Он справился с этим движением с той же свободной бесцеремонностью, с какой носил лосины и разговаривал. Он все больше будил в ней любопытство. Не актер ли он из какого-то театра?
У него были чистые ногти. Средние фаланги длинных пальцев, которые управлялись с ней с деликатной, но твердой уверенностью, была покрыты светлыми волосками. Он не осторожничал с ней, как с куклой, но и не сжимал слишком сильно.
Было очевидно: в том, что касается женского тела, он очень опытен. Это заставило ее вообразить, как его руки скользнули по ее спине и легли на бедра. Из-за того, что они с Джейкобом были разного роста, если бы она встала перед ним и эти руки сомкнулись бы вокруг нее, прижимая крепче, как ей бы хотелось, ощущение было бы уютным и провоцирующим. А его горло под ее губами было бы теплым, и он доверчиво откинул бы голову. Предлагая. Подчиняясь.
Не сходит ли она с ума? Она встретила этого человека пять минут назад. Она знала себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ее реакция на этого мужчину слишком сильна, даже с учетом жажды крови и секса, которую она испытывала перед тем как войти в эту дверь. Видимо, Томас перед смертью был очень болен. Но настолько ли, чтобы превратно судить? Чтобы его могли принудить сделать нечто, чего он не хотел? Кто-то нашел его, несмотря на все ее усилия, и Джейкоб — ловушка?
Она сузила глаза, как ястреб, высматривающий добычу.
— Не могу поверить, чтобы Томас сделал что-то подобное.
— Он не имел в виду... Он...
— Я знаю, как относился ко мне Томас, — фыркнула она. — А о тебе я ничего не знаю.
— Рекомендация Томаса...
— Почему ты захотел стать человеком-слугой? Ты бежишь смерти?
Джейкоб слегка улыбнулся, но тут же сообразил, что не стоило этого делать. Его предупреждали, что настроение Лиссы меняется стремительно и бесповоротно.
В мгновение ока какая-то сила подняла дыбом волоски у него на шее.
— Понимаешь ли ты, смертный, что я могу разорвать тебя на части? Выдрать твои потроха и выпить кровь, покуда ты будешь давиться своим последним вздохом? Не шути со мной и не ври, а то это будут твои последние слова!
Джейкоб поднял взгляд и увидел, что ее глаза обрели красноватый оттенок, а пухлая губа поднялась, обнажая клыки. Она утрачивала человеческий облик.
Разумный человек убрал бы руки. И отлетел бы футов на сто. Но Джейкоб знал, что тогда настанет конец игры.
— Я знаю, что вы можете меня уничтожить, — тихо сказал он, глядя в пол. — Причины, по которым я хочу стать вашим слугой, очень личные, миледи. У меня не так подвешен язык, чтобы объяснить их, как вы желаете. Но я могу проявить себя, если вы дадите мне такую возможность.
Произнести все эти слова ровным тоном потребовало геркулесова усилия, как и перенести внимание на ее лицо и выдержать, не поморщившись, этот неестественный взгляд, хотя все его, мышцы напряглись в невольной готовности, совершенно бесполезной в том случае, если бы вампирша решила нанести удар.
— Я подозреваю, что если бы вы действительно собрались оторвать мне руки-ноги, вы бы не тратили время на угрозы.
— Может, я питаюсь страхом.
— Есть другие, более приятные трапезы, которые я могу вам предложить.
Подчиняясь секундному порыву, Джейкоб наклонился и приложил губы к ее ноге.
Маленькая, тонкокостная, холодная. Как мамин фарфор. Когда он был ребенком, ему запрещали его трогать. Став мужчиной, он научился обращаться с хрупкими вещами, наслаждаясь ощущением, что может уберечь их от повреждения.
Несмотря на ее нечеловеческую силу, Джейкоб думал о ней как о хрупком существе. Он знал много грозных женщин, с вампирьей силой и без. И все они нуждались в любви.
Его дама располагала весьма значительными оборонительными сооружениями по причинам, которые он отлично знал. И все же ему казалось, он может пробиться к темному центру ее души.
