самых разных должностях: от преподавателя до директора. (Больше всего оказалось среди них завлабов - аж 4 штуки.) Кроме того, в кабинет министров затесались одна низовая профсоюзная активистка (Памфилова) и один журналист (Полторанин).
Лишь незначительная часть министров являли собой кадры профессиональные: руководящие работники министерств, производственники. Однако всем им достались участки сугубо узко-специальные - связь, железная дорога, строительство.
Весь экономический и внешнеполитический блок - то есть самое главное, ключевое звено - состоял исключительно из доцентов и завлабов; преимущественно - весьма юного возраста.
Перечислим хотя бы часть из них поименно:
Егор Гайдар - вице-премьер и министр финансов (де-факто - председатель правительства). 35 лет, в прошлом - зав. отделом журнала «Коммунист», а затем директор им же придуманного Института экономической политики со штатом в 100 человек.
Александр Шохин - вице-премьер, министр труда и занятости. 40 лет, зав. лаб. ЦЭМИ.
Анатолий Чубайс - председатель Госкомимущества. 36 лет, меньше года проработал зампредом Ленгорисполкома, до этого - доцент Ленинградского инженерно-экономического института.
Петр Авен - министр внешней экономики. 36 лет, старший научный сотрудник ВНИИ системных исследований.
Андрей Нечаев - министр экономики. 38 лет, ведущий научный сотрудник Института экономической политики.
Владимир Мащиц - председатель Госкомитета по экономическому сотрудничеству со странами СНГ. 38 лет, зав. лаб. Института проблем рынка.
Владимир Лопухин - министр топлива и энергетики.
39 лет, зав. лаб. Института народнохозяйственного прогнозирования.
Замыкает сию великолепную шеренгу руководитель аппарата правительства 35-летний Алексей Головков, научный сотрудник (даже не старший!) Института экономики АН СССР. Ну просто Академгородок какой-то, а не кабинет министров.
Все эти, несомненно, умные и способные молодые интеллектуалы отличались одним досадным недостатком: у них не было ни малейшего практического опыта; они никогда ничем не руководили и ни за что не отвечали.
Выросшие в интеллигентных московских семьях, новоявленные чудо-экономисты воспринимали реальную жизнь страны лишь по рассказам очевидцев, да еще из окон СВ по дороге в Сочи или Пицунду; о том, что на свете имеется, к примеру, Дальний Восток или Сибирь - эти юноши, кажется, вообще не догадывались.
Они существовали совсем на другой планете, в параллельном мире, который никогда не пересекался с жизнью огромной страны. Нет, они, конечно, очень любили простой народ - носитель вековой мудрости и традиций; у каждого на кухне стояли наверняка расписные хохломские или гжельские чашки; часами они могли умиляться вологодскому говору и каким-нибудь допотопным прялкам; регулярно перечитывали Шукшина и Астафьева. Но любовь эту предпочитали демонстрировать на почтительном расстоянии, издалека; и, встречая на улице или в метро приехавших в ГУМ колхозников в искусственных полушубках, лишь презрительно поджимали губы и бросали насмешливые, исполненные превосходства косые взгляды; точно как тургеневские баре, беседовавшие с крестьянами исключительно через надушенный платок.
Это был другой, непонятный, а потому чужой и враждебный им мир - людей с мозолями на руках, от которых пахло соляркой, навозом и потом, не знающих, что такое теплый сортир, Пруст и Антониони, и ничуть - о ужас! - тем не терзавшихся.
Собственно, подобное деление России - на чистых и нечистых, быдло и белую кость - всегда было присуще отечественной либеральной интеллигенции; думаю, что во многом - это и есть источник наших многовековых бед.
Как и положено либеральной интеллигенции во все времена, реформаторы первой волны были сплошь прозападниками; их раздражала наша расхлябанность и неустроенность, загаженные подъезды и поголовное пьянство; то ли дело - красивая, подсвеченная неоном заграничная роскошь. Стыдясь нищей России, они словно пытались отмежеваться, откреститься от нее; потому и силились доказать собственную цивилизованность и прогрессивность; стать для Запада своими в доску. Тем более за спиной у многих осталась ностальгия по счастливому времени, проведенному в венской и римской экономических школах, а может, и что-то даже иное…
Россия - всегда страна максимализма. Либо левый, либо правый, либо почвенник, либо западник - третьего не дано. Но как быть людям трезвым, здравомыслящим, если им не нравится ни одна из крайностей.
Я, например, не люблю наших либералов - это они, погрязнув в извечной интеллигентской трескотне, довели Россию до ручки.
Но я точно так же не люблю и почвенников, с их параноидальной тягой к заговорам, звериному шовинизму и причитаниями о канувшей в Лету светлой, допетровской Руси.
Еще не факт, что, приди они к власти, жизнь была бы лучше; такие же точно демагоги, казнокрады и коррупционеры, просто с убеждениями другого цвета.
Превозносить свою страну в ущерб остальному человечеству - это преступно. Но столь же преступно - не любить ее вовсе, предпочитая ползать перед Западом на карачках.
Конечно, если б в одночасье выяснилось вдруг, что Гайдар, Чубайс, Нечаев, Козырев и etc. были агентами Запада - это многое поставило бы на свои места. Но такой ответ будет слишком примитивен и прост.
Я думаю, что невосполнимый урон, нанесенный ими стране, объяснялся совсем другими причинами; в первую очередь - желанием этих амбициозных мальчиков в розовых штанишках, как метко окрестил их вице-президент Руцкой, снискать себе славу великих рыночников и реформаторов. (Сам Ельцин во второй книге мемуаров назовет эту команду «нахальной молодежью».)
Россию они воспринимали как гигантский полигон для реализации собственных гениальных идей и планов, а Запад - только подливал еще масла в огонь, подзуживая, подпихивая: давайте, давайте! так его, это треклятое наследие прошлое.
(Подобная метаморфоза случилась когда-то и с Горбачевым, который, заслушавшись дифирамбами заграничных друзей, самым пошлым образом проспал великую державу.)
То, что стало твориться в России с приходом новой власти, и Западную Европу, и США устраивало как нельзя лучше. Правда, требовалось здесь очень умелое балансирование - с одной стороны, не дать развалиться стране окончательно; голодный дикий медведь с ядерным оружием в руках - мог обернуться угрозой для всей планеты. Но и с другой, - не позволить вернуться России к прежнему статусу сверхдержавы.
Уже не раз цитируемый Збигнев Бжезинский - крупнейший американский эксперт в области геополитики - откровенно писал по этому поводу:
«Для Америки эта новая и ставящая в тупик геополитическая ситуация представляет серьезный вызов. Понятно, что незамедлительная ответная задача заключалась в уменьшении возможности возникновения политической анархии либо возрождения враждебной диктатуры в распадающемся государстве, все еще обладающем мощным ядерным арсеналом. Долгосрочная же задача состоит в следующем: каким образом оказать поддержку демократическим преобразованиям в России и ее экономическому восстановлению и в то же время не допустить возрождения вновь евразийской империи, которая способна помешать осуществлению американской геостратегической цели формирования более крупной евроатлантической системы…»
Увы, этого тогда никто не понимал, или - не хотел понимать. Лидеры западных стран не скупились на похвалу и лесть: Ельцина, например, в глаза иначе, как вторым Петром Первым, они не называли.
Повсеместно заявлялось, что свободный мир вот-вот сольется в экстазе с бывшим главным противником; надо просто еще чуть-чуть обождать.
А тем временем Россия все сильнее попадала в зависимость от Запада: экономическую, торговую, политическую.
Собственное производство в стране катастрофически падало; в результате отмены Гайдаром
