить зиму и весну, и как потребны сейчас каждые рабочие руки.
— Разумеется! Вот вы — интеллигентный человек, сразу понимаете, как важно именно сейчас усилить борьбу со сталинизмом. Мне ведь и нужно было немного — паек первой категории. Офис в центре города. Всего 18 сотрудников с оргтехникой и возможность корректировать передачи местного радио. Ведь Кронштадту необходимо пресс-бюро по борьбе со сталинизмом! Для великой цели борьбы со сталинизмом — сущий пустяк! Но этот начальник — явный сталинист! Мы — настоящие интеллигенты, должны сплотиться в борьбе против сталинизма!
Я не знаю что ответить. Безнадежно поворачиваюсь к входной двери, в которую как раз ввалился Бурш с биксой в руке.
— Вот, Евгения Марковна биксы опять перепутала — эта явно ваша, а моя — полагаю вот стоит.
Он осматривает блестящую круглую коробку, удовлетворенно кивает головой. Потом настораживается, посмотрев внимательно на наши очумевшие физиономии.
— О чем тут речь? — спрашивает Бурш.
— Нам предлагают, как настоящим интеллигентам, объединиться в борьбе со сталинизмом — сухо
