- Мы оба ошиблись. Я верил, что смогу предотвратить это безумие, ты - что сумеешь победить.
- Ты что же, хочешь, чтобы я тебе еще и спасибо сказал? - Вильен с трудом сдерживал нарастающую ярость.
Эльвин опустил голову:
- Нет, не хочу. Я знаю, что ты не простишь, и это правильно. Такое не прощают. Но я хочу, чтобы ты знал - если бы моя смерть могла что-либо исправить, я бы заплатил эту цену.
Ярость куда-то ушла от этого тихого, грустного голоса. Осталась только усталость:
- Я знаю. Но ты сделал то, что сделал. Этого не изменишь. Ни твоей жизнью, ни моей смертью.
Они замолчали, единственным звуком, нарушавшим тишину, был треск дерева в камине. Эльвин не знал, куда девать руки - переплетал пальцы в замок, обхватывал запястье, наконец, взял со стола перо и сломал пополам:
- Не совсем так. Я не мог понять, сперва, почему ты не ушел. Чанг тоже, он надеялся, что у тебя 'хватит ума'.
- О, да! Он бы сбежал при первой возможности и служил какому-нибудь вонючему варвару, предоставив королю разорять его землю! Впрочем, погоди, я переоценил господина министра - до бунта бы дело не дошло!
Эльвин бросил на стол многострадальное перо, но так и не посмел поднять взгляд на кузена:
- Ты думаешь, что король довольствуется твоей казнью, и не станет дальше мстить?
- Эльф любит кровавые спектакли, судя по Суэрсену. Но здесь граница, должен же он понимать, что ее придется защищать.
- Ты не знаешь короля, Виль. Твоя кровь только разогреет ему аппетит. Он устроит из твоей смерти показательный урок для всех нас, как уже поступил с твоим мятежом. Думаешь, нам всем было так легко и приятно привести своих людей под твои стены? Элиан правит страхом.
- И что мне теперь, бежать? Бросить своих людей, стать наемником и погибнуть в какой-нибудь варварской разборке за пяток овец? Хороший выбор: умереть мятежником или трусом!
Эльвин молчал, не зная, как сказать то, что нужно. В голове звучал усталый, но уверенный голос министра: 'Мы не можем довести дело до суда и тем более, казни. Король поднял старые, еще доимперские кодексы. Отсечение головы заменяется медленным расчленением, род изменника приговаривается к смерти до седьмого колена, земля подлежит выжиганию, замки - сносу. Графа Виастро мне не жаль, сам знал, на что шел, но подобное кровавое действо закончится всеобщим восстанием. Пугать можно до определенного предела'.
И сразу же, мучительной болью прозвенел в памяти другой голос, переполненный гневом:
- Ты должен был сразу мне сказать! Я отправляюсь в Виастро!
- Не смей! Тебе нельзя вмешиваться!
- Я в долгу перед Старнисом!
- А перед Даларой и ее сыном ты не в долгу, раз уж взялся их защищать? Ты подумал, что с ними будет, а заодно и со мной?
- Боишься за свою нежную шкурку, родственничек?
И вот уже он повторяет доводы министра, словно в изломанном кривыми зеркалами танце отражений. Мэлин слушает, мрачнея, гнев, вспыхнув во взгляде, осыпается искрами, он медленно кивает. Эльвин заставил себя разлепить пересохшие губы:
- Ты должен погибнуть в бою, Вильен. Судить будет некого.
- И что потом?
- Король хорошо ко мне относится, насколько это для него возможно. Я попрошу Виастро под свою опеку, для сына. Твоя дочь после обручения перешла в мой род. Остальных я переправлю в Ландию. А когда все это закончится, Виастро вернется твоему сыну.
Вильен молча смотрел в окно, Эльвин видел только его склоненную голову - темные волосы на затылке выбелила седина. Потом он негромко спросил:
- А ты действительно веришь, что это когда-нибудь закончится?
Дважды прогремели бомбарды, провал в вековой кладке оскалился обломками, но налетевший ветер быстро развеял дым. Солнце только что взошло, вымпелы над шатрами искрились золотой нитью, перекрикивали друг друга горнисты. Если бы не уродливый пролом в стене, можно было бы подумать, что начался диковинный красочный парад - солдаты в разноцветных колетах, сверкающее в солнечном свете оружие, танцующие на ветру флаги, гарцующие всадники. Праздничный парад смерти.
К полудню все кончилось. От стены остались одни обломки, деревянная усадьба полыхала. Целители перевязывали раненных, тела убитых стаскивали во двор. Пленных отвели в сторонку, но их оказалось мало, бой был короткий и кровавый. Целитель подозвал ближайшего офицера, в синем с серебром колете, перепачканном копотью:
- Кажется, это он, посмотрите.
Тот наклонился над лежащим на спине человеком и кивнул жрецу:
- Да, это он. Выживет?
- Нет, - покачал головой целитель.
Вильен силился открыть глаза, но не мог - веки казались неподъемно тяжелыми, во рту стоял соленый вкус крови. Голоса доносились, как сквозь толщу воды. 'Не выживу. Это хорошо'. И хорошо, что он не может открыть глаза, не видит, как догорает его дом. Сквозь гарь и кровь пробился непобедимый запах жасмина.
Часть вторая.
Глава первая.
Солнце светило мальчику в глаза, сверкало на лезвии меча, тяжелого, из настоящего железа, только лезвие затуплено, но все равно - по ноге заедут, не обрадуешься. Он устал, пот стекал по лбу, мокрая рубашка противно липла к коже, а конца его мучениям не предвиделось. Наставник сказал, что пока он не отобьет этот удар три раза подряд, будут продолжать. Ну вот, пожалуйста, опять не успел поставить блок, и тяжелый клинок плашмя ударил его по бедру.
- Будешь ворон считать, задница станет синей, - дядя с ним не церемонился, впрочем, мальчик к этому давно уже привык.
- Так нечестно! Ты спиной к солнцу стоишь, а мне в лицо светит! Ничего не видно!
- Нечестно. Не забудь пожаловаться противнику, когда дело дойдет до настоящего боя. Он обязательно устыдится и уступит тебе свое место. Вот только тебе оно не поможет, плохому мечнику все время что- нибудь мешает, то солнце, то, - мужчина кашлянул и не закончил фразу, - хватит скулить. Становись в позицию.
Мальчик, вздохнув, поднял меч. От яркого света на глазах выступили слезы. Он зажмурился и тряхнул головой, стряхивая с ресниц соленые капли, и улыбнулся. А что, если попробовать иначе? Он глубоко вдохнул и закрыл глаза. Чтобы видеть, вовсе не обязательно смотреть. Без раздражающего глаза яркого света стало намного легче. Рука, меч, движение - чтобы слышать, не надо вслушиваться. Мальчик вскинул клинок в салюте, короткий выпад, верхний блок, скрежет лезвия. Успел. Еще раз, и еще, он словно погрузился в кокон - ни звука, ни шороха, только рукоять меча в ладонях. Он глубоко вздохнул, и рубанул лезвием воздух, разрывая невидимую сеть. В глаза ворвался солнечный свет.
- Я сделал! Три раза. Давай теперь пойдем домой, - попросил он.
Мэлин пожал плечами - пустая трата времени. Мальчишку надо учить управлять своим даром, а не
