Питер, Дик, Бонер…
Мужчины поморщились. Она не знала, что вызвало их возмущение – ее замечание или ее грубость, однако уже не первый раз убеждалась, что лучше разговаривать с мужчинами, не стесняясь крепких выражений.
Бенор запротестовал первым:
– Эй, мое имя произносится вовсе не так.
Феррама отставил в сторону фужер. Его ноздри раздувались от возмущения:
– Возможно, подобная вульгарность может произнести впечатление на ваших коллег с Уолл-стрит, но здесь она выглядит неуместной. В моей стране только путаны, уличные женщины, могут позволить себе цельности в выражениях. Прислушайтесь к моему совету: если вы имеете дело с мужчинами, это не означает, что надо говорить с ними на их языке.
Синтия сжалась, но лишь на секунду. Она приняла вызов и резко ответила:
– Я прошу прощения, если моя манера высказываться прозвучала оскорбительно для вашего нежного слуха, ваше высочество. Но, честно говоря, мне плевать. Я не новичок в этом жестоком мире, каковы бы ни были ваши претензии к моим манерам. А относительно вашего совета… Позвольте отблагодарить вас ответным. Как говорила моя бабушка-ирландка… Господи, упокой ее душу… Она была уважаемой женщиной, к которой приходили на поклон все деревенские жители…
– О какой деревне речь? – вкрадчиво вмещался Альварез. – Я думал, что вы из Чикаго.
– Окрестности Чикаго – это большие деревни, – отмахиваясь от вопроса адвоката, ответила Синтия и повернулась к принцу, который поставил под сомнение ее хорошее воспитание. – Как я уже упомянула, моя бабушка была настоящим кладезем народной мудрости. И в вашем случае она бы сказала: «Не позволяй своему языку перерезать собственное горло».
Феррама прищурился и заявил:
– К пословицам и поговоркам в моей стране совершенно особое отношение, уверяю вас. Мне даже пришло на ум одно древнее испанское высказывание: «Нет ничего острее, чем женский язык».
– Не надо протягивать руку, если не уверен, что успеешь ее отдернуть, – выпалила она.
– Не показывай зубы, если не собираешься укусить, – с улыбкой парировал он, наслаждаясь словесной дуэлью.
– Бойся рогов быка, зубов пса и улыбки подлеца.
Он улыбнулся еще шире.
Это просто смешно! Зачем она позволила втянуть себя в бессмысленную словесную перебранку? Во всем, наверное, виновата ее ирландская кровь. Ни один ирландец не упустит возможности поучаствовать в споре.
Синтия глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
– Давайте забудем о наших философских разногласиях, Феррама. Обстоятельства таковы, что оскорбления в мой адрес могут стать для вас непозволительной роскошью.
– Вы угрожаете мне, мисс Салливан?
– Как аукнется…
Ее реплика вызвала дружный стон мужчин.
– Послушайте, принц…
– Называйте меня П. Т.
– Называйте меня мисс Салливан или своим самым страшным сном, – резко оборвала она его, – но только помните одно, Феррама: вы заинтересованы в том, чтобы я чувствовала себя счастливой, а не наоборот.
– Неужели?
Феррама ответил ей, нарочито растягивая слова, и одарил ее улыбкой, в которой сквозило неприкрытое мужское желание.
Она догадалась, что он говорит не о возникших между ними финансовых противоречиях.
– Как на испанский переводится «сексуальные домогательства»? – с милой улыбкой спросила она.
– Бог ты мой! – вскричал Альварез.
Феррама, нисколько не обескураженный происходящим, улыбнулся и ответил.
– Стоп, стоп, о чем речь? Разве я вас хоть пальцем тронул?
В его глазах мелькнул озорной огонек. Судя по всему, он был не против более близкого контакта. Не иначе.
Синтия предалась мечтаниям. Как романтично могло бы все сложиться! Но тут же одернула себя. О чем она думает? Она склонила голову, собрала в кулак всю свою волю и пояснила:
– Говоря о вашей заинтересованности в моем добром расположении, я имела в виду, что если вы хотите, чтобы корпорация заработала планируемые десять миллионов при цене акций по пять долларов за штуку на фондовом рынке, что сулит вам семнадцать процентов дополнительной прибыли от превращения инвестиций в капитал, то мы должны оперировать совершенно другими суммами. Или я ошибаюсь?
Ее собеседники не могли скрыть охватившего их изумления. Она лишь пробежала глазами документ, и что же? Это позволило ей с легкостью произвести все необходимые вычисления, хотя дело касалось семизначных чисел. Да, фотографическая память уже не раз оказывала ей неоценимую услугу. Феррама пришел в себя первым.
