козьим молоком и сдабривали медом.
Заезжие купцы из Кавдна только руки к небесам возводили при виде столь вопиющего непотребства! А дедушка нынешнего Владетеля даже запретил продавать благородный напиток этим варварам! После его смерти про запрет благополучно забыли, но при случае не забывали возмутиться, а в порту в тавернах, где варили карнэ по южному обычаю, вешали специальный знак - перечеркнутую крестом кисточку для взбивания в пену травяного порошка.
Ирия встала и подошла к окну - внизу багряными сполохами колыхались на ветру отблески факелов. Она задернула занавесь и обернулась к Риэсте:
- Они готовятся атаковать.
Женщина кивнула:
- Да, я видела утром подошло подкрепление.
Ирия вздохнула - этим утром воевода предпринял последнюю отчаянную попытку уговорить ее покинуть обреченный дворец и попытаться скрыться. Морской путь перекрыли, но можно было прокрасться в Айон по суше, а уже оттуда уплыть на Острова, или скрыться у варваров. Она снова отказалась, но приказала вывести подземным ходом своих прислужниц. Девушки рыдали, но возражать государыне не посмели. И только Риэста отказалась уйти. Лорд Айвор представил Ирии свою тётю вскоре после злополучного сватовства. Уже было понятно, что грядет война, семье покойного графа Виастро было опасно оставаться в обреченной Ландии. Вдову Вильена с детьми Айвор переправил назад в империю, в Инванос - Эльвин обещал им защиту, но Риэста отказалась возвращаться. Она покачала головой, улыбнулась племяннику и спокойно объяснила: 'Я устала бегать, Айвор. Там ничего не осталось, только воспоминания, а здесь хотя бы есть море. Холодное, неласковое, но я рада и такому'.
Но с началом военных действий бывший посол перебрался во дворец, а оставаться одной в пустом особняке было небезопасно, и Айвор попросил у государыни место в свите для своей родственницы, и она была только рада, что согласилась. Риэста распространяла вокруг себя прохладное, невозмутимое спокойствие, действующее на перепуганных девушек-прислужниц лучше любого успокоительного отвара. Ни страха, ни обреченности, ни гнева. Словно и не стояли под стенами враги, словно не она только что потеряла все то, что им лишь предстоит потерять. Видя Риэсту, Ирия словно заглядывала в свое будущее, но странным образом это успокаивало, отгоняло на мгновение липкий холодный страх, в котором она не смела признаться даже самой себе.
Айвор приходил теперь каждый день, и самый строгий блюститель старинных обычаев не нашел бы в том ничего дурного - племянник навещает вдовую тетушку. Было теперь, правда, не до песен, он приходил обычно вечером, отстояв свое на стенах, наравне с рядовыми дружинниками, и от усталости чуть не падал. Но прочитав ее взгляд, все равно брал в руки лютню и играл что-то веселое, освежающе легкое, как весенний морской бриз, впервые ворвавшийся в раскрытое окно после долгой унылой зимы.
Они почти не разговаривали, так, обменивались парой фраз, а потом молчали, глядя друг на друга, понимая, что слова им в сущности и ни к чему. Риэста поднималась, неслышно выходила из комнаты, они оставались вдвоем. Он подвигался ближе, садился у ее ног, возле очага, и они продолжали молчать. Ее рука опускалась ему на голову, пальцы перебирали волосы. Так они молчали вместе, пока в камине не догорал огонь, потом расходились, а вечером он снова появлялся в ее горнице. И в эти вечерние часы Ирия забывала, что под стенами ее дворца стоит вражеское войско, что впереди только боль и унижение, она была счастлива и благодарила судьбу за нежданный подарок, за еще один вечер, еще одну мелодию, еще один взгляд.
Этим вечером он опаздывал, вечерняя стража сменилась уже два часа назад, а его все не было. Ирия посмотрела на Риэсту, и вдруг сказала задумчиво, словно сама себе:
- Это все не имеет смысла. Нужно сдаться, пока они не начали штурмовать. Хватит смертей.
Риэста улыбнулась чуть заметно - слегка приподнялись кончики губ и возразила:
- Если идешь - то нужно идти до конца. Остановиться на полдороги значит лишить всякого смысла ту часть пути, что уже пройдена. Мой брат, мой муж, мой сын - они сами выбрали свою судьбу. Я любила их, и отдала бы все, чтобы уберечь от этого выбора. Но когда решение уже принято, менять его поздно, даже ради спасения жизни.
