многозначительно посмотрела на Оггльо. — А то у нас опыта общения с местными мороками ну просто никакого. Мне от них так вообще не по себе.
— Да да, конечно, я схожу, — быстро согласился Оггльо. — К ним действительно что, подход нужен.
До дома мы шли почти что совсем молча. Даже Терикаси не стал про наши сердечные дела ничего говорить, думал о чем-то. А мне постоянно казалось, что за нами кто-то идет. И увидеть этого кого-то, разумеется, не удавалось.
8
Мне опять снились дядьки. Только называть их дядьками во сне не хотелось и не моглось совершенно. Хотелось пискнуть тоненько и куда-нибудь спрятаться. До расстояния вытянутой руки им оставалось уже совсем немного, и я подумала прямо во сне, что если мы за ближайшие дня два все не поймем, то понимать будет уже некому. А дядьки продолжали стоять и смотреть. Правда, мне показалось, что они чем-то во мне очень удивлены.
Проснулись мы все в омерзительном, разумеется, настроении.
— Ну что, — заявил Терикаси. — Время нас не то, что поджимает даже, просто плющит, как катком. Они как-то быстрее стали подбираться. Четырех дней у нас нет, совершенно точно. Дня два, я правильно понял?
— Угу, мне тоже так показалось, — я попробовала сделанный кофе и поморщилась. Мое настроение на качество кофе слишком сильно влияет. — Радуйте меня, господа, срочно радуйте. Иначе мы сегодня кофе не попьем.
— Было бы чем радовать, епть, — Лянхаб сидит на диване и снова в сумке копается. — Хотя, могу попробовать. У меня тут где-то завалялся оберег один.
— Откуда это у тебя в сумке обереги? — заинтересовался Терикаси.
— Ну, подарили, — неопределенно ответила Лянхаб. — Мне иногда дарят всякое…
— Небось Оггльо вчера положил, когда никто не видел, да? — ехидно предположил Терикаси. — Чтобы мы тут подольше остались. Приостанавливает дядек и все такое?
— Нет, — грустно ответила Лянхаб. — Ничего он мне не подкладывал. Это Кицни подарил когда-то, сто вечностей назад. Сказал, если совсем припрет, найду. А до того — нет. Он даже с Киолом об этом договаривался. Вот я и хочу проверить, приперло нас или не совсем еще.
— А что он делает-то, оберег твой? — мне как-то не верится, что Кицни, со своей жизненной философией мог хоть что-то полезное Лянхаб подарить. Если только пистолет, чтобы, «когда припрет», застрелиться.
— Понятия не имею. Ты же знаешь Кицни. Он ведь если дело доброе сделает, три ночи после этого спать не будет. Я и такому-то проявлению его драгоценного внимания удивлялась долго. Но он умный, хоть и сволочь. И будущее иногда видит в окнах. Знаете, ходишь когда вечером по городу, смотришь в окна, кто там и как живет. А Кицни в этих вот окнах видит будущее. Такой побочный эффект нахождения в этом мире.
— Ни фига себе, — удивляюсь я, сражаясь с пенкой для капучино. — А почему он никогда об этом не рассказывал?
— Так божеству цинизма не полагается даже верить в то, что будущее увидеть можно. Не говоря уже о том, чтобы видеть самому. Стеснялся он, одним словом. Но вот когда мы уже совсем разбегаться стали, он однажды часа три вечером по городу шлялся, потом вернулся с изменившейся мордой и подарил мне эту штуку. — Лянхаб наконец вытащила из сумки что-то очень похожее на маленький череп. — Не знаю даже, радоваться или как. С одной стороны оберег, даже не пойми как работающий — хорошо, а с другой — совсем жопа, кажется.
— Нет, это хорошо, Лянхабушка. Если даже мы с Каф тут загнемся от контактов с непонятными дядьками, ты, наверное, сможешь вернуться в Ксю-Дзи-Тсу и придушить Киола. И передай Ронах, что я о ней думал, изредка, — Терикаси смахнул воображаемую слезу.
