достоинства человека и неотъемлемые «естественные» права своей личности, терпеть насилие и бесправие? На эти вопросы не может быть двух ответов, тут всякое колебание было бы позорно. Какие идейные оправдания могут быть приведены в защиту точки зрения реакционеров и мракобёсцев, жрецов грубого насилия, что может уменьшить их страшную вину перед человеческим духом и ослабить справедливое возмездие? Тут может быть историческое объяснение общественного зла, но не его нравственное оправдание.
Этика ясно и определенно требует осуществления «естественного права» человеческой личности и не допускает в этом отношении никаких компромиссов, этим самым она требует гарантии прав гражданина; вместе с тем этика безусловно осуждает классовые антагонизмы, как важнейшее препятствие для развития человека. С этической точки зрения оправдываются все усилия, направленные к завоеванию того минимума прав, при котором только и возможно достойное человека существование; с этической точки зрения для человека позорно не отстаивать тех своих прав, которые являются необходимым условием идеального самоосуществления. Если бы с точки зрения естественной необходимости оказалось, что насилие, несправедливость и угнетение человека должны увеличиваться, что свобода неосуществимая мечта, то и тогда императивы этики остались бы в полной силе, зло было бы не менее отвратительно, но только человечество должно было бы пасть в борьбе с ним. Но утверждения реакционеров разбиваются и с точки зрения необходимости.
Люди борются в обществе путем соединения и группировки, в истории мы встречаем собственно не борьбу отдельных людей, а борьбу общественных групп. Современная общественная группировка открывает широкие перспективы, необходимость дает условия, опираясь на которые человеческий дух может и должен создать лучшее, более свободное будущее. Творчество будущего всегда окрашено для нас не только в цвет естественной необходимости, но также в цвет нашей нравственной свободы. Теперь мы, кажется, смело можем сказать, что на нашей стороне окажется не только правда, но и сила [292] .
Реакционеры привыкли встречаться с материалистическим обоснованием и оправданием освободительных стремлений, но гораздо сильнее и чувствительнее будет вызов идеализма. Идеализм обнаруживает полнейшую духовную нищету всякой реакционной идеологии: христианин проповедует зверское насилие над
людьми, спиритуалист тащит за всякое проявление духа в полицейский участок[293]. Спиритуализм, признающий безусловную ценность за человеческим духом, нельзя соединить с оправданием внешнего, часто прямо физического, насилия над этим духом, спиритуализм не может появляться в казенном облачении и проповедовать ту безобразную ложь, будто бы свободный дух должен прекрасно чувствовать себя в рабском обществе. То новое идеалистическое направление, к которому я с гордостью себя причисляю, выводит необходимость освободительной борьбы за «естественное право» из духовного голода интеллигентной души[294].
Мы недостаточно ценим и недостаточно еще понимаем глубокого значения той критики существующего строя, которую предпринял Лев Толстой с точки зрения христианского идеализма. После Толстого ко многому нельзя уже относиться так индифферентно, как относились раньше, и голос совести настойчивее требует нравственно осмыслить жизнь, устранить чудовищные нравственные противоречия, которые у представителей силы принимают преступный характер[295] .
Свою статью я заканчиваю следующим основным, как мне кажется, выводом: нужно личностью быть и своего права на образ и подобие Божества нельзя уступить ни за какие блага мира, ни за счастие и довольство свое или хотя бы всего человечества, ни за спокойствие и одобрение людей, ни за власть и успех в жизни; и нужно требовать признания и обеспечения за собой человеческого права на самоопределение и развитие всех своих духовных потенций. А для этого прежде всего должно быть на незыблемых основаниях утверждено основное условие уважения к человеку и духу — свобода.
' «Национальный вопрос в России» Вл. Соловьева46'-— классический образчик идеалистической критики реакционеров-националистов, но Соловьев не продумал до конца и не сделал всех необходимых выводов из спиритуализма.
43 Эта мысль была намечена Струве в статье «Высшая цена жизни»4''. Начиная с этой недоконченной статьи в русской прогрессивной литературе все более обозначается сознательное идеалистическое направление. 44 45 «Толстовство» со всеми своими отрицательными сторонами давно уже потеряло всякое значение в жизни русской интеллигенции и потому теперь можно объективно оценить положительные заслуги Толстого.
КРИТИКА ИСТОРИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА[296]
I.
Критический пересмотр доктрины исторического материализма представляется мне теперь особенно важным и своевременным, так как именно с этой доктриной неразрывно связана большая часть споров и разногласий, как теоретических, так и практических, выдвинутых марксизмом на поверхность умственной и общественной жизни. Теория исторического материализма, очень интересная и значительная по своей роли в истории общественных идей, поддерживает целый ряд ложных социологических и историко- философских предпосылок и прямо даже суеверий, которые стоят на дороге развития социальной и философской мысли и препятствуют разъяснению самых насущных вопросов, мешают сговориться и сойтись на какой-нибудь общей задаче, одинаково близкой и священной для каждой из спорящих сторон.
Материалистическую догматику, которою заражены еще слишком многие, нужно вырвать с корнем, а корнем являются принимаемые большинством на веру догматы исторического материализма и в особенности так называемая «классовая» точка зрения, которая в руках большей части ее сторонников оказывается орудием против общечеловеческой логики и общечеловеческой этики и потому исключает возможность какой- либо логически или нравственно обязательной аргументации. А между тем еще слишком мало сделано для критики самой сути исторического материализма, почти так же мало, как и для его обоснования. В спорах «критиков» и «ортодоксов»[297] одними также само собой подразумевается ложность некоторых догм марксистской социологии, как другими их непререкаемая истинность, и потому спорящие слишком часто говорят на разных языках и оказываются «варварами» друг для друга [298]. «Буржуазные» в истинном смысле этого слова критики марксизма и исторического материализма только усиливали позицию классовой теории. Их грубое непонимание и некрасивые инсинуации питали то суеверное чувство, которое до сих пор мешает свободному умственному творчеству и догматически делит науку на буржуазную и небуржуазную, причем под буржуазной наукой подразумевается не заведомая защита буржуазии, буржуазного общества и буржуазных идеалов, что было бы совершенно справедливо и понятно, а огульно всякая научная и философская работа, которая не признает всех классовых догматов ортодоксии. Производится своеобразный сыск для открытия «буржуазной» материальной субстанции в самом искреннем правдоискательстве, в самой страстной жажде справедливости. Таким образом, одним взмахом пера упраздняется всякая свободная и прогрессивная работа мысли, всякое идеалистическое искание новых путей, упраздняется не путем доказательств и аргументов, а старым, унаследованным от католичества, путем «отлучения»: представляется достаточным показать, что такой-то отклоняется от «классовой» точки зрения и вступает в явные противоречия с Марксом, несчастный еретик осуждается, как «буржуа».
Я отношусь с большим хладнокровием и даже пренебрежением к такого рода полемике, поскольку она направлена против меня, и не вижу в ней решительно никакой теоретической ценности, это в идейном отношении quantite negligeable[299]', и тут не может быть возражений по существу, так как само существо заменяется «полемическими красотами» [300] . Но дело обстоит не так просто, коренная причина тут не в склонности тех или других лиц к не совсем корректным полемическим приемам, к передержкам и инсинуациям, а в основном характере их
