краю света. Но он был не один. По обе стороны от него в воду уходили пеньковые канаты, соединяющие его, подобно пуповине, с унтер-офицером Отто Лемке слева и лейтенантом Риттером Нойманном справа.
Штайнер был поражен, когда его в этот день вызвали к начальству. Еще более удивительными были показания радара, указывающие, что вблизи берега находится судно, — ведь основной путь по каналу лежал гораздо севернее. Как оказалось позже, судно это, «Джозеф Джонсон», типа «Либерти», водоизмещением в восемь тысяч тонн, шедшее из Бостона в Плимут с грузом взрывчатых веществ, во время сильного шторма три дня назад получило повреждение руля. Трудности, связанные с этим происшествием, и сильный туман сбили его с курса.
Штайнер замедлил ход и подергал за канаты, чтобы предупредить своих товарищей. Через некоторое время они выплыли из тумана и присоединились к нему. Лицо Риттера Нойманна в черном капюшоне резинового костюма посинело от холода.
— Мы близко, господин полковник, — сказал он. — Уверен, что слышу их.
Унтер-офицер Лемке подплыл к ним. Курчавую черную бороду, которой он очень гордился, он отрастил по особому разрешению Штайнера в связи с тем, что подбородок Лемке был сильно изуродован русской пулей. Лемке был очень возбужден, глаза сверкали, и, по всей видимости, он считал все это большим приключением.
— И я слышу, господин полковник.
Штайнер поднял руку, призывая его помолчать, и прислушался. Приглушенная пульсация слышалась совсем близко, потому что «Джозеф Джонсон» шел ровно.
— С ним легко справиться, господин полковник, — Лемке улыбнулся, несмотря на то что зубы у него стучали от холода.
— Самая легкая цель из всех, что у нас были. На судне даже не догадаются, что с ними произошло.
— Говори за себя, Лемке, — сказал Риттер Нойманн. — Единственное, что я усвоил за свою короткую и несчастную жизнь, это не ожидать чего-то эдакого и относиться с большим подозрением к тому, что вроде бы подается на тарелочке.
Как бы в доказательство его слов неожиданный порыв ветра разорвал завесу тумана. Взору открылся серо-зеленый Олдерни. Как гранитный палец выступал на тысячу ярдов старый волнорез адмиралтейства, и ясно были видны военно-морские фортификации форта Альберта времен королевы Виктории.
Не более чем в ста пятидесяти ярдах от Штайнера и его людей с постоянной скоростью в восемь- десять узлов в северо-западном направлении двигался к выходу в открытый Ла-Манш «Джозеф Джонсон». Их могли заметить в любую секунду. Штайнер действовал мгновенно.
— Прямо вперед, выпустите торпеды на расстоянии пятидесяти ярдов и уходите, и без глупого лихачества, Лемке. Помни, что штрафной части медалей не дают. Только гробы.
Он увеличил скорость и ринулся вперед, сжавшись под куполом, так как волны начали перекатываться через голову. Он чувствовал, что Риттер Нойманн справа идет с ним рядом, но Лемке вырвался вперед и ушел ярдов на пятнадцать — двадцать.
— Глупый молодой говнюк, — ругнул его про себя Штайнер.
— Он что думает, это атака легкой кавалерии?
У двух человек, стоявших у поручней «Джозефа Джонсона», в руках были винтовки. Из рубки вышел офицер и начал стрелять из пулемета Томсона. Судно прибавило ходу и вошло в полосу легкого тумана, который начал опять сгущаться. Через несколько мгновений оно должно было исчезнуть. Стрелкам у поручней трудно было прицеливаться на качающейся палубе в цель, находящуюся очень низко у воды, и поэтому пули их разлетались далеко. Пулемет, и в хорошие времена не очень точный, сейчас стрелял не лучше и производил массу шума.
Лемке достиг пятидесятиярдной отметки значительно раньше других и продолжал двигаться. Штайнер не мог ему помешать. Стрелки на судне нащупали цель, пули отскакивали от тел торпед перед стеклянным куполом.
Штайнер обернулся и махнул Нойманну.
— Пошел! — крикнул он и выпустил торпеду.
