С любовью, Джулиет
Доуси — Джулиет
27 июля 1946 года
Дорогая Джулиет!
Скоро пора забирать Реми из хосписа, но еще есть пара минут, и я решил написать тебе.
Реми выглядит лучше, чем в прошлом месяце, но все равно очень слаба. Сестра Тувье отвела меня в сторонку и дала наставления: Реми должна хорошо питаться, остерегаться сквозняков и не нервничать. И больше бывать с людьми — желательно веселыми.
Что Реми у Амелии не останется голодной, и не замерзнет, не сомневаюсь, но вот веселье. Лично я его предоставить не могу. Шутки и прочее подобное — не моя стихия. Я не знал, что ответить, заулыбался и закивал с бодрым видом. Кажется, получилось неубедительно, потому что сестра посмотрела с подозрением.
Я сделаю все, что в моих силах, но думаю, ты, Джулиет, твоя солнечная улыбка и лёгкий характер для Реми намного полезней. Она непременно полюбит тебя, как полюбили мы, и общение с тобой поможет ее выздоровлению
Обними и поцелуй за меня Кит. Увижу обеих во вторник.
Доуси.
Джулиет — Софи
29 июля 1946 года
Дорогая Софи!
Пожалуйста, забудь все. что я наговорила о Доуси Адамсе. Я идиотка.
Только что получила от него письмо, восхваляет целебные свойства моей «солнечной улыбки и легкого характера».
Солнечная улыбка? Легкий характер? Меня никогда еще так не оскорбляли. Легкий характер в моей шкале ценностей находится рядом с безмозглостью. Клоун — вот что я для него такое.
Я так унижена — пока мы шли сквозь лунный свет и меня влекло к нему всей душой, он думал о Реми и о том, как ее позабавит моя болтовня!
Нет, ясно: то было помрачение. Доуси нет до меня никакого дела.
И сейчас слишком зла, даже не могу писать.
С вечной любовью, Джулиет
Джулиет — Сидни
1 августа 1946 года
Дорогой Сидни!
Реми наконец приехала. Она маленькая, невероятно худая, с короткими черными волосами и почти черными глазами. Я представляла её калекой, но это не так, она лишь чуточку прихрамывает, будто у нее нерешительная походка, и неловко поворачивает шею.
По описанию получился какой-то беспризорный ребенок, что совсем не соответствует действительности. Издалека — может быть, но не вблизи. В Реми есть странная, суровая, обескураживающая напряженность. Она не холодна и точно не враждебна, но, похоже, боится всего внезапного. Думаю, доведись мне пройти через её ад, я была бы такой же — отстраненной от реальности.
Однако все меняется, когда Реми общается с Кит. Вначале она лишь следила за Кит, не заговаривала, но потом Кит предложила научить Реми шепелявить. Реми изумленно согласилась, и они ушли в теплицу Амелии заниматься. Правильно шепелявить Реми мешает акцент, но Кит не ругается, напротив, великодушно дала ей несколько дополнительных уроков.
В день приезда Реми Амелия устроила небольшой праздничный ужин. Все вели себя до крайности благопристойно. Изола явилась с огромной бутылкой тоника под мышкой, но, раз глянув на Реми, не стала его и предлагать. «Как бы не окочурилась», — шепнула она мне на кухне и сунула бутылку в карман пальто. Илай нервно пожал Реми руку и ретировался — видно, боялся нечаянно сбить ее с ног. Я порадовалась, что Реми спокойно, уютно с Амелией. Но очевидный фаворит — Доуси. Когда он вошел в гостиную (он задержался и пришел позже всех), она совершенно успокоилась и даже улыбнулась ему.
Вчера было холодно и туманно, но мы с Кит и Реми тем не менее решили построить песчаный замок на крошечном пляже Элизабет. Мы его возводили, получился великолепный образец дворцовой архитектуры. Я захватила термос. Мы сидели, пили какао и нетерпеливо ждали прилива — когда он разрушит замок.
Кит бегала по берегу, приманивала волны. Реми дотронулась до моего плеча и улыбнулась:
— Элизабет, наверное, была такой же. Морской владычицей.
Она словно подарила мне подарок, ведь даже такой крохотный жест требует доверия. Я чуть не лопнула от счастья: ей со мной хорошо!
Кит резвилась у воды, а Реми говорила об Элизабет. Та собиралась вести себя тихо, сохранять силы и как можно скорее после войны вернуться домой.
— Мы думали, что получится. Знали о вторжении, видели бомбардировщики союзников над лагерем. Знали, что происходит в Берлине. Охранники не могли скрыть свой страх. Каждую ночь мы лежали без сна и прислушивались, не идут ли танки союзников. Шептались: вдруг нас освободят? Не верили в смерть.
После этого говорить сделалось, но сути, не о чем, но я все думала: если бы Элизабет продержалась еще несколько недель, она могла бы вернуться домой к Кит. Зачем, зачем в самом конце войны она бросилась на надзирательницу?
Реми смотрела на волны. Затем произнесла:
— Лучше не иметь такого доброго сердца.
Для Элизабет — да, но не для нас. Тут пришел прилив. Мы закричали ура, и замка не стало.
С любовью, Джулиет
Изола — Сидни
1 августа 1946 года
Дорогой Сидни!
Я новый официальный секретарь гернсийского клуба любителей книг и пирогов из картофельных очистков. Вот и подумала, что будет любопытно взглянуть на мой первый протокол. Вам ведь интересно все то же, что Джулиет. Вот он:
30 июля 1946 года, 19.30. Погода холодная. Океан шумный. Заседание в доме Уилла Тисби. Пыли нет, но занавески надо постирать.
Миссис Уинслоу Доббс прочитала главу из собственной автобиографии под названием «История жизни и любви Делии Доббс». Все слушали внимательно — но после молчали. Кроме мистера Уинслоу. Он хочет развода.
Всем было неловко, поэтому Джулиет и Амелия подали заранее приготовленный десерт — чудесный слоеный торт со сливками на тарелках из настоящего фарфора, обычно мы его не достаем.
Встала мисс Майнор. Коль скоро мы заняли личным творчеством, не желаем ли послушать кое-что из ее афоризмов? Сочинение называется «Книга житейской мудрости Мэри Маргарет Майнор».
Все и так давно знают, что и по какому поводу думает Мэри Маргарет, но, естественно, дружно вскричали: «Да, да!» — потому что очень ее любим. Уилл Тисби, правда, не преминул выразить надежду, что в книжке Мэри Маргарет свои мысли отредактировала, — оно бы к лучшему.
Я предложила на следующей неделе созвать специальное внеочередное заседание, чтобы не оттягивать мой доклад о Джейн Остин. Доуси меня поддержал! Все сказали: «Да, да». Заседание
