Быстрый осмотр показал, что целительница права - у Саломэ не хватит сил родить, она слишком устала. Тащить щипцами - можно повредить ребенка. Вряд ли короля устроит сын-калека. Остается только одно… Жаль, что его величество не увидит деталей - Илана ухмыльнулась: тогда королю пришлось бы снова обратиться за помощью к белым ведьмам, на этот раз уже по другому поводу. Она положила ладонь на лоб Саломэ, но измученная женщина отказывалась засыпать, сопротивлялась из последних сил:
- Нельзя спать, нельзя, - прошептала она, мотнула головой, пытаясь сбросить руку наставницы. Как же магистр не понимает? Если Саломэ сейчас уснет, ребенок умрет, во сне нельзя родить! Но ласковый голос Иланы убаюкивал, успокаивал, и она провалилась в сон, глубокий, обморочный, без сновидений.
Илана приказала служанкам:
- Разденьте королеву и оботрите водой.
Целительница, осознав, что именно собирается сделать ведьма, в ужасе вскинула руки:
- Но ведь она больше не сможет иметь детей!
Илана ядовито осведомилась:
- Это единственное, что вас сейчас беспокоит?
- Эта операция противна Эарниру! Извлекать плод через разрез позволяется только из тела умершей родами женщины!
- Неудивительно. Если вы извлечете плод из тела живой женщины, она умрет от боли, - она наклонилась к самому уху целительницы и ласково прошипела, - перед Эарниром ты потом грех отмолишь, а король и тебе, и мне голову оторвет, если ребенок не выживет.
- Но ее величество! - Уже без прежней уверенности возразила жрица.
- Останется жива и здорова, - и целительница, поджав губы, замолчала.
Жрецы Эарнира и в самом деле запрещали доставать ребенка через разрез - после такой операции женщина уже не могла иметь детей, а супруг, следовательно, разделять с ней ложе, что противоречило служению жизни. Но и магистр была права - целители не брались за эту операцию не столько из благочестивых соображений, сколько по неумению. Женщина либо умирала под ножом, от боли - маковый отвар не помогал, да и считался вредным для ребенка, либо сразу после, от кровотечения. Похоже, белая ведьма знает, как справиться и с тем и с другим - она бы не посмела зарезать королеву на глазах у короля! А что больше детей не будет, так оно, может, и к лучшему. Вон, в Кавдне, правитель как трон займет, так первым делом всех своих братьев убивает, на всякий случай - вдруг они тоже власти захотят!
Саломэ раздели, Чанг отвернулся, а король, наоборот, шагнул вперед, чтобы ничего не упустить, но спина белой ведьмы заслонила ложе. Целительница молилась и выполняла короткие отрывистые команды. На смятые простыни брызнула кровь. Илана наклонилась над огромным животом роженицы. Мучительно длинная минута - в комнате наступила такая тишина, что было слышно, как за окном шумят на ветру листья.
Илана держала на руках младенца, здорового крупного мальчика, покрытого кровью и слизью, все еще соединенного с матерью пуповиной. Мальчик, против обыкновения, свойственного всем новорожденным, не закричал, но дышал - магистр видела, как вздымается его грудь, маленькое сердце колотилось под ее ладонью. Она посмотрела младенцу в глаза - светло-голубые, почти прозрачные, с ярко-черным зрачком. Еще не поздно, подумалось ей, одно быстрое движение, передавить голубую жилку над ключицей, никто не заметит. Он не закричал, можно будет сказать, что родился мертвым. Пальцы непроизвольно напряглись.
Но в голубых бессмысленных глазах-пуговицах полыхнуло пламя, словно ребенок прочитал ее мысли. Из этих глаз на нее смотрело нечто, неназываемое, холодное, расчетливое. Илане показалось, что за какое-то жалкое мгновение этот взгляд просветил ее насквозь, прочитал, как книгу, от первой до последней страницы, заглянул в самые укромные уголки души, все просчитал и сделал выводы. 'Нет, не посмеешь, - говорил этот взгляд, - не рискнешь. Ты боишься, ведьма. И не короля - с ним ты можешь схватиться почти на равных'. И взгляд оказался прав - она положила ребенка в подставленные руки целительницы, хрипло, не узнавая собственного голоса, произнесла:
- У вас родился сын, ваше величество, - и глаза младенца снова превратились в стеклянные голубые пуговицы.