Несчетные разы он просыпался посреди ночи, весь потный, и у него, как у подростка, были поллюции — от снов про Лиссу. Одного ощущения Лиссы в его объятиях было бы довольно. И он позволил этому желанию управлять собой.
Томас ничего не преувеличивал, даже того, как она резко превращается из надменной богини в безжалостную колдунью. Он хотел умилостивить ее, растопить лед ее одиночества.
Итак, он добрался губами до внутренней стороны ее ступни, попробовал на вкус, проведя языком по изгибу, уткнулся в подошву. Когда она поставила вторую ногу ему на плечо, он вообразил, что она собирается отпихнуть его. Но подняв глаза, увидел, что она замерла и смотрит на него. Повернув голову, он провел волосами по лодыжке, потом приложился ртом к икре.
Газовые края юбки задели его лоб. Его ноздри расширились, он почуял ее ответ.
Он не подавлял мужскую страсть, которая заставляла его прихватывать зубами колено, потом бедро Лиссы. Она выгнулась, охнула при более жестком щипке, и он повторил его, оставив на коже легкий след зубов. Ее вторая ступня сдвинулась, опустилась ему на ляжку — он так и сидел на корточках перед ней. Затем, не удовлетворившись, она просунула ногу под его рукой, согнула колено, так что ее нога теперь притягивала его. Он не торопился, продвигаясь по миллиметру. Легкая ласка языком, засос, покусывание до отметин, во рту вкус ее плоти, женственной шелковистой кожи.
Инструкция Томаса вспомнилась не ко времени. Джейкоб не спрашивал позволения у женщин, чтобы доставить им удовольствие. Он понимал намеки их тел, вздохов, сжимающихся пальцев. По реакции Лиссы он чувствовал агрессивную потребность доказать, что может завладеть ее чувствами. Возможно потому, что она бросала ему вызов, как ни одна женщина до сих пор. А может потому, что наперекор поучениям Томаса, ощутил: ей нужно, чтобы он попытался одержать над ней верх. Но на сей раз он все же последовал указаниям Томаса. По-своему.
Он заставил себя поднять на нее взгляд.
— Моя леди, вам не нужно рвать меня на куски, чтобы уничтожить. Просто не позвольте мне вкушать ваш аромат. Можно, я доставлю вам удовольствие?
Он уже доставлял ей удовольствие, и на стольких уровнях, что Лисса думала только о том, чтобы его губы не тратили время на слова. Но та часть ее, которая до сих пор угрюмо цеплялась за остатки здравого смысла, получила подкрепление при таком прямолинейном свидетельстве Томасовой науки. Она подозревала, что ответ очевиден, поскольку ее взгляд соскальзывал от его голого торса к твердому и внушительному доказательству его желания, явленному меж разведенных бедер. Его член был длинным жестким выступом, и его сдерживала только туго натянувшаяся ткань.
— Поцелуй мое лоно, Джейкоб, — тихо сказала она. — Докажи, что хочешь стать моим рабом.
Большинство людей-слуг были не в восторге от этого слова — «раб», но именно оно было самым точным. Навсегда связанный служением госпоже, подчиненный клятвой служить во всем, чего бы ни требовала госпожа — слуга не мог бы отрицать истинную природу своей роли. Она намеренно употребила это слово, заметив, как его взгляд сверкнул вспышкой сопротивления. Но в тот момент, когда она уже собиралась оттолкнуть его, его голова была уже у нее под юбкой, а язык — возле намокших от возбуждения трусиков.
— Ваниль, — промурлыкал он. — Пудра. Духи. Какой нежный аромат, миледи...
Его хриплый голос приглушала ткань, наброшенная на его широкие плечи. Лисса положила ноги на эти плечи, утвердив пятки на склоненной спине. Руками она вцепилась в подлокотники, не решаясь его обнять, это было бы слишком. Прошло два года с тех пор, как она позволяла мужчине вот так ее трогать. Это просто желание, оно бесконтрольно прорвалось наружу, поскольку слишком долго подавлялось. Теперь ей хотелось, чтобы он продолжал говорить. Ирландский акцент становился тем сильнее, чем больше Джейкоб возбуждался.
