Эндрью надоело наблюдать эффект, произведенный письмом. При всем горячем желании доказать свою правоту, он теперь сожалел, что под влиянием внезапного порыва показал письмо. Если они ему не верили без этого официального подтверждения, - значит, они были сильно против него предубеждены. Он чувствовал, что, несмотря на письмо, они готовятся примерно его наказать.
Он с облегчением услышал, как Оуэн после нескольких замечаний сказал:
- Может быть, вы теперь будете добры нас оставить, доктор!
Ожидая за дверью, пока они голосовали, Эндрью так и кипел от злости. Замечательная идея - контроль медицинского обслуживания рабочих, осуществляемый их представителями. Но этот комитет представителей далек от идеала. Они слишком заражены предрассудками, слишком невежественны, чтобы с успехом проводить эту работу. Оуэн постоянно тащил их на поводу. Но Эндрью был убежден, что на этот раз даже Оуэн при всем желании не сможет его выручить.
Однако, когда он снова вошел в комнату, где происходило заседание, он увидел, что секретарь улыбается и потирает руки. Да и другие смотрели на него уже более благосклонно, во всяком случае не враждебно. Оуэн тотчас же поднялся и объявил:
- Рад сообщить вам, доктор Мэнсон, - и, должен сказать, я лично даже просто в восторге от этого, - что комитет большинством голосов решил просить вас остаться.
Итак, победа, он таки убедил их! Но после первого минутного удовлетворения это не вызвало у него никакого подъема. Он молчал.
Молчали и члены комитета, видимо, ожидая от него выражений радости и благодарности. Но он не в силах был это сделать. Он чувствовал, что ему надоела вся эта безобразная история, комитет, Эберло, медицина, кремнеземная пыль, морские свинки, что он устал от всего этого - и от самого себя.
Наконец он заговорил:
- Благодарю вас, мистер Оуэн. Принимая во внимание все мои труды здесь, я рад, что комитет не желает моего ухода. Но, к сожалению, я не могу больше оставаться в Эберло. Предупреждаю комитет, что через месяц я ухожу.
Он сказал это без всякого волнения, повернулся и вышел из комнаты. Некоторое время стояла гробовая тишина. Первый опомнился Эд Ченкин.
- Скатертью дорога! - крикнул он довольно вяло вслед Мэнсону.
Но тут Оуэн поразил всех вспышкой гнева - первой за все время его работы в комитете.
- Заткни свою дурацкую глотку, Эд Ченкин! - Он с пугающей яростью бросил линейку на стол. - Мы лишились лучшего из всех работников, каких когда-либо имели.
XVI
Эндрью проснулся среди ночи и сказал со стоном:
- Ну, не дурак ли я, Крис? Бросать прекрасную службу - единственный наш источник существования! Ведь у меня же последнее время начали появляться и частные пациенты. И Луэллин стал ко мне прилично относиться. Говорил я тебе, что он почти обещал допустить меня к работе в больнице? Да и в комитете - если не считать Ченкина с компанией - народ не плохой. Я думаю, в будущем, если бы Луэллин ушел, они, верно, назначили бы меня главным врачом на его место.
Кристин спокойно и рассудительно утешала его, лежа рядом с ним в темноте.
- Что же, ты хотел бы всю жизнь проторчать на работе среди уэльских шахтеров? Мы здесь были счастливы, но пора нам и двинуться отсюда,
- Однако, послушай, Крис, - сокрушался Эндрью, - у нас же нехватит денег, чтобы откупить у кого- нибудь практику. Нам следовало еще подкопить, раньше чем сниматься с якоря.
Она сонно возразила:
- При чем тут деньги? К тому же мы все равно истратим все или почти все на то, чтобы прокатиться куда-нибудь. Пойми, ведь вот уже скоро четыре года мы почти не выезжали из этого старого городишка.
Она заразила его своим настроением. Наутро мир уже казался ему веселым местом, в котором можно жить без забот. За завтраком, который он уписывал с аппетитом, он объявил:
- А ты неплохая девочка, Крис. Вместо того чтобы становиться на ходули твердить мне, что ждешь от меня великих дел, что мне пора выйти в люди и создать себе имя и так далее, ты просто...
