французских беженцев. Рынок был насыщен, и камни шли за бесценок. У беженцев не было ни дома, ни еды, лишь холодные бриллианты. Но покупать дешево и продавать дорого никогда не считалось преступлением. Если у Филипа и были какие-то неприглядные тайны, то компания крепла благодаря им.
Французские бриллианты принесли фирме состояние. Те, которые Филип использовал для украшений, прославили ее, но последние из тех камней давным-давно исчезли. Основатели забрали их с собой. Старое Масло покинул фирму богатым, но Филип Ранделл переплюнул его. Десять лет назад он умер, завещав на сторону миллион с четвертью фунтов. Оставив компанию на мели.
Он с каждым годом все меньше походил на дядю. Какое-то время они были похожи, как братья, Эдмунд и Филип. Лица их были морщинистыми, горбоносыми. Черты четкими, как вытравленные кислотой изображения. Но когда Филип состарился, глаза его стали моложе, чем лицо. Эдмунд знал, что не может похвастаться тем же. В этом была повинна неудача в делах. Упадок тянулся долго. Сидящему одиноко в темной комнате Эдмунду хотелось, чтобы все скорее кончилось, чтобы фирма обанкротилась навсегда.
Патроном дяди он стал еще молодым, в сорок четыре года, когда и он, и компания находились в расцвете. Теперь ему казалось, что он чувствовал запах ее гнили в ночном воздухе. Дело рук Филипа. В демонстрационном зале и мастерских стояла тишина. На столе продавца подле него лежал заказ, ждущий исполнения. Перечитывать его Эдмунду не было нужды.
Ему хотелось, чтобы с делами было покончено. Сидя в темноте, Эдмунд закашлялся, сухой звук огласил душную комнату. Он знал ее как свои пять пальцев. Ювелир без драгоценных камней, обитающий в мавзолейной тени собора Святого Павла. Он думал о камнях, как Залман. Как Кэтрин, закрывал глаза и представлял себе бриллианты.
— Мистер Ранделл.
Он проснулся мгновенно и, не открывая глаз, стал прислушиваться. У него это получилось непроизвольно, как симуляция глухоты, для того что-бы слышать, что говорят за его спиной и кто говорит. Снаружи доносились звуки утреннего уличного движения. Поближе слышалась болтовня продавцов и подмастерий. Говорили они вполголоса, Эдмунд отметил это. Было слишком позднее время для сна, мастерской следовало открыться несколько часов назад. «Они ждут меня, — подумал Ранделл. — Я — дремлющий в кресле старик». Он продолжал прислушиваться, сам себе осведомитель, пока тот же голос не окликнул его снова:
— Мистер Ранделл?
Голос звучал слишком уж близко. Льстиво и настойчиво. Эдмунд терпел его семь лет.
— Мистер Бридж.
Эдмунд открыл глаза, уголки его губ искривились. Незнакомый человек счел бы, что он улыбается. Джон Гоулер Бридж отступил назад.
— Извините, у меня не было намерения… Вы спали, сэр?
— Спал? С чего вы взяли?
— Как скажете…
Эдмунд наблюдал, как он колеблется. Джон Бридж с его коричневым бархатным сюртуком и глазами ищейки. «От него пахнет маслом, — подумал Эдмунд. — Старым маслом и страхом. Протух от многолетнего подобострастия».
В комнате было необычно темно. Эдмунд поднялся, хрустнув суставами, и отодвинул траурные драпировки. Заставляя торговца ждать, как ему и положено. Вверху на склоне холма высокие дома Лудгейта находились в тени собора Святого Павла. Стены его были покрыты длинными потеками грязи, купол вздымался в желтеющий вверху воздух города. Улицы внизу были заполнены людьми. Возле церкви Святого Мартина упала лошадь угольщика, вывалив антрацит в канаву. Толпа дралась за него, словно несчастный случай сделал уголь общей собственностью.
Эдмунд приник к окну.
