язык, и «полуварварским» приграничным провинциям надлежало защищать его любою ценой. Легко представить себе, как при дворе Валентиниана восприняли молодого заносчивого сенатора, который приехал на север читать лекцию о том, как они служат римскому духу. Очень вероятно, что Авзоний не отправил Симмаху экземпляр «Мозеллы» в пику манере, усвоенной последним в год его пребывания на границе. Трир и его окрестности не были «полуварварскими», как это изображал Симмах, но являли собой царство подлинной римской цивилизации. Особо обращает на себя внимание, что Авзоний сравнивает виллы на берегах Мозеля с виллами на курорте в Байи — Симмах постоянно останавливается на том, насколько ему по сердцу один из его домов там{43}. Его похвалы прелестям Байи должны были задевать обитателей Трира. Если Авзоний решил сыграть с ним шутку, когда тот благополучно отбыл в Рим, то этот пассаж мог выглядеть обвинением Симмаха и других важных персон, чьи имена не раз встречались в его разговорах, в потворстве своим слабостям в духе греков.
Неудивительно, что Авзоний не отправил Симмаху свою поэму. У него были на руках все козыри, и все, что мог сделать Симмах в ответ, прочитав наконец поэму, так это немного поиронизировать:
«Никогда бы я не поверил чудесам, которые поведываешь ты об истоке и течении Мозеллы, если бы не знал, что ты не умеешь лгать — даже в стихах… Я не раз бывал в твоем застолье и дивился выставленной тобой снеди… но не видел таких рыбных пород ни разу. Если не было их на блюдах, то когда же появились они в стихах?» (Symmach. Epist. I. 14).
Если оставить в стороне вопрос о рыбах, «Мозелла» Авзония показала, каковы настроения треверской аудитории, и соответствующие награды не замедлили последовать. Комитство Симмаха ненадолго поставило его выше Авзония. Однако «комит третьего класса» красиво звучало, но наделе мало что давало, а вскоре после опубликования «Мозеллы» ее автор стал комитом и квестором. Квесторы были чиновниками правового ведомства первого класса и занимали положение, соответствовавшее положению комита первого класса. Затем, после смерти Валентиниана в 375 г., императором стал старший ученик Авзония Грациан, и семья поэта воспользовалась возможностями непотизма до такой степени, что это превосходит всякое воображение. Сам Авзоний стал префектом претория (первым министром) Галлии, а впоследствии Галлии, Италии и Африки (необычное сочетание). Одновременно его сын занял пост первого министра в Галлии, а затем первого министра в Италии; его отца, уже достигшего девяностолетнего возраста, назначили на должность первого министра в Иллирике (Западные Балканы), а его зятя — заместителем первого министра в Македонии, племянника — главой императорского казначейства. Такое очевидное сосредоточение власти в руках семьи невозможно было предсказать в 371 г., но искусно проводимая в «Мозелле» линия оказалась достаточной, чтобы убедить Симмаха, что ему стоит умерить свой сарказм. Его письмо с выражением жалобы заканчивалось похвалой стихам, а за этим посланием последовало немало других, более дружественных. Авзоний обладал слишком важными и полезными для Симмаха связями при дворе, чтобы воротить нос и ссориться из-за нескольких рыб.
Сенатская миссия Симмаха и обмен литературными текстами, которым она завершилась, показывают нам, таким образом, корни тех изменений, которые произошли в римском мире за 400 лет со времен Юлия Цезаря. Повсюду активное усвоение римских ценностей делало из провинциалов настоящих римлян. В этом историческом феномене отразился подлинный дух империи. Первоначально завоеванные и подчиненные легионами, местные народы продолжали строить римские города и виллы и жить жизнью римлян в собственных общинах. Это произошло не за один день, тем не менее относительно быстро (в течение двух — четырех поколений), если говорить об империи, история которой продолжалась 450 лет. Следует подчеркнуть, что новые подданные вместе с прочим усваивали и общеизвестные достоинства латинского языка. Не только немногие из богатейших людей посещали занятия в образовательных учреждениях метрополии — их можно сравнить с индийскими князьями в Итоне или представителями азиатской элиты в Гарварде или Массачусетс ком технологическом институте, — точные копии таких заведений создавались в провинциях. Со временем их преподаватели становились знатоками такого уровня, что, как в случае с Авзонием, провинциалы могли наставлять людей из метрополии.
