вокруг столбика. Папаша Мелос выключил двигатель.
Причал возвышался над поручнем всего фута на два, и Гарри легко вскарабкался на него и втащил за собой Анну. Рафаэль, приподняв фуражку, поцеловал ей руку.
– Весьма польщен. Мы с вашим отцом знакомы уже много лет. – Скосив глаза на тунцов, он грустно вздохнул. – Давненько не привозили сюда таких красавцев. С покупателями проблем не будет.
– На это я и рассчитывал, – сказал папаша Мелос, и они двинулись по причалу к набережной.
– А почему тебя так долго не было? – спросил Рафаэль. – И вообще уже с полгода ни одно судно из Хармон-Спрингса не заходит к нам.
– Честно говоря, мы не очень уверены в хорошем приеме, – объяснил рыбак. – Будем смотреть правде в глаза: после кризиса все усложнилось.
– Но мы знаем, кто наши друзья, – возразил Рафаэль. – Есть разница между греками из Хармон- Спрингса и шпионами-янки из Майами. Большая разница. Ты уж поверь, у нас хватает здравого смысла, чтобы не ошибиться.
– Что ж, приятно слышать такие слова. Может, вслед за нами сюда потянутся и другие рыбаки.
– Вот было бы здорово.
Здание с вывеской «Отель» казалось таким же ветхим и заброшенным, как и постройки на набережной. Снаружи стояло несколько деревянных столиков, но посетителей не было. Мэннинг предположил, что к вечеру здесь становится более оживленно. Внутри оказалось прохладно, довольно темно и относительно чисто. На полу лежали циновки, стены покрывал толстый слой штукатурки. В зале стояли столики, в углу находился бар с мраморной доской. За ним на деревянных полках рядком выстроились бутылки.
Маленький жилистый мужчина читал газету, облокотившись о стойку. Правую сторону его лица обезображивал шрам, потерянный глаз прикрывала черная повязка.
– Эй, Бэйо, посмотри-ка, кто к нам приехал! – крикнул Рафаэль.
Бэйо удивленно поднял голову. При виде папаши Мелоса он радостно улыбнулся, выронил свою газету и вышел из-за стойки.
– Папаша Мелос, – произнес он по-английски и начал трясти руку старика. – Ты здесь желанный гость.
Папаша Мелос положил руку на плечо маленького кубинца и нахмурился:
– Твое лицо, Бэйо! Что случилось?
Тот пожал плечами, и улыбка его немного поугасла.
– Ерунда, дружище. Несчастный случай. Три месяца назад. Ты привез нам рыбу?
– Трех тунцов.
– Ему нужен предлог, чтобы повидать нас, – вставил Рафаэль.
Все улыбнулись, и папаша Мелос представил Бэйо Анну и Мэннинга.
– Моя дочь, а это – Алексиас Ставро. Он служит у меня матросом.
– А Янни? Как дела у Янни?
– Утонул полгода назад, – невозмутимо ответил папаша Мелос.
Лицо маленького кубинца передернулось от боли, и он непроизвольно протянул руку, чтобы тронуть старика за рукав. – Янни... какой хороший мальчик!
– Лучше не бывает, – отозвался старик. – Но такова воля Божья.
Все в замешательстве смолкли. Неловкую паузу прервал Рафаэль, который бросил свою шляпу на стол и пододвинул стул для Анны.
– Нечего болтать, пора выпить. С тебя, Бэйо, причитается бутылочка винца.
Бэйо оживленно кивнул.
– У меня в леднике остужается шабли 57-го года для полковника Рохаса. Но он придет только к вечеру.
Хозяин скрылся в задней комнате.
– Кто этот полковник Рохас? – спросил Мэннинг Рафаэля.
Тот замялся.
– Он начальник крепости. Из нее сделали тюрьму для политзаключенных. После заварушки в Заливе Свиней народу там полным-полно.
– Кто он? Полицейский или военный?
Кубинец инстинктивно оглянулся, а потом подался вперед, поближе к гостю.
– Говорят, он из тайной полиции, сеньор. Сейчас на Кубе все в их руках.
– А что произошло с Бэйо? – спросил папаша Мелос, набивая свою трубку. – С лицом у него полный бардак.
– Месяца три назад с большой земли привезли новую группу заключенных. Их охраняют крутые ребята. Настоящие barbudos – типа тех, что партизанили в горах с президентом. Ну, они напились и стали крушить все вокруг. И когда Бэйо попробовал остановить их, один из этих молодцов полоснул его по лицу. Бедняга потерял глаз.
– Милые люди, ничего не скажешь, – заметил Мэннинг.
Рафаэль пожал плечами.
– В наши дни, сеньор, не стоит, находясь на Кубе, высказывать свое мнение о чем-либо. Запомните мои слова.
– Очевидно, вы правы. – Мэннинг предложил ему сигарету. – Этот отель – единственный в городе?
– Был еще один, да закрылся в прошлом месяце. Рыбаки сюда больше не приходят.
– У Бэйо кто-нибудь живет?
– По-моему, за последние полгода у него не появилось ни одного постояльца, – улыбнулся Рафаэль. – В вашем распоряжении будет столько комнат, сколько захотите.
Вернулся Бэйо. Перекинув через руку чистую белую скатерть, он нес поднос, на котором стояла бутылка вина и пять бокалов.
Маленький кубинец поставил поднос и поднял бутылку, демонстрируя ее гостям:
– Божественный нектар. Посмотрите, как запотела бутылка.
– Великолепно, мой дорогой Бэйо. Великолепно. Вы, наверное, чувствовали, что я вот-вот приду.
Мужчина, произнесший эту фразу на прекрасном английском языке, был так толст, что заполнил собой весь дверной проем. Его лицо прикрывала широкополая шляпа. Белый полотняный пиджак – довольно грязный – свободными складками ниспадал с огромных плеч, лишь отчасти скрывая гротескность фигуры.
В одной руке гость держал ротанговую трость. Как только он вошел в зал, лицо Бэйо исказилось от ужаса, и бутылка выскользнула из его онемевших пальцев. Мэннинг ловко подхватил ее и поставил на стол.
– Приношу свои благодарности, сеньор, – сказал толстяк. – Жаль было бы потерять такое отличное вино. Но здесь только пять бокалов, приятель.
Бэйо метнулся к бару, а побелевший как мел Рафаэль торопливо вскочил на ноги:
– Присаживайтесь, полковник.
– Спасибо, дружок.
Полковник со стоном плюхнулся на стул.
– Есть такая английская поговорка: «Только бешеные собаки да сами англичане жарятся на полуденном солнце». По-моему, совершенно справедливое замечание. Согласны?
– Но есть прекрасное лекарство. – Мэннинг налил вино и подтолкнул бокал к полковнику.
– Спасибо, сеньор. Было бы невежливо с моей стороны пить одному. Рафаэль, представьте мне своих друзей.
– Разумеется, полковник Рохас.
Итак, перед ними сидел Рохас собственной персоной. Рафаэль бормотал традиционные фразы, а Мэннинг с каменным лицом разливал вино. Потом вернулся Бэйо.
На пиджаке полковника расплывались огромные пятна пота, его струйки стекали по складкам жирного лица. Толстяк вытащил красный шелковый платок, обтерся и снял шляпу. Голова его оказалась совершенно лысая, а редкие оставшиеся по бокам волоски – тщательно сбриты. Больше всего привлекали внимание его глаза – холодные, твердые и абсолютно безжалостные, они постоянно бегали. Все вместе это производило
