задрожал, понимая, что он один выжил, и теперь его черед.
ДПСник поднял глаза на Алексея, криво ухмыльнулся волком и стал медленно поднимать ружье.
Алексей почувствовал, как намокло у него в штанах.
– Я же только просил тачку убрать!!! – прохрипела старая лысина.
Он сунул дуло ружье в рот, и дернул курок. Голова его дернулась, выталкивая комету-пулю со шлейфом кровавых брызг.
– Час от часу не легче. Теперь какой-то дешевый триллер. Щелкни поприличнее!
ШЁЛК
Пропела труба в чаще леса, и задрожала земля, срывая с деревьев желтые листья. Сквозь ночной полусумрак проступили пять десятков рыцарей верхом на лошадях, закованные в броню.
Где-то в вершине заухал филин и сорвался свечкой к земле, норовя ухватить почуянного подземного обитателя.
Рыцари галопировали сквозь лес, прорываясь, словно стадо диких зверей, срывая и ломая все на своем пути. На опушке леса их поджидала засада. Пролаяли трубы. И в небо вспорхнула стая стрел, опавшая на вылетевший из леса отряд. Стрелы отскакивали от брони, как горох, но две нашли свой приют. С пронзенным горлом пала лошадь, выбрасывая седока через голову. Рыцарь с роскошным хвостом на квадратной банке шлема дернулся из седла с пробитой грудью. Стрела вошла между пластин панциря.
На холме над опушкой стояли двое пеших железных рыцаря. Головы их были обнажены. Шлемы они держали в руках, и по изящным роскошным перьям плюмажа и тщательно выписанным гербам на щитах, притороченных к сёдлам лошадей, которые паслись в отдалении под присмотром оруженосцев, можно было судить о высоком происхождении наблюдателей.
Одноглазый граф Рэдиссон заунывно зевнул и произнес, обращаясь к стоящему рядом рыцарю:
– Вы только представьте себе, благородный дон Ренато, вчера мой повар принес мне плохо прожаренное седло барашка.
– И что вы сделали с этим наглецом? Я не сомневаюсь, что по вашему приказу, граф, ему отрубили голову, – вяло поинтересовался молодой рыцарь с бульдожьей челюстью и шрамом через лицо.
– Ошибаетесь, благородный дон Ренато. Берите сильнее, – преисполненный гордостью отвечал одноглазый граф Рэдиссон.
– Неужели вы его повесили, а его жена грела вам ночью постель? – изобразил удивление благородный дон Ренато.
– Опять мимо, благородный дон Ренато. Мимо. Я думал, вы более меткий, – хохотнул от удовольствия одноглазый граф Рэдиссон.
У их ног кипело сражение. Верх брала то одна, то другая сторона, но тут же теряла преимущество. Гибли люди. Ревели в предсмертной агонии кони. К вершине холма взлетела стрела, пущенная снизу, и вонзилась в пенек у ног одноглазого графа Рэдиссона, который и не заметил ее появления.
– Так что же вы сделали с ним, граф? Не томите душу. Расскажите, – просил благородный дон Ренато.
– Я прочитал ему пять своих канцон, написанных за последнее время, – разгоготался одноглазый граф Рэдиссон.
– Вы шутите, граф? – не зная, смеяться ему или нет, осторожно спросил благородный дон Ренато.
– Да нет, почему же. Я абсолютно серьезно, – возразил одноглазый граф Рэдиссон и расхохотался. – Да шучу я, конечно, благородный дон. Шучу. Я заставил моего повара съесть целого сырого барашка. А затем посадил голым задом на острие меча.
– Достойное наказание для нерадивого повара, – одобрил благородный дон Ренато.
Вторая стрела взлетела к вершине холма и вонзилась в пенек, расщепив первую стрелу.
– Почему вы поддерживаете Ланкастеров, благородный дон Ренато?
– Потому что ненавижу Йорков, граф.
– А почему вы ненавидите Йорков, благородный дон?
– Потому что поддерживаю Ланкастеров, граф.
– Хорошо, что мы перехватили этот отряд йоркцев. Надо же, благородный дон Ренато, какие наглецы. Посмели шастать в наших лесах.