Кристин его не слушала. Она некстати возразила:
- Право, мой друг, тебе бы не следовало так мять газету! Я думала, что только женщины это делают. Ну, как я теперь прочту отдел садоводства?
- А ты его не читай. - По дороге к двери он, смеясь, поцеловал ее. - Ты лучше думай обо мне.
Теперь он был преисполнен отваги, готов пытать счастья в мире. Вместе с тем, повинуясь природной осторожности, он невольно проверял итоги своих достижений: у него звание Ч.К.Т.О., степень доктора медицины и свыше трехсот фунтов в банке. При наличии всего этого они с Кристин, конечно, голодать не будут.
Хорошо, что решение их было непоколебимо. Настроение в городе резко изменилось в его пользу. Теперь, когда он уходил по собственному желанию, все хотели, чтобы он остался.
Кульминационный момент наступил через неделю после заседания, когда в 'Вейл Вью' явилась депутация во главе с Оуэном просить Эндрью, чтобы он пересмотрел свое решение, но ничего не добилась. После этого озлобление против Эда Ченкина достигло крайних пределов. В рабочих кварталах ему улюлюкали вслед, из шахты дважды провожали домой 'оркестром свистулек' - позор, которому рабочие обычно подвергали только, штрейкбрехеров.
После всех этих местных откликов на его работу Эндрью казалось удивительным, что диссертация его, повидимому, легко завоевала мир за пределами Эберло. Она дала ему степень доктора медицины. Она была напечатана в английском журнале 'Производство и здоровье' и выпущена брошюрой в Соединенных Штатах 'Американским о-вом гигиены'. А кроме того, она принесла ему три письма.
Первое было от одной фирмы на Брик-лейн, сообщавшей, что ему посланы образцы их патентованного 'Пульмо-сиропа', верного средства против легочных болезней, за которое они получили сотни благодарственных писем, в том числе и несколько от известных врачей. Фирма выражала надежду, что доктор Мэнсон рекомендует своим пациентам-шахтерам 'Пульмо-сироп', тем более, что он вылечивает и от ревматизма.
Второе письмо было от профессора Челлиса - с восторженными поздравлениями и комплиментами. Кончалось письмо вопросом, не может ли Эндрью как-нибудь на этой неделе побывать в Кардиффском институте. В постскриптуме Челлис добавлял: 'Постарайтесь заехать в четверг'.
Но Эндрью в спешке последних дней не имел возможности этого сделать. Он в рассеянности сунул куда-то письмо и забыл на него ответить.
Зато на третье письмо он ответил тотчас же, ему он искренно обрадовался. То было необычайное, волнующее письмо, и пришло оно из Орегона, через Атлантический океан. Эндрью читал и перечитывал написанные на машинке листки, потом в волнении пошел с ними к Кристин.
- Какое милое письмо, Крис! Это из Америки, от одного человека, по имени Стилмен, от Ричарда Стилмена. Ты, верно, никогда о нем не слыхала, а я слыхал. Он страшно хвалит мою работу о вдыхании пыли. Больше, гораздо больше, чем Челлис, - ах, черт возьми, ведь я не ответил Челлису на письмо!.. Этот малый - Стилмен - отлично понял мою мысль, он даже поправляет меня в двух-трех пунктах. Повидимому, активным разрушительным элементом в кремнеземе является серицит. Мне помешало до этого додуматься недостаточное знание химии. Но какое чудесное письмо, какое лестное - и от самого Стилмена!
- Да? - Кристин вопросительно прищурилась. - А что, это какой-нибудь американский врач?
- Нет, то-то и любопытно. Он, собственно, физик. Но он заведует клиникой по легочным болезням вблизи Портленда, в Орегоне, - вот видишь, это здесь напечатано. Некоторые его не признают, но он в своем роде такая же крупная величина, как Спалингер[*]. Я тебе расскажу о нем как-нибудь, когда у меня будет время.
Уже одно то, что он сразу сел писать ответ Стилмену, показывало, как он ценил его внимание.