Этот изумительный прогресс изменил того, кто подразумевался под римлянином. Ведь одна и та же политическая культура, стиль жизни и система ценностей установились более или менее на огромной территории от Адрианова вала до Евфрата, и ее обитатели по закону являлись римлянами. «Римляне» представляли собой теперь не узко понимаемый этноним, а целостную культурную общность, доступ в которую был теоретически открыт любому. Отсюда вытекает наиболее важное следствие того, что империя удалась: новые римляне, став таковыми, оказывались вынуждены утверждать свое право на участие в политической жизни, чтобы обрести блага, которые давала доля власти в таком огромном государстве. Еще в 69 г.{44} вспыхнуло большое восстание в Галлии, одной из причин которого явилось осознание новой идентичности. Восстание потерпело поражение, однако к IV в. баланс сил изменился. В Трире Симмаху недвусмысленно дали понять, что «лучшей частью человечества» является не только сенат, но и цивилизованные римляне по всей империи.
Глава вторая
Варвары
В 15 г. н. э. римская армия под командованием Германика Цезаря, племянника правившего тогда Тиберия, достигла Tetobergiensis Saltus (ныне Тевтобургский лес в 300 километрах к северо-востоку от Трира). За шесть лет до того три полных римских легиона под руководством П. Квинтилия Вара, насчитывавших вместе со вспомогательными отрядами, вероятно, 20 тысяч человек, были уничтожены в одной из самых знаменитых битв древности.
«Они вступают в унылую местность, угнетавшую и своим видом, и печальными воспоминаниями. Первый лагерь Вара большими размерами и величиной главной площади свидетельствовал о том, что его строили три легиона; далее полуразрушенный вал и неполной глубины ров указывали на то, что тут оборонялись уже остатки разбитых легионов: посреди поля белели скелеты, где одинокие, где наваленные грудами, смотря по тому, бежали воины или оказывали сопротивление. Были здесь и обломки оружия, и конские кости, и человеческие черепа, пригвожденные к древесным стволам. В ближних лесах обнаружились жертвенники, у которых варвары принесли в жертву трибунов и центурионов первых центурий. И пережившие этот разгром, уцелев в бою или избежав плена, рассказывали, что тут погибли легаты, а там попали в руки врагов орлы; где именно Вару была нанесена первая рана, а где он нашел смерть от своей злосчастной руки и обрушенного ею удара; с какого возвышения произнес речь Арминий, сколько виселиц для расправы с пленными и сколько ям было для них приготовлено»{45} .
Бойня была делом рук коалиции германских вождей во главе с Арминием, предводителем херусков, небольшого племени, жившего между реками Эмс и Везер, что на территории нынешней Северной Германии. Древнеримские источники, в которых описывалось поражение, были заново открыты и стали более широко использоваться в XV и XVI вв. латинистами, и Арминий, более известный как Hermann (Герман) — делатинизированная форма его имени, с этого времени сделался символом германской государственности. С 1676 по 1910 г. было создано ни много ни мало семьдесят шесть опер, прославлявших его подвиги, и в XIX в. огромный памятник в его честь поставили рядом с небольшим городом Детмольдом в центре того, что сейчас называется Тевтобургским лесом. Первый камень в его основание заложили в 1841 г., а открытие монумента состоялось в 1875 г., через четыре года после разгрома Бисмарком Франции и объединения немецкоязычного мира Северной и Центральной Европы под властью прусской монархии. Двадцативосьмиметровая медная статуя Германа стоит на каменной базе такой же высоты, а сама она находится на вершине четырехсотметрового холма. Сооружение напоминало о том, что успех осуществленного в XIX в. объединения Германии был повторением происшедшего в римскую эпоху.
На самом деле памятник Арминию стоит не в том месте, где произошла битва. Название «Тевтобургский лес» лесистая местность вокруг Детмольда впервые получила в XVII в., поскольку люди стали строить догадки по поводу локализации знаменитого сражения древности. Благодаря некоторым