Ирия покачала головой:
- Люди умирают по моему приказу. Лишаются жизни ради моей чести. Разве это равноценный размен?
- И это тоже их выбор.
Спор прервал Айвор. Он вошел в комнату, поклонился Ирии и протянул ей руку:
- Не могли бы вы пройти со мной, государыня? Здесь недалеко.
Ирия удивилась, но последовала за ним. Они прошли по коридору, свернули налево и поднялись по лестнице в дворцовую часовню Эарнира. Айвор распахнул дверь и пропустил женщину вперед. В часовне оказалось неожиданно многолюдно - судя по разноцветным робам, там собрались служители всех семерых богов. Она все еще не понимала, зачем Айвор привел ее сюда, когда бывший посол опустился на колено и сказал:
- Закон запрещает правительнице брать в мужья иноземца, но я присягнул вам и стал одним из ваших воинов, а времени у нас не осталось. И я прошу вас, государыня, избрать меня в мужья.
У Ирии перехватило дыхание - он привел сюда жрецов, уговорил их совершить обряд. Даже нашел способ обойти закон, словно это все еще имело значение! Кто сказал что не сбудется и не суждено? Она рассмеялась, звонко, торжествующе и протянула к нему руки, поднимая с колен:
- Воин Айвор, я, Ирия, государыня Ландии, выбираю тебя в мужья! Пусть Семеро скрепят и благословят наш союз!
Пускай их брак продлится одну неполную ночь, пусть утром будет то, что будет! Страх ушел, прихватив с собой сомнения и горечь. Теперь она знает, ради чего завтра прольется кровь, для чего стоило не сдаваться. Но здесь и сейчас она будет счастлива, вопреки всему.
В маленькой часовне не было места, чтобы поставить семь алтарей, пришлось семь раз обойти вокруг алтаря Эарнира. Жрец Келиана произнес завершающие обряд слова: 'До грани смерти!'. И все семеро, хором: 'Заключается ваш брак!'. Смерть совсем рядом, она притаилась за дверью, но подождет до утра, а сейчас жрецы, поклонившись государыне и ее избраннику, уходят. Молодожены остаются одни, и Айвор смешно разводит руками:
- А вот белую ведьму я не нашел, дворцовая сбежала еще до начала осады, говорят, что и в городе ни одной не осталось, - но она обвивает его шею руками и прижимается к губам, затаив дыхание. Они выходят из часовни, пятясь, не в силах оторваться друг от друга, добираются до ее покоев. На столике возле ложа горит свеча, в кувшине срезанные заботливой рукой зеленые ветки, символ Эарнира. Разогнав на минуту облака, заглядывает в окно любопытная Луна и мерцает в досаде. Она тысячи раз видала этот извечный танец любви между мужчиной и женщиной. А эти двое - новички, двигаются осторожно, неловко, но нежно. Мужчина боится навредить, женщина негромко стонет, подаваясь ему навстречу. Не стоит их смущать, и Луна прячется за облако, облив на прощанье два тела молочным цветом.
Военачальнику Тейвору не досталось ни торжественного парада по улицам поверженной столицы, ни вражеских знамен, ни блестящих трофеев. И ключ от городских ворот на алой подушке так и остался мечтой - все семь ворот, в деревянной стене, окружавшей старую часть Ладоны, запирались на брусья. Все, что он обрел, завершив стремительный захват Ландии - так это новый повод для головной боли.
Выросший в заболоченном Тейворе, граф с детства не доверял воде. Дождь в его родных краях падал с неба десять месяцев из двенадцати, превращая дороги в непролазную грязь. Посевы сгнивали на корню, реки разливались по весне мутными потоками и сносили жалкие крестьянские хижины, а в озерах водилась нечисть, кравшая младенцев прямо из люлек. Он предпочел бы потратить на обратную дорогу больше времени, лишь бы избежать морского путешествия, но король требовал доставить невесту принца в Сурем как можно скорее, и военачальнику пришлось положиться на волю волн и ветра, что заставляло его нервничать в течение дня и лишало сна по ночам.
Затем капитан настоятельно порекомендовал плыть не в ближайший Айон, а сделать крюк и причалить
