Подайте, Борис Абрамович. Дело так и будет называтся «Березовский против Российской Федерации». Точнее, «Российская Федерация против Березовского».
По-моему, очень меткое определение…
От ошибок не застрахован никто. Казалось, чего проще: из РУОПа вещдоки забрали бы руководители «Атолла», а не гендиректор ЛогоВАЗа. И не было б проблем.
Близко знающие исполнительного секретаря СНГ люди говорят, что это вообще в его стиле: просчитать комбинацию на четыре хода вперед, но попасться на мелочи. (Вспоминается Шура Балаганов, укравший дамскую сумочку, когда в кармане у него лежало пятьдесят тысяч.)
Конечно, Фунт-Дубов может бегать от меня сколько угодно. Но с прокуратурой шутки плохи. Думаю, уже в ближайшие дни ему придется объяснить следствию, куда девались двенадцать коробок. В противном случае весь прикуп ляжет на него.
Хотя… Фунт ведь сидел при всех режимах. За исключением разве что военного коммунизма. У Фунта — работа такая: сидеть за других…
Голова раскалывалась, как грецкий орех в заставке киножурнала «Хочу все знать». Сколько же было выпито вчера? Надо думать, немало.
У всей нашей группы вид был тоже помятый, а телеоператор из «Останкино», укрывшийся в своем номере сразу с тремя прекрасными волжанками, даже отказался подниматься с постели.
Старшего группы майора Б-ко я нашел в гостиничном буфете. Одетый в москвошвеевский костюм и кроссовки, он сидел в окружении подавальщиц и коридорных и гордо демонстрировал им свое чекистское удостоверение.
Майор Б-ко «расшился» сразу же по приезде в Ярославль, и ничто не мешало ему более наслаждаться жизнью. Вообще-то, по-хорошему, майора давно уже следовало уволить из органов, но всем было жалко его папу — резидента СВР, человека, как говорят, очень приличного и, что удивительно, непьющего.
«Представляешь, — возбужденно зашептал Б-ко, — мне вчера попалась какая-то ненормальная. В семь утра растолкала и выгнала на улицу».
Я едва сдержал смех, ибо эта утренняя побудка была исключительно плодом моего хитроумия. Вечером, пока Б-ко мумифицировал себя в туалетной комнате, я отвел его возлюбленную в сторону и самым серьезно-вкрадчивым тоном предупредил, что товарищу майору надлежит рано утром прибыть в областное управление на доклад к генералу. Не позднее восьми, иначе его ждут серьезные неприятности.
Поскольку был я одет в такой же неприметный костюм, как и Б-ко, а о своей героической чекистской службе тот не поведал ещё разве что гостиничным тараканам, женщина моментально прониклась серьезностью момента и клятвенно пообещала, что в семь как штык выкинет майора из дому. И слово свое, как видно, сдержала…
Майору было ещё хуже, чем мне. На столе перед ним стояла початая бутылка коньяка, и, судя по его решительному виду, он намеревался покончить с ней в самое ближайшее время, но я пресек его планы.
В таком вот полуболезненном состоянии мы и отправились в местный СИЗО. Собственно, это было основной целью нашей поездки…
Заключенных вводили в ленинскую комнату по одному. В принципе, заочно я знал всех их и раньше, но вот так — лицом к лицу — видел впервые. Фашистов и убийц.
Их было двое: главарь со смешной фамилией Пирожок — бывший одесский коммерсант, сбежавший от долгов в Москву. И его правая рука, убийца Баранов, комиссованный из армии после удара табуреткой по голове.
В 94-м эти люди сколотили небольшую нацистскую группировку. Базировалась она на территории Сельхозакадемии, где все члены «Легиона „Вервольф“ — так они себя именовали — были оформлены охранниками. В свободное от несения службы время развлекались они тем, что ловили местных бомжей и отрабатывали на них приемы рукопашного боя.
Вход в сторожку венчала табличка — «Неграм и собакам вход запрещен». Внутри были любовно развешаны по стенам плетки и неизменные свастики.
Планы у нацистов были серьезные. Поначалу они попытались поджечь спорткомплекс «Олимпийский» — там проходила конференция «Евреи за Иисуса», но, к счастью, самодельные бомбы, оставленные в сортире, дали сбой. Потом напали на Марфо-Марьинскую обитель — пристанище гремевшего некогда общества «Память». Избили охранников и унесли имперские знамена. Следующей акцией «Легиона» должна была стать серия терактов в кинотеатрах во время сеансов «Списка Шиндлера». Они уже начали к этому готовиться, но их остановили на полпути…
А началось все с обычной литровой банки из-под соленых огурцов. Банку эту главарь «Легиона» Пирожок с гордостью продемонстрировал журналистам. Даже разрешил сфотографировать.
Правда, вместо огурцов в банке плавали теперь человеческие уши. Отрезанные, заспиртованные уши.
Пирожок утверждал, что эти уши принадлежали одному из членов организации, который попытался покинуть её ряды и был за предательство казнен.
Впоследствии, правда, выяснилось, что это не совсем так. Бывшего химика Старчикова убил его же партайгеноссе Баранов. В пьяной драке. На ферме в деревне Петрищево, в полусотне километров от Ярославля.
Он закопал тело Старчикова здесь же, в навозной яме, но Пирожок приказал ему выкопать труп, отрезать уши и привезти их ему в Москву. В доказательство.
«Зачем? — спросил я у него. — Вы же отдавали себе отчет, что это может окончиться печально?»
Пирожок, не выходя из роли, ответил нечто вроде того: не я ведь Старчикова убивал. Мне-то чего было бояться?
Словно он не понимал, что именно после публикации фотокарточки — главарь нацистской группировки, держащий в руке банку с отрезанными ушами, — спецслужбы занялись «Легионом» вплотную и, не будь этих ушей, возможно, они по-прежнему отрабатывали бы на бомжах приемы рукопашного боя.