Старший дознаватель Хейнара, отец Реймон, не отрываясь, смотрел на голубой кристалл, светящийся ровным холодным светом. Хранитель сокровищницы стоял у него за спиной и старался не дышать. Реймон спросил:
- Кто-нибудь еще знает? - Голос звучал спокойно, размеренно, но какого труда стоило ему сохранить это спокойствие.
- Нет, никто. Я сразу же отнес камень вам. Он вспыхнул у меня на глазах, в одно мгновение, как раз сменилась утренняя стража. Но честно сказать, я не вижу особого повода для беспокойства. Кристалл лежал в хранилище сотни лет, мы не можем знать достоверно, что он делает. От магов закона не осталось никаких документов, а ученик мог перепутать, не так понять. Пришествие Проклятого должно сопровождаться страшными катаклизмами, концом света, а мы вступили в эпоху благоденствия. Король вернулся, империя процветает, родился наследник!
- Возможно, вы правы. Мне нужно все обдумать. Оставьте кристалл здесь и держите это в тайне.
Реймон отпустил хранителя и сел за стол. Кристалл продолжал светиться, он протянул руку, но так и не решился прикоснуться к камню. С улицы доносились отдаленные крики горожан - жители Сурема праздновали рождение принца. Последние годы империя благоденствовала - обильные урожаи, легкие победы над варварами, щедрые пожертвования в храмы. Проклятому нечего делать в процветающем мире: его пища - гнев и отчаянье. Кристалл слишком долго провалялся на пыльной полке.
Но что-то мешало ему отмахнуться, забыть про светящийся кусок стекла, назойливая мысль стучала в висок, сейчас, сейчас он ухватит ее. Он распахнул окно, в комнату ворвался радостный шум, в который вплетался звон колоколов. И, осознав, он замер, не в силах перевести дыхание - колокольный звон, возвещающий рождение наследника, начался сразу же после утренней смены караулов.
3
Сурем ликовал - король и городской совет стремились перещеголять друг друга в щедрости. Фонтаны вина, да не какой-нибудь кислятины из северных провинций, где вопреки здравому смыслу ухитрились развести виноградники, а самого лучшего, кавднского красного и белого из Квэ-Эро. Над мостовыми плыли соблазнительные ароматы жареного мяса и печеных каштанов, во всех харчевнях бесплатно подносили молодой эль и пиво, за здоровье его величества и принца-наследника. Поднимали тосты и за Саломэ - желали ей поскорее произвести на свет младшего брата, чтобы маленькому принцу было с кем играть, но по городу уже ходили слухи, что роды были тяжелыми, и что, быть может, других наследников король от королевы не дождется. Тем больше поводов выпить за доброе здоровье новорожденного!
С наступлением темноты гулянье только набрало силу - почтенные горожане и, самое главное, горожанки, отправились по домам, а на улицы высыпала молодежь с факелами. Подмастерья, клерки, служанки, вышивальщицы из храмовых мастерских - вся эта толпа горланила песни, отплясывала посреди мостовых, ритм отбивали ладонями и деревянными башмаками. Парочки целовались у всех на виду, девицы поправляли шнуровку, случайно оголяя то, что корсаж призван скрывать от нескромных взглядов. Веселились от души, о новорожденном наследнике уже и не вспоминали, когда тебе от силы восемнадцать, не нужен особый повод, чтобы опрокинуть кружку эля и обнять подружку.
И только городская стража не разделяла всеобщего ликования. Стражники ходили по улицам в кольчугах, бряцали железом и отвергали все попытки добросердечных гуляк угостить их вином. Ночь предстоит длинная, самое пекло еще впереди: пьяные драки, грабежи, карманники - разбойный люд своего