— Хорош в Кицни играть, епть, — Лянхаб недоверчиво найденный оберег изучает. — Тебе ж Ронах понравилась.
— Понравилась, да. Но если мы тут все помрем, это мало значения иметь будет. Так что я стараюсь об этом не думать особо, не расстраиваться чтобы. — Терикаси схватил первую получившуюся чашку кофе и показал мне язык. — В общем, нам надо сегодня ударными темпами проверить всех, о ком нам Оггльо с Гориипом рассказали. А утром пойдем на вокзал. И если ничего не выясним, уезжаем отсюда к Киоловой матери. Точнее, к самому Киолу.
— Слушайте, а может нам сейчас прямо уехать? — предлагаю я. — У меня каждый раз, когда я этих дядек вижу, ощущение такое, что я пару вечностей собственной жизни теряю.
— Да нас Киол обратно не пустит, епть, — Лянхаб, видимо, так и не разобралась, как работает оберег, поэтому просто сунула его в карман.
— Пустит, никуда не денется, в конце концов, мы с самим миром можем поговорить, уж он-то точно не захочет запросто так с тремя богами распрощаться. К тому же, живыми, — говорит Терикаси, — вот только есть у меня ощущение, что сейчас уезжать — это неправильно. У нас все-таки есть еще возможность во всей этой неприятной фигне разобраться. Да и местных дохленьких жалко. Они, конечно, уроды уродами, но ведь когда-то были божествами, поэтому…
— Подожди, подожди, — перебиваю я, — как с самим миром переговорить? Киол же говорит, кроме него это никому не позволяется.
— Ну, Киол может говорить все, что хочет, — Терикаси хитро улыбается в чашку с кофе. — А надо будет — переговорим.
— Епта, как мы тут много нового и интересного узнаем, — не то восхитилась, не то возмутилась Лянхаб.
— Экстремальные условия, — усмехнулся Терикаси. — Вот вернемся в родной Ксю-Дзи-Тсу, будем жить как раньше, приятно и радостно, да еще и кино смотреть, если получится.
— Ага, так ты вот почему уезжать сразу не хочешь, — говорю я, — тебе все мысли про кино покоя не дают.
— И это тоже, — вполне серьезно кивает Терикаси. — Мы все-таки должны получить хоть что-то за свои в этом городе мытарства. Ладно, сегодня засиживаться за кофе не получится, барышни. Надо идти пытать подозреваемых.
— А куда сначала? — поинтересовалась Лянхаб, изучая себя в зеркало, которое каким-то чудом обнаружилось в нашей квартире.
— В Оггльо, я думаю, — ответил Терикаси. — Посмотрим на этих двух индивидов. А потом уже в Гориип, там попривычней, да и время уже то самое будет, когда там Кеилат сотоварищи пить-жаловаться начнут.
— Интересно, а как мы будем проверять вообще, они это — не они? Не интересоваться же в лоб, — спрашиваю я, быстренько отправляя в никуда кофейный автомат.
— А почему бы и нет, перетудыть, — говорит Лянхаб. — Меня лично уже порядком достало вокруг да около всего в этом милом городе ходить. Вон, с Гориипом и Оггльо как получилось в итоге. А если бы они и правда убийцами оказались.
— Действовать будем по ситуации, — Терикаси уже стоит у дверей и на нас нетерпеливо смотрит. — Мне, правда, кажется, что и они все тут не при чем совершенно, что все куда хуже и сложней.
— Угу, вот и мне так кажется, — соглашаюсь я. — Правда, не знаю, действительно ли хуже. Есть у меня ощущение, только вот не разберусь пока, какое именно. Но даже если оно врет, у нас еще оберег Кицни есть.
— Ну да, из него вылезет сам Кицни с топором и отрубит нам головы, чтобы не мучились, — предположил Терикаси.
