задыхающемуся другу, пытавшемуся выбраться из воды.
Дипломатия. Джейкоб сумел надеть на лицо маску спокойствия, повернулся к австралийцу, хотя по выражению его лица и подозревал, что недостаточно сумел скрыть свою бешеную ярость и желание убивать.
— Итак, выпивка…
— Берегись! — рыжий мужчина крикнул это мгновением позже того, как Джейкоб почувствовал опасность и развернулся. Этот разворот не дал острию вонзиться ему в почку. Вместо этого оно прошло через мышцы бедра, с легкостью их разрезав, — острие было острее бритвы.
Он успел увидеть яркую струю крови — Малачи задел крупную артерию. Но эту мысль тут же поглотила сильнейшая жажда крови, — он знал, что к его чувствам примешивались ее. Причем, скорее всего, большинство из них принадлежали именно ей.
Малачи и викинг вместе опрокинули его в воду, ему приходилось бороться, пытаясь контролировать переполнявшие его эмоции, которые ему не принадлежали, и смирять свою собственную ярость. Госпожа?
Убей его.
У каждого человека есть неприкосновенный запас примитивной ярости. Этому он научился, сражаясь рядом с Гидеоном. Когда до него доходит дело, страх исчезает, остается только кровь. Вдохновленный реакцией госпожи, он двигался почти инстинктивно. Острый привкус ярости в ее ответе подтвердил, что в его крови кипели, как в реакторе, ее чувства. Теперь он понял, почему она требовала такого сильного подчинения и уважения. Если бы он обернул десятую долю ее ярости против своих противников, никто из них не пережил бы этого.
Вскочив, он схватил древко и выкрутил его. У Малачи не было возможности отпустить его, он вскрикнул от боли в сломанном запястье, а Джейкоб сильным ударом в лицо сломал ему нос.
Его зрение начало затуманиваться, ноги немели. Не смей, прорычал Джейкоб про себя, обращаясь к своему ослабевшему телу. Не раньше, чем мы выполним волю госпожи.
Он избавился от викинга, еще раз ударив в горло и сломав его. Джейкоб подобрал дротик и направил его на Малачи, который на заплетающихся ногах отошел на достаточное расстояние и снова принял боевую стойку, подняв оружие. Но дротик Джейкоба уже упирался ему в грудь.
— Двое против одного… никакого кодекса чести, — сплюнул Джейкоб, стоя по колено в воде, смешанной с собственной кровью.
— У нас нет чести, кроме той, которую нам позволяют иметь наши господа. — Малачи уронил оружие и опустился на колени. Джейкоб не мог отказать ему в храбрости. Выражение его лица было спокойным и безразличным, хотя грудь ходила ходуном, а руки тряслись. — Мой господин проиграл бой. Клянусь его честью и своей, которая полностью подчинена ему, что его жизнь, в том случае, если он солжет, будет принадлежать твоей госпоже.
Было довольно сложно выговорить все это, видя перед глазами смерть на острие дротика. Джейкоб заставил себя не делать ничего, просто сохранял давление острия, заставляя кровь тонкой струйкой сочиться по груди Малачи. У него все сильнее кружилась голова, он не смел перехватить оружие поудобнее, боясь, что предаст себя своими слабыми, неуверенными движениями.
Моя госпожа?
— Отпусти его, Джейкоб, — ее голос раздался прямо у него за спиной. Когда с трудом поднял голову, он увидел, что она тоже стояла в воде. Прилив колыхал подол ее юбки, заворачивая материю на лодыжки.
Джейкоб сумел сделать к ней пять шагов, прежде чем дротик выпал у него из рук. Он это едва почувствовал. Его колени подгибались, но она вовремя его подхватила и опустила на спину. Он чувствовал на своем теле руки австралийца, — он помог ей опустить его на влажный песок, видел его дружелюбное лицо и зелено-ореховые глаза; он опустился на песок слева от Лиссы. Его руки, как и ее, были в крови.
Осмотрев себя, Джейкоб увидел, что кровь течет быстрее, чем волны успевают ее смыть. Ее рука накрыла рану.
— Бедренная артерия, — сказал он. — Скоро умру.