— Взгляните на них.
— На кого, сэр?
— На толпу. Неотесанную толпу.
Он прошептал последние слова. Отражающийся в стекле Бридж приподнял брови.
— Все покупатели.
— Покупатели? Им не по карману приобрести у нас хотя бы еврейскую ложку. Они всего-навсего город, а город — это лжец, мистер Бридж. Он пытается внушить нам, что между нами есть нечто общее. Что по сути своей мы одинаковы. Посредственность и серость находят в этом утешение. Я нет. — Он отошел от окна. — Мистер Бридж, у вас такой вид, будто вы собираетесь обделаться.
— А! Я хотел бы обсудить кое-что с вами, сэр, если можно.
— Говорите.
— Я рассматривал наш заказ, сэр.
Эдмунд кивнул:
— Вы произвели его оценку. И что же?
— Мы не сможем его выполнить. У нас недостаточно денег и материалов. Даже если бы можно было купить лучшие камни. У наших конкурентов запасы лучше. Они проворнее…
— Угу. Тогда мы возьмем плату авансом. Как бы то ни было, заказ достался нам, а не кому-то еще. И я не допущу, чтобы он ушел к какому-нибудь своднику-выскочке из Уэст-Энда.
— Безусловно. Но я поговорил с канцлером и мистером Свифтом, хранителем регалий. Аванса не будет. Однако, — Бридж бросил взгляд на дверь задней комнаты, — дело обстоит тоньше — ее величество может предоставить нам пустые остовы нескольких старых церемониальных корон.
— В виде оплаты? Сколько?
— Три. В виде частичной оплаты. Разумеется, от нас будут ждать, что мы сохраним эти остовы. Не продадим их, к примеру, для покупки новых камней.
— Тогда мы одолжим деньги.
Эдмунд вернулся к креслу и сел, плотно сжав от волнения губы. Когда он поднял взгляд, Бридж держал заказ в руке.
— Вы прочли его?
Эдмунд бросил на него сердитый взгляд.
— Конечно, прочел.
— Нужно изготовить сто семь новых вещей. Сделать пятьдесят семь подновлений. Доработать имперскую церемониальную корону. Меч для жертвоприношений. Перстень с рубином. Двенадцатиунцевый золотой клин. Трость из черного дерева с золотым набалдашником и ободками. Двадцать золотых планок, пять диадем, пять подушечек, семнадцать значков…
— Я сказал, мы одолжим деньги.
— Двенадцать сафьяновых сумок, восемь ожерелий, двенадцать новых соверенов, одну серебряную чашу, переставить все бриллианты и драгоценные камни со старой короны на новую…
— Хватит!
Эдмунд вскочил быстро, как юноша. Подался к партнеру. Но не успел он заговорить, как дверь мастерской открылась. Продавец с напудренными волосами шагнул было вперед, поднял взгляд и попятился обратно. Не успела дверь закрыться, как Эдмунд крикнул:
— Мистер Беннет!
— Сэр?
Продавец вошел снова. Молодой, тщедушный. Эдмунд попытался вспомнить, не доводится ли он ему родственником. Теперь они были повсюду, симптомы приближающегося краха фирмы: свойственники племянников, их родня, троюродные родственники свойственников. Все тщедушные. Эдмунд разговаривал с ними, как и со всеми. Продавец смотрел на дверь так, словно она могла захлопнуться, подобно мышеловке.
— Снимите драпировки и открывайте. Давно уже пора заниматься делом. — Он направился к задней двери. — И вот что, мистер Бридж. Заказ мы выполним. Сделайте его переоценку. Где мистер Лис?
Эдмунд выкрикнул эту фамилию, когда вышел из магазина в мастерскую — из фасадной части фирмы во внутреннюю. Вены на его шее набухли. Справа находились кабинеты, а прямо, несколькими ступенями ниже, полуподвалы мастерских. Там не было никакого уюта, ничего мягкого. «Только то, что способно обтачивать