Торпеда, на которой сидел Штайнер, освободившись от тяжести, прыгнула вперед с новой энергией, и он быстро положил право руля, следуя за Нойманном по широкой дуге, стараясь как можно быстрее оторваться от судна.
Лемке теперь тоже сворачивал, но не более чем в двадцати пяти ярдах от «Джозефа Джонсона», и стрелки на борту ожесточенно стреляли по нему. По-видимому, один из них попал в Лемке, хотя Штайнер и не был в этом уверен. Еще секунду назад Лемке сидел скрючившись верхом на торпеде, уходя от опасности, а в следующее мгновение его не было видно.
Секунду спустя одна из трех торпед взорвалась под кормой и трюмом, набитым сотнями тонн легко взрывающихся бомб, предназначенных для «летающих крепостей» Первой авиадивизии американского 8-го соединения ВВС в Англии. Поглощенный туманом, «Джозеф Джонсон» взорвался, и звук взрыва снова и снова повторяло эхо. Штайнер низко пригнулся, когда над ним прошла взрывная волна, и быстро свернул, чтобы увернуться от плюхнувшегося перед ним в море огромного куска металла.
Сыпались обломки. Воздух был полон ими, и что-то нанесло Нойманну скользящий удар по голове. Он с криком взмахнул руками и свалился на спину в море, а торпеда, ринувшись в волну, исчезла.
Хотя Нойманн был без сознания и из жуткой глубокой раны на лбу текла кровь, он благодаря надувному жилету остался на поверхности моря. Штайнер притормозил около него, пропустил под жилет лейтенанта петлю из каната и двинулся дальше к волнорезу, торопясь из-за тумана, который снова окутывал остров.
Отлив становился все сильнее. Штайнер знал, что у него не было шансов добраться до гавани, но он продолжал бороться с отливом, который должен был в конце концов унести его в Ла-Манш безо всякой надежды на возвращение.
Вдруг он заметил, что Риттер Нойманн пришел в себя а смотрит на него.
— Отпустите меня! — еле слышно сказал Нойманн. — Отрежьте канат. Один вы дойдете.
Штайнер не ответил, сосредоточившись на повороте торпеды вправо. Он вспомнил, что где-то там, в непроницаемой подушке тумана, находился меньший остров. Появился шанс, что отлив может вынести на него. Слабый шанс, но все же лучше, чем ничего.
Штайнер спокойно спросил:
— Сколько мы пробыли вместе, Риттер?
— Вы сами прекрасно знаете, черт возьми, — ответил Риттер. — Впервые я увидел вас над Нарвиком, когда боялся прыгнуть с самолета.
— Теперь вспомнил, — сказал Штайнер. — Я как-то сумел убедить вас.
— Можно и так сказать, — согласился Риттер. — Вы вышвырнули меня.
Зубы у него стучали, он очень сильно замерз. Штайнер наклонился проверить конец.
— Да, сопливый восемнадцатилетний берлинец, только что из университета. Всегда с томиком стихов в кармане. Профессорский сынок, который прополз под огнем пятьдесят ярдов, чтобы принести мне индивидуальный пакет, когда меня ранило у канала Альберта.
— Мне надо было дать вам умереть, — мрачно сказал Риттер. — Посмотрите, во что вы меня втянули. Крит, присвоение офицерского звания, которое мне было ни к чему. Россия и теперь это. Выгодное дельце! — Он закрыл глаза и тихо сказал: — Очень жаль, Курт, но все ни к чему.
Неожиданно их подхватил поток воды и понес к рифам у острова. Там застряло судно, вернее, его половина — все что осталось от французского каботажного судна, налетевшего на рифы. Остатки кормовой палубы отлого спускались в воду. Подхваченный волной, Штайнер скатился с торпеды и ухватился одной рукой за поручни судна. Другой рукой он сжимая конец каната, привязанный к Нойманну.
Волна откатилась, потянув за собой торпеду. Штайнер встал. Он поднялся по наклонной палубе к остаткам рубки, уперся ногами в проеме сломанной двери и потянул за собой своего товарища. Рубка была без крыши. Начался мелкий дождик.
— Теперь что? — спросил Нойманн слабым голосом.
— Сидим крепко, — ответил Штайнер. — Как только туман рассеется, Брандт выйдет на поиски на спасательном судне.