— Нет. Пока мы говорим, рана уже затягивается. Третий знак дает тебе исключительные способности залечивать раны, хотя тебе для этого понадобится немного моей крови. Как только ты выпьешь моей крови, ты будешь как новенький, меньше чем за полчаса. — Ее зеленые глаза все еще переполняло море красного огня, которое он почувствовал, когда слуга лорда Белизара, очевидно, получил от своего господина приказ ударить в спину. — Тебе не удастся так просто отвертеться от своих обязанностей, сэр Бродяга.
Поднеся руку к горлу, она четко отработанным движением прижала палец к артерии, потекла кровь. Джейкоб моргнул. Ускользающим сознанием он понял, что она надела металлический коготок на указательный палец, чтобы сделать аккуратный и быстрый надрез.
— Другие женщины носят с собой помаду. Пастилки мятные…
— Шшш. — Она склонилась над ним, перекинув волосы на другое плечо, так, что они, словно упавший занавес, скрыли его от глаз толпы, а она еще ниже наклонилась над ним, прижимая свое горло к его губам. — Я приказываю тебе пить. Твоя способность залечивать раны, имея третий знак, на самом деле поразительна, но ты еще недостаточно долго его носишь; у нас нет времени.
Когда она почувствовала его губы, сомкнувшиеся на ране, почувствовала, как он вытягивает из нее жизненную силу, Лисса закрыла глаза. Рана у нее под рукой уже почти перестала кровоточить, но он потерял слишком много крови.
Что я такого сделала, чтобы заслужить тебя? Какие ужасные вещи делал ты, чтобы заслужить меня? Такие мысли она, конечно, не дала ему услышать. Она знала, что толпа постепенно расходится. Малачи. Девлин, с легким поклоном. Его госпожа из Австралии, леди Даниела, — Лисса ее знала и любила, хотя она и управляла совсем маленькой территорией не придавали особого значения на Совете. Однако она была здесь, потому что принадлежала к урожденным вампирам. Лисса не забудет помощь, которую оказал ее слуга Джейкобу, что, скорее всего, спасло его от более серьезного ранения.
Она также заметила, по нескольким признакам, что он восстанавливает силы. Его язык уже не просто нажимал на ранку, а ласкал ее меткими прикосновениями, губы сильно прижимались к ее коже. Он прекрасно знал, сколь чувствительно ее горло: за то короткое время, что они провели вместе, он не упустил ни единого случая попрактиковаться.
Ей вспомнилась ночь в розовом саду, когда он каким-то образом уговорил ее раздеться и лечь под звездами вместе с ним. Он начал с кончиков пальцев ног, тщательно исследуя каждый сантиметр ее тела, спрашивая — как словами, так и мысленно, — нравится ли ей каждое его прикосновение. Может быть, вот так лучше… или так. К тому времени, когда он добрался до бедер, слов уже не было, остались лишь мысли. Он просто читал водоворот ответных мыслей в ее разуме.
Если человек пьет кровь вампира, он может возбудиться, — вампир обычно удостоверивался, что слуга принимает соответствующие препараты, усиливающие реакцию. Получив второй знак, Джейкоб попросил ее больше никогда не использовать с ним феромоны. Кроме той ночи с его братом, чтобы заглушить его протесты, она никогда ими и не пользовалась. Ей всегда нравилось его возбуждение, несмотря на боль. Или именно из-за боли он и возбуждался. Из ее губ вырвался легкий вздох, когда его большая рука погладила ее лицо. Он стал сосать сильнее, мягкая бородка щекотала ей ключицу и верхнюю часть груди.
Джейкоб. Прекрати, пока ты не опозорил меня перед этой бандой.
Вы сладкая, госпожа. Вы мне нужны, чтобы восстановить силы полностью. В этом я уверен.
С усилием, словно отнимая у самой себя жизненно важный орган, хотя и знала, что выгладит это так, словно она мягко освободилась из его объятий, она оторвала его от себя. Когда она поднялась на ноги, он приподнялся, опершись на локти, и смотрел ей в лицо снизу вверх. В выражении его лица читался примитивный голод. Ей пришлось подавить стон. Стройный, абсолютно обнаженный, он лежал в полосе прилива, волны смывали кровь, и рана почти полностью затянулась. Он видела лишь его мускулы, влажные от воды и покрытые каплями, в которых отражался свет луны. Нагрузка на плечи и руки заставляла бугриться бицепсы шире раздвигая его и так широкую грудь. Каждый изгиб был особо подчеркнут, так же, как и длинная гордость его члена и вес яичек.
Все это принадлежало ей, она могла делать с ним все что хотела, и когда хотела. На своих
