— Какой была ваша жена?
Рыба-попугай задевает стенку пристани. Вода прозрачна, как стекло. Хикари делает вдох.
— Молодой. Из Такамацу. Прожила здесь пятнадцать лет. А потом захотела вернуться. У нее была мечта открыть свою школу. По профессии она учительница.
— А вы не захотели уезжать.
Где-то звонко смеется ребенок.
— Она бросила меня сразу же после рождения Ирэн. Я не мог вести такую жизнь, какую ей хотелось. — К наживке поднимается окунь. Хикари смотрит на него. — Это моя вина. Не следовало мне жениться на ней.
— Вы еще любите ее?
— Конечно. — Что-то клюет. Хикари подсекает рыбу машинально, чуть ли не до того, как погрузился поплавок. Плавно вращая катушку спиннинга, вытаскивает маленький блестящий серебристый груз. — Кэтрин, почему вы искали эту вещь?
На швартовых тумбах сидит парочка, они едят жареного осьминога и пьют кока-колу.
Мимо проходят растолстевшие мужчина с собакой. Я жду, пока они не отойдут подальше.
— Потому что хотела ее. Я не лгала. Я ни на кого не работаю.
— Знаю. — Хикари легко снимает рыбу с крючка. Бросает в ведро. Я не спрашиваю, откуда он знает. Рылся ли он в моих вещах. Сейчас это так мало значит, что я была бы довольна, если б так оно и было. — Не много же доставила вам радости эта вещь.
— Должна признать, да. — Я сматываю леску. Забрасываю снова. — Может, она была проклята еще до того, как я стала ее искать.
— Нельзя ведь, в конце концов, заниматься этим вечно.
И он смотрит на меня, хмурясь от солнца, улыбаясь, пока я не улыбаюсь в ответ.
Он все утро читает. Я вижу его из кухонного окна, одного, там, где начинаются дюны. Наливаю в стакан виски, добавляю льда, выхожу и подсаживаюсь к нему.
— Что читаете?
— Одну историю.
Хикари сидит в траве, привалясь спиной к песчаному холмику, с книгой на коленях. Берет стакан, благодарно кивает. Виски японское, дешевое и обжигающее. Вода выявляет его сладость.
— Никогда не увлекалась историями.
— Почему?
— Не было на них времени.
— Ваша жизнь полна историй.
Я улыбаюсь, чуть сдержанно.
— И на них у меня нет времени.
Хикари закрывает книгу.
— Это история Гильгамеша. Она происходит в тех местах, откуда родом мой дедушка. Очень древняя, ей пять тысяч лет. Она уже была давней ко времени появления «Одиссеи». Древнее Библии.
Я беру у него книгу. Текст японский, множество вставок. Латинскими буквами, арабскими. Почти знакомые мне названия — Ниневия, Ур. Усаживаюсь. Вдали за бухтой вижу возвращающийся в Тосу прогулочный катер.
— И что там происходит?
— Царь Гильгамеш теряет ближайшего друга. Впервые испытывает страх смерти. И отправляется на поиски бессмертия.
— Это все?
— Нет. — Хикари улыбается. Ветер шевелит листы книги. — Он сражается со львами, спускается в подземный мир, встречается с умершими. Обычные похождения царя-героя.
Я жадно глотаю виски, оно движется по пищеводу к пустоте в желудке.
— Почитайте мне.
— Если хотите.
Я отдаю ему книгу. Хикари раскрывает ее. Голос у него такой тихий, что я вынуждена податься ближе.
Вынес стол большой, деревянный,
Сосуд из сердолика наполнил медом,
Сосуд из лазури наполнил маслом,
Стол украсил и для Шамана вынес.
Страницы шелестят в его руках. Время идет. Лед позвякивает в моем стакане. Разглядываю его лицо, пока есть такая возможность. Жесткий горбоносый профиль.
По дороге Шамана стопы он направил.
Первое поприще уже прошел он —
Темнота густа, не видно света.
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
Второе поприще уже прошел он —
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
Третье поприще пройдя, он вспять возвратился.
В высоком небе проносится ласточка. Я моргаю. Ощущение такое, будто была в полудреме. В голове боль. Негромкий голос Хикари звучит ритмично.
Четвертое поприще уже прошел он —
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
Пятое поприще уже прошел он —
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
— Хватит, — говорю я. Голос мой звучит нетвердо. Пытаюсь подавить чувство беспокойства. — Дальше можете не читать. Мне не нравится.
Шестое поприще уже прошел он —
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
— Хикари.
Его имя непривычно моему языку. Кожу покалывает. Ласточка снова пролетает над нами. Ныряет вниз.
Седьмое поприще пройдя — он прислушался к мраку.
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
Восьмое поприще пройдя — в темноту он крикнул.
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
— Хикари…
Внезапно к глазам подступают слезы, в груди поднимается отчаяние. Мужчина рядом со мной по- прежнему негромко читает, опустив голову.
На девятом поприще холодок он почуял, —
Дыхание ветра его лица коснулось, —
Темнота густа, не видно света,
Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть.
На десятом поприще стал выход близок, —
Но как десять поприщ поприще это.
На одиннадцатом поприще пред рассветом брезжит.
