Без труб, без барабанов

с попыткой побить рекорд мира на полмили.

Официальные лица заколебались, оставить нас или нет, но наконец Гарольд Остэд сделал широкий жест и после долгих уговоров дал свое согласие в связи с особыми «обстоятельствами». Я представляю, как ему пришлось поволноваться, раздумывая, что лучше: сказать нам «нет» и с триумфом возвратиться домой вместе с нами или сказать «да» и оставить нас для возможных новых успехов?

Мы получили возможность остаться благодаря действиям восхитительного ирландского организатора Билла Мортона. Он быстро устроил международные соревнования в Дублине на знаменитом стадионе Сэнтри, где Герберт Эллиот установил свой мировой рекорд на милю, а Альби Томас — рекорды на две и три мили.

Соревнования проходили два дня, и я должен был бежать 880 ярдов в первый день и милю во второй.

Нежелание кого-либо из моих соперников поддерживать темп разбило все шансы побить рекорд на полмили. Я достиг большого разрыва и спринтовал за 300 ярдов, однако на финише все участники были довольно близки ко мне. Я показал 1.47,9, оставив позади Рона Деланея, Тони Блю и Герба Эллиота.

Результат был выше ирландского рекорда, но до мирового рекорда Тома Куртнея оставались 1,1 сек.

В беге на милю я не участвовал с тех пор, как в марте 1959 года показал 4.10,2 (лучшее мое время) на чемпионате Новой Зеландии. Я смог оставаться в группе лидеров вплоть до последнего круга, пока не почувствовал, что совсем выдохся, и сбавил темп. Финиш я пересек пятым, вплотную за великим венгерским бегуном Ласло Табори, однако очень далеко от Эллиота, который «накормил» всех участников забега и показал 3.57,0. Мой результат был 4.01,5.

Гордон Пири в этом забеге увенчал свою спортивную карьеру и впервые вышел из четырех минут. Он пришел третьим. Для меня же утешением, по крайней мере, был тот факт, что я сбросил со своего лучшего результата 8,7 секунды.

В то время я просто не был подготовлен для дубля высокого класса; возможно, напряжение предшествующих дней также отразилось на моей способности к спринту на финише.

В Дублине мы с Артуром остановились в семье Дойлов, которые столь энергично ухаживали за нами, что ничего не хотели знать и приходили в совершенное замешательство, когда мы должны были отказываться от огромных порций яблочного пирога и других вкусных вещей, которые они готовили непрерывно на протяжении целого дня.

Несмотря на решительные отказы, уезжая в Англию для следующих выступлений, я чувствовал, что прибавил в весе несколько лишних фунтов.

Теперь соревнования проходили в Лондоне, на стадионе «Уайт-сити». Атмосфера выступлений на дорожке «Уайт-сити» волнует, пожалуй, как нигде больше. Поле окружено трибунами, и в центре стоит невообразимый шум.

Соревнования были названы «встречей олимпийских звезд», но, в сущности, это была битва между Лондоном и панамериканскими городами, финансируемая «Ивнинг Ньюз» и организованная местными клубами.

Я был одним из двух спортсменов из стран Британского содружества, которых выбрали для состязаний против панамериканских представителей в беге на 880 ярдов. Другим был мой старый соперник Джордж Керр, с которым мы бежали за лондонские клубы против Сиднея Перкинса и Джона Венка. Том Фарелл, Карл Хейнцкрузе из Западной Германии и Тони Блю были включены в забег, чтобы придать ему дополнительную остроту.

В Дублине моя попытка побить рекорд не удалась: в соревнованиях отсутствовал спортсмен, который бы пожелал взять на себя лидерство в быстром темпе. Но здесь мне сказали, что приняты меры к тому, чтобы первый круг был пройден за 52 секунды. И действительно, когда я занял свое место на линии старта и взглянул на противников, я увидел незнакомого мне бегуна, не включенного в списки. Это и есть, предположил я, бегун, которому надлежит вести бег на первом круге. Кроме того, я надеялся на Джорджа, который, по слухам, собирался изменить своей обычной тактике преследования. Как заявил его представитель олимпийский чемпион 1952 года в беге на 400 м Герб Мак-Кинлей (Снелл допускает здесь неточность. Чемпионом Олимпиады 1952 г. в беге на 400 м был Д. Роден (Ямайка), а Г. Мак-Кинлей, хотя и показал одинаковое с Роденом время, завоевал серебряную медаль этой Олимпиады. — Прим. ред.), Джордж жаждет сжечь меня энергично пройденным первым кругом. Возможно, думал я, эти двое будут достаточной компенсацией против холода и сильного ветра.

