– Вам виднее, – вздохнул Хоффнер. – Но я думаю, что волноваться незачем. Катю политика совсем не интересует. Она даже не член партии.
– Если наш план сорвется и ее схватят китайские контрразведчики, они выпытают из нее все, что она знает, – мрачно произнес Шавасс.
– Да, вы правы. – Доктор поднялся с кровати. – Вам бы с ней надо поговорить, а то она считает, что, соглашаясь на побег, я совершаю самоубийство. Говорит, что сердце мое дороги не вынесет.
– Хорошо, я с ней поговорю, – пообещал Шавасс. – А сейчас успокойтесь и поспите еще. Обещаю вам, что все будет как надо.
Шавасс осторожно закрыл за стариком дверь и задумался. Неожиданно на него вновь навалилась такая страшная усталость, что все мысли разом вылетели из головы. Он задул лампу, лег в кровать и уставился в потолок. Вскоре сон сковал его.
Шавасс, глядя еще сонными глазами на затухавший в камине огонь, не сразу осознал, что уже проснулся. Наконец он поднял руку и посмотрел на светящийся циферблат наручных часов. Они показывали начало третьего. Это означало, что он спал не более четырех часов. Тем не менее прежней усталости Шавасс уже не чувствовал.
Воздух в комнате показался англичанину сильно наэлектризованным. Ощущение неотвратимой опасности не покидало его.
Где-то далеко угрожающе прогремели раскаты грома, а затем небо озарила яркая молния. На мгновение в комнате стало светло, и Шавасс четко разглядел все, что стояло в его комнате.
Он свесил с кровати ноги, надел принесенный хозяином дома халат и подошел к окну. Открыв ставни, англичанин вышел на террасу, и тут хлынул сильный дождь.
Было холодно, но Шавасс уходить не спешил. Он глубоко втягивал в себя воздух и никак не мог надышаться.
– На такой высоте ночным воздухом дышать вредно, – раздался чей-то голос.
Сказано это было по-английски.
Шавасс внутренне напрягся и медленно повернулся. В нескольких футах от себя он увидел стоявшую у перил Катю. Яркая молния, сверкнув, высветила в темноте лицо женщины, ее светлые, ниспадающие на плечи волосы и, отразившись в темных глазах, еще больше подчеркнула их глубину.
«Как же она красива», – первое, что подумал Шавасс. Катю он и раньше считал хорошенькой женщиной, но блеск молнии, на секунду озарившей ее лицо, добавил нечто новое в это восприятие. Облик молодой женщины, столкнувшейся с жестокими реалиями жизни, в котором чувствовалась трогательная незащищенность, неожиданно напомнил Шавассу совсем другую девушку.
– Не можете заснуть? – спросил он.
Катя в ответ кивнула.
– Кто бы знал, как тяжело у меня на душе, – вздохнула она.
– Тогда пойдемте в дом и обсудим ваши проблемы, – предложил Шавасс. – Камин в моей комнате погас, но в ней еще тепло.
Женщина вслед за Шавассом прошла в его комнату, а тот, пропустив ее вперед, закрыл на окнах ставни. Обернувшись, Шавасс увидел, что Катя подкладывает в камин поленья. Когда они вспыхнули, женщина села на расстеленную на полу овечью шкуру и протянула к огню руки. Шавасс, пододвинув кресло, сел рядом с ней.
– Я видела, как из вашей комнаты выходил Хоффнер, – не глядя на него, произнесла Катя. – Он вам рассказал о нашем с ним разговоре?
Шавасс в ответ кивнул:
– Касательно того, что вам удалось подслушать?
Она повернула в его сторону голову. Глаза ее лихорадочно заблестели.
– А мне за это совсем не стыдно, – резко сказала Катя. – Он старый человек. О нем, кроме меня, позаботиться некому.
В голосе ее Шавасс уловил твердость, которую прежде не замечал. «А характер у нее решительный», – подумал он.
Улыбнувшись, англичанин сложил на груди руки и умоляюще произнес:
– Не обижайтесь на меня. Я же ваш союзник.
– Извините, – тихо проговорила она. – Но Хоффнер мне как отец. Он необыкновенный человек, и я желаю ему только добра.
– Я с вами вполне согласен.
– Да? – удивилась женщина. – Вы в самом деле уверены, что семидесятичетырехлетний старик, у которого больное сердце, сможет выдержать столь трудный для него переезд?
– Если ничто нам не помешает, то да, – ответил Шавасс.
– Но он очень больной человек, – подчеркнула Катя. – Как же он вынесет долгую поездку на лошади? Да еще на такой высоте и по горным тропам.
– Возможно, что долго ехать на лошади ему не придется.
Катя сурово сдвинула брови.
– Как это? Ничего не понимаю, – сказала она.
– И не надо. Кстати, и доктор об этом тоже не знает. Пока. Организационные вопросы по его переезду я беру на себя, – сказал Шавасс и, наклонившись к женщине, улыбнулся. – Так что не волнуйтесь. Все будет хорошо, обещаю вам.
Катя вновь блеснула на него гневными глазами.
– У вас все хорошо и просто, – сказала она. – Ну совсем как у моего упрямого отца. Если он что-то говорил, то, значит, так оно и должно было быть.
– Разве это плохо?
– А вы полагаете, что хорошо? – со вздохом спросила Катя. – В свое время отец сказал, что в Лхасу мы отправимся с караваном. Он заверил меня, что так будет проще, а сама поездка окажется для нас легкой прогулкой. Но он не учел, что в дороге заболеет тифом и скончается.
– Откуда он мог знать, что умрет? Смерть – это такая штука, которая сама назначает свидания.
Пока они оба молчали, Шавасс достал пачку сигарет и протянул ее Кате. Женщина взяла сигарету и прикурила ее от зажигалки, поднесенной ей англичанином.
– А настоящий Курбский, надо полагать, мертв? – спросила она.
– Боюсь, что да, – ответил Шавасс.
– Это вы его убили?
– Нет. На него и солдат сопровождения напали партизаны, которые, похоже, так же ненавидят русских, как и китайцев, – сказал Шавасс.
– Понятно. А вы престо назвались его именем. А те партизаны – ваши друзья?
Шавасс пожал плечами:
– Ну как вам сказать? Если вы хотите знать, мог бы я спасти от них Курбского, то прямо скажу, что нет. Они бы меня все равно не послушались.
– А тот тибетец, что приехал с вами? Его зовут, кажется, Йоро? Он мог бы сделать так, чтобы Курбский остался жив?
– Судя по всему, вы неправильно понимаете сложившуюся в Тибете ситуацию, – заметил Шавасс. – Здесь же идет настоящая война. Тибетцы сражаются с ненавистными оккупантами, которые силой хотят изменить их образ жизни.
– Не надо мне объяснять. Я же не ребенок. Мне известно, что китайцы творят жуткие вещи. Но здесь потоком льется кровь, гибнут люди, – сказала Катя и поежилась. – Человеческая жизнь уже ничто.
– Возможно, это и так, – ответил Шавасс. – Однако вспомните. что однажды сказал Ленин: «Цель террористов – террор. У малых народов это единственный способ борьбы против империй».
– Мой отец говорил, что ни один человек не может равняться с Богом, а Ленин – тем более, – заметила Катя. – Подозреваю, что этого вождя пролетариата он не любил.
– Знаете, Катя, чем больше я узнаю о вашем отце, тем больше он мне нравится. Пожалуйста, расскажите мне о нем поподробнее.
– А что, собственно говоря, мне о нем рассказать? Понимаете, он был далеким от политики ученым-
