дом был средней величины, небольшой помещичий дом начала XVII века. Как и для ограды, в строительстве дома были использованы валуны. В архитектуре здания, особенно фронтона, чувствовалось влияние голландцев, характерное для того периода.
Гарри Кейн и Памела прошли мимо кустов к дому. Добрый час он водил ее по поместью, и она наслаждалась каждым мгновением.
— Сколько вас здесь?
— В настоящее время около девяноста. Большая часть солдат, конечно, в палатках в лагере, который я вам показал по ту сторону рощицы.
— Почему вы меня туда не сводили? Секретные учения или что-то в этом роде?
— Господи, ничего похожего, — он хихикнул. — Просто вы слишком хорошенькая.
По ступенькам террасы сбежал молодой солдат и подошел к ним. Он красиво отдан честь:
— Полковник вернулся, сэр. Главный сержант Гарви с ним.
— Очень хорошо, Эпплби.
Молодой человек снова откозырял Кейну и быстро ушел.
— Я думала, что американцы довольно расхлябанны, — сказала Памела.
Кейн усмехнулся:
— Вы не знаете Шафто. Я думаю, что слово «солдафон» придумано о нем.
Когда они поднялись на террасу, открылась стеклянная дверь, и навстречу им вышел офицер. Он смотрел на них, похлопывая хлыстом по колену, как бы полный беспокойной энергии животного. Памеле не надо было говорить, кто это. Кейн отдал честь:
— Полковник Шафто, позвольте представить вам мисс Верекер.
Роберту Шафто было сорок четыре года. Красивый, высокомерный мужчина, рыжий, в галифе и начищенных до блеска высоких сапогах. На нем была пилотка, сдвинутая на левую бровь, два ряда металлических ленточек над левыми нагрудными карманами выделялись ярким пятном. Возможно, самым притягательным в его наружности был кольт сорок пятого калибра с перламутровой рукояткой, который он носил в открытой кобуре на левом бедре.
Шафто дотронулся хлыстом до брови и торжественно сказал:
— Я чрезвычайно огорчен тем, что с вами случилось, мисс Верекер. Что я могу сделать, дабы загладить неловкость моих солдат?..
— Вы очень добры, — ответила Памела, — но майор Кейн любезно предложил мне довезти меня до дома, если вы, конечно, разрешите. Мой брат — священник в графстве Стадли.
— Это самое меньшее, что мы можем сделать.
Она хотела еще раз встретиться с Кейном, и похоже было, что есть только один верный способ.
— Завтра в доме брата у нас небольшая вечеринка. Ничего особенного. Придет несколько друзей на выпивку и сэндвичи. Я подумала, не приедете ли вы с майором Кейном?
Шафто колебался. Казалось, он подыскивает повод, чтобы отказаться, и она торопливо добавила:
— Будет сэр Генри Уиллафби, местный сквайр. Вы с ним знакомы?
Глаза Шафто загорелись:
— Нет, не имел удовольствия.
— Брат мисс Верекер был священником в Первой парашютной бригаде, — сказал Кейн. — Прыгал над Удной в Тунисе в прошлом году. Помните эту операцию, полковник?
— Конечно, — сказал Шафто, — это был ад. Ваш брат, молодая леди, должно быть, настоящий мужчина, раз он пережил это.
— Он был награжден «Военным крестом», — сказала Памела. — Я им очень горжусь.
— И правильно. Буду счастлив посетить завтра вашу небольшую вечеринку и иметь удовольствие познакомиться с ним. Подготовьте все, Гарри. — Он снова отдал честь, подняв хлыст. А теперь прошу прощения. Мне надо работать.
— Произвел впечатление? — спросил Памелу Кейн, когда они ехали по прибрежной дороге в «джипе».
— Не уверена, — ответила она. — Но согласна, довольно яркая фигура.
— Не то слово, — ответил он. — Шафто, как у нас говорят, боевой солдат. Он из тех парней, кто, бывало, вел своих солдат в атаку во Фландрии, вооруженный тросточкой. Как сказал тот французский генерал в Балаклаве: «Великолепно, но это не война».
— Другими словами, он головой не работает?
— Ну, с армейской точки зрения у него страшный недостаток: он не умеет слушаться приказов, от кого бы они ни исходили. Боевой Бобби Шафто — гордость пехоты. Выбрался из Батаана в апреле прошлого года, когда японцы заняли этот пункт. Единственная неприятность заключалась в том, что он оставил там пехотный полк. Это не очень понравилось Пентагону. Никто не захотел его взять, и его отправили в Лондон работать в штабе объединенных сил.
— И это ему не понравилось?
— Конечно. Он использовал это как первую ступеньку для новых славных подвигов. Узнал, что у англичан имеются небольшие поисковые отряды, которые ночью перебрасывают через Ла-Манш поиграть в бойскаутов, и решил, что американская армия должна иметь такие же команды. К сожалению, какой-то идиот в штабе тоже решил, что это хорошая идея.
— А вы? — спросила она.
Казалось, он пытается уйти от ответа:
— За последние девять месяцев солдаты Двадцать первой перебрасывались через Ла-Манш не менее четырнадцати раз.
— Невероятно.
— В их цели входило, — продолжал он, — уничтожение пустых маяков в Нормандии и нескольких аэродромов на необитаемых французских островах.
— По-моему, вы о Шафто невысокого мнения.
— Но великая американская публика — еще какого! Три месяца назад какой-то военный корреспондент в Лондоне, не знавший, о чем писать, услышал, что Шафто захватил экипаж плавучего маяка у берегов Бельгии. В нем было шестеро, и так как они оказались немецкими солдатами, то выглядело это все очень хорошо, особенно снимки судна, входящего в Дувр в дымке рассвета. На судне — Шафто со своими парнями, каска набекрень, у пленников вид испуганный. Прямо сцена из фильма. — Кейн покачал головой. — Какой успех эта картинка имела в Америке! Рейнджеры Шафто! «Лайф», «Колльерс», «Сатурдай ивнинг пост» — какой журнал ни возьми, Шафто там обязательно. Народный герой! Два «Креста за боевые заслуги», «Серебряная Звезда с Дубовым листом». Все, кроме медали «За отвагу» конгресса, но и ее он получит, даже если для этого ему придется перебить нас всех, кто участвует в этих операциях.
Памела решительно спросила:
— Вы зачем вступили в этот отряд, майор Кейн?
— Надоело сидеть за столом, — сказал он, — это, пожалуй, лучшее объяснение. По-моему, я бы пошел на все, чтобы избавиться от канцелярии, — что и сделал.
— Значит, вы еще не принимали участия в рейдах?
— Нет, мэм.
— Тогда, я думаю, вам надо дважды подумать, прежде чем так легко отзываться о действиях храброго человека, особенно с командной высоты письменного стола.
Кейн съехал на обочину, остановил машину и повернулся к ней, весело улыбаясь:
— Эй, это мне нравится. Можно, я запишу ваши слова, чтобы употребить их в великом романе, который мы, журналисты, вечно собираемся написать?
— Черт вас побери, Гарри Кейн.
Памела шутливо замахнулась на него, а он вытащил из кармана пачку «Кэмел» и вытряхнул сигарету:
— Лучше закурите. Успокаивает нервы.
Она взяла сигарету, он поднес огонь, и она глубоко затянулась, глядя поверх соленого болота на море.