Бой на опушке у подножия холма затихал. Рыцари как с той, так и с другой стороны, опускали мечи и поднимали забрала шлемов, недоуменно тряся щитами.
– Да что у них там стряслось? Что они мешкают? – разнервничался одноглазый граф Рэдиссон.
Третья стрела ударила благородного дона Ренато в лоб. Он выдохнул шумно и железным ломом рухнул под ноги одноглазому графу Рэдиссону, который, не обратив внимания на потерю товарища, всматривался внимательно в рыцаря, взбиравшегося на холм.
– Почему остановлен бой? – гневно высверкивая глазами, спросил одноглазый граф Рэдиссон гонца, остановившего коня в метре от командира.
– Потому что мы сражаемся со своими, – не снимая шлема и не поднимая забрала, доложил рыцарь.
– Что значит – со своими?
– Это не йоркцы, а отряд ланкастерцов.
– Силы небесные, – взревел одноглазый граф Рэдиссон и водрузил свой шлем на голову. – Надо же, опять обознались!!!
– Я так люблю программы про средневековье. И, как всегда, не везет, попадаю на самый конец. Пощелкай, сынуля, что там по другим каналам?
ЩЁЛК … ЩЁЛК …
– Опять пульт заел, – шипящий детский голос. – Подожди, попробую другим щупальцем!
ЩЁЛК
Пространство вокруг дрожало от гула насекомых. Мбонга Иль Рауне сегодня впервые ощутил стыд перед девушкой. И прикрыл своего Младшего Брата листом хлебного дерева, заливаясь густой чернотой. Изумрудные джунгли остались далеко позади, а болото, дышащее туманом и насекомыми, простиралось до самого горизонта, и к восходу Бледного Брата Жаркого Желтого Лика Мбонге нужно было достигнуть деревни своей невесты, где ему предстояло прожить в ее семье месяц, в то время как она будет жить в его семье. Этот обряд, заведенный еще Лунати А-Кхана, первым человеком на земле, не нарушался ни разу. А спустя месяц две деревни – две семьи будут праздновать совместно свадьбу на болотах, даровавших людям жизнь, после чего девушка должна выбрать, где предстоит жить им – в деревне ее родителей или родителей мужа.
Мбонга Иль Рауне поправил на спине колчан со стрелами, оперёнными перьями птицы Джондже, и перепрыгнул с кочки на кочку, поднимая глаза к серым грязным тучам, расплодившимся над болотом, и желтому столбу дыма, клубящемуся от горизонта к Жаркому Желтому Лику. Мбонга Иль Рауне знал, что желтый дым принадлежит поселению белых людей, которые несчетное количество лун назад пришли по волнам Великого Ко и поселились на берегу, куда больше ни один потомок Лунати А-Кхана не ступил ногой. Мудрые говорили, что белые люди построили там страшные машины, которые тянутся к Жаркому Желтому Лику, чтобы навеки погасить его. А Лути Иль Мауни, товарищ по играм детства, которому только в будущем году предстояло пройти обряд посвящения в воины, утверждал, что многие потомки Лунати А-Кхана ушли к белым людям, но так никогда и не вернулись. Мбонга Иль Рауне не верил Лути Иль Мауни.
Из желтого дыма с низким гудением вынырнула стальная птица, служащая белым людям, и медленно проплыла над головой Мбонга Иль Рауне. Брюхо птицы раскрылось, и она выронила несколько своих яиц, которые с устрашающей скоростью понеслись к земле.
Пространство вокруг Мбонга Иль Рауне изменилось, ожило и расцвело огненными лепестками. Падая, Мбонга Иль Рауне подумал, что это от Жаркого Желтого Лика откололись кусочки и решили поселиться на земле. Лунати А-Кхана предупреждал народ Иль, что однажды случится подобное.
Лежа на мокром холодном мхе, Мбонга Иль Рауне видел, как из кустов вынеслись железные жуки, которыми управляли белые люди, и понеслись по болоту. Вспомнилось, как Лути Иль Мауни говорил, что любимое развлечение белых людей – устраивать сафари. Сафари на языке Иль означало – поедать мертвых, и Мбонга Иль Рауне никак не мог взять в толк, как белые люди могут получать удовольствие от этого пускай и священного, но противного ритуала.