Однако не Керр, а именно тот неизвестный бегун повел бег сразу после виража. Я пристроился к нему и, как только это сделал, почувствовал, что Джордж занял место сразу же за мной.

На темп бега я внимания не обращал. Он казался достаточно быстрым, и это не беспокоило меня; я оставил следить за ним лидеру, а сам сконцентрировался на расслаблении, намереваясь выскочить где-то за 300 ярдов до финиша, в зависимости от того, как быстро будет пройден первый круг.

Первый круг мы прошли чуть медленнее, чем нужно, — за 53 секунды. Это осложняло дело. Я не хотел выйти вперед слишком рано из-за Джорджа, который занимал угрожающую позицию. Мне не хотелось идти на рекорд, а затем быть съеденным им на последней прямой.

Но Джордж не набросился на меня. Я приберег свои силы до последнего виража, а затем финишировал с разрывом в 15 ярдов. 1.47,5. Опять неудача.

После этого бега я впервые за несколько месяцев смог по-настоящему отдохнуть.

Долгое время я интенсивно посвящал себя бегу и теперь начал испытывать последствия этого. Для меня было роскошной передышкой пойти вместе с Артуром на банкет в Дорчестере, потому что я знал, что все соревнования уже позади. Я устроился за столом с австралийцами Тони Блю, Бэтти Катберт, Колином Риджуэем, и, когда официант подошел к столу с коробкой сигар, мы с Тони взяли по одной и принялись смаковать их, сознавая себя грешниками.

Сделав несколько затяжек, я увидел, как Артур встал из-за стола, где он сидел вместе с группой тренеров, и подошел к нам.

Держа сигару в зубах, я смотрел на него и глуповато улыбался, не догадываясь, что именно он сейчас скажет, но зная наверняка, что он сделает какое-нибудь замечание.

Он просто сказал: «Я думал, ты следишь за собой лучше».

Но на следующее утро, когда мы отправились в Лондонский аэропорт, чтобы улететь в Новую Зеландию, ему тоже пришлось сконфузиться.

Мы были настолько перегружены подарками и трофеями, что нам предложили уплатить 50 фунтов за излишек багажа. Не имея таких денег, мы вступили в пререкания и в конце концов улетели домой, оставив официальным лондонским представителям улаживать это дело.

Лететь домой через Америку для нас было приятнее, чем через Индию, однако полет с востока на запад на самолете, делающем свыше 500 миль в час, также имеет свои проблемы. Полет в западном направлении делает день значительно длиннее, а это значит, что проголодавшиеся спортсмены получают пищу через большие интервалы. Компании, которые ведают перевозкой, устанавливают часы в самолете по-местному времени после каждой остановки по ходу полета. Это значит, например, что, если мы вылетели из Нью-Йорка в 10 часов утра, время немедленно ставится таким, какое оно есть в данный момент на Западном побережье, т. е. 6 часов утра. Таким образом, время до ближайшего приема пищи сразу растягивается до шести часов.

Артур пытался разрешить указанную проблему, попросив у официанта одно из аппетитных яблок, которые он нес на подносе. Тот довольно холодно ответил, что яблоки предназначаются только для пассажиров первого класса.

Встреча в Венуапаи напомнила нам снова о том, что значит наш золотой дубль в Риме для Новой Зеландии. В жарких схватках после Римской олимпиады я уже стал забывать об этом, но шумная встреча в Окленде была чудесным напоминанием. Под прожекторы на посадочную полосу выкатили трап, и оттуда я произнес свою первую речь.

Впоследствии мне пришлось говорить очень много, потому что к этому теперь обязывало меня мое новое положение.