коленом пониже спины. Пнула командирша скорее по-дружески, не то бы точно в канаву скатился. Герман не обиделся – почему-то после той ночи и сказочной беседы с лесом Катя все реже казалась прекрасным монстром.
– Под дубом – желуди. Прошлогодние. А он здесь стоял, смотрел. Может, запоминал, может, думал здесь спрятать. В общем, сворачивать нужно, – задумчиво объяснил Прот и начал перебираться через канаву.
Катя перепрыгнула через высокую траву, подхватила мальчика за шиворот. Все уже порядком устали. На рекогносцировку вышли еще утром, сейчас дело шло к вечеру. Блуждания вдоль узкоколейки казались бессмысленными – Прот раза три углублялся в лес, но почти сразу возвращался к насыпи. Скучно тянулись по узкому зеленому коридору тронутые ржавчиной рельсы. Узкоколейку когда-то вели к лесоразработкам, но не достроили из-за начавшейся войны. По смутному ощущению Германа, людей здесь не бывало примерно с того же времени.
– Прот, ты не торопись, – сказала Катя. – Дерево приметное, ориентир хороший. Вполне возможно, что где-то здесь наш неутомимый дружок и шастал. Если обратно двигаться, к тому мосточку выйдем, а там места болотистые, неудобные. Если опять вперед пройти, там хутор корейский.
«Корейским» хутор был обозван из-за неумеренно свирепой собачонки. Хутор разведчики обогнули, но кудлатая шавка унюхала, увязалась следом, заливаясь визгливым лаем. Шуму от мелкой сучки было больше, чем от своры борзых. Неизвестно, собиралась ли озверевшая в лесной глуши псина пожрать пришельцев или подзывала хозяина с обрезом, но убралась собачонка, только когда Катя вскинула карабин и в голос посулила соорудить знатное корейское рагу на ужин.
– Да, местечко подходящее, глуше не придумаешь, – командирша еще раз оценила заросшие буйной зеленью канавы. – Значит, прочесываем здесь тщательнее. Вы идите вперед, я чуть вернусь. Ищем следы пребывания людей. Их, как минимум, трое-четверо должно было быть.
Шаги по шпалам ложились неровно – Герману слишком часто, Проту слишком редко. Двигались в тишине, внимательно вглядываясь по обе стороны насыпи. У прапорщика зябли пальцы правой ноги, выглядывающие из «оскалившегося» сапога. Портянка промокла насквозь, полоска ткани, стягивающая сапог, вновь ослабла.
У Прота с крепкими башмаками все было нормально, но ноги мальчик едва волочил. Не с его здоровьем целыми днями по рельсам бродить.
– Ну, что, вспомнилось что-нибудь? – прервал молчание Герман.
– Да нет, дерево вроде то. Дальше я поляну видел. Объяснить про нее не могу. Поляна как поляна, – с досадой пробормотал Прот. – На той поляне он что-то хорошее сделал. Или наоборот. Его удовлетворение чувствуется. Ну, как после женщины.
«Может, он там изнасиловал какую-нибудь несчастную? Кружим мы в потемках. Не дай бог в проводниках ясновидящего иметь», – подумал Герман, а сам бодро сказал:
– Торопиться не будем. Раз она сказала, что место подходящее, можно не сомневаться, – так и есть. Они одного поля ягоды.
– Может, вы и правы, – согласился мальчик. – Как думаете, Герман Олегович, как следы человека на рельсах выглядеть должны?
– Несомненно куча кала, кровавые пятна и потеки мочи. Еще окурок слюнявый и красный бант, – пробурчал Герман.
Они прошли дальше. Герман уже в третий раз видел расклеванное прямо на шпалах яйцо чибиса. Кто-то полакомился.
– А это что за пятно? – спросил Прот.
Собственно, пятен было несколько. Маленькие жирные отметины, едва различимые на фоне шпалы. Герман присел на корточки, попытался принюхаться – едкая вонь креозота, которым была пропитана шпала, затмевала все. Пришлось сунуть в пятно палец. Вроде бы смазка.
Герман встал, махнул фуражкой, подзывая маячившую вдали Катю.
– Молодец, прапорщик. Надо понимать, они на дрезине подкатили, – сказала Катя. Галифе она испачкать не боялась, опустилась прямо на колени, принюхивалась.
Герман посмотрел на светлую макушку, поколебавшись, сказал:
– Это Прот смазку обнаружил.
– Слаженная работа в команде – признак истинного профессионализма, – Катя, не поднимаясь с колен, принялась озираться. – Здесь, кажется, – живо скатилась с насыпи к ничем не примечательному кусту. – Точно здесь!
Герман с мальчиком сползли следом.
– Они здесь кусты раздвинули, ветки закрепили. Протащили груз, потом все поправили. Ветку все- таки сломали, пришлось подвязывать, – Катя постучала грязным пальцем по ветке, стянутой обрывком шнурка. – Он, гадюка, точно он! Теперь тропку определенно нащупаем.
Улыбалась амазонка восхитительно, – так бы на придворных балах улыбаться, бриллиантами и обнаженными плечами сверкая да светских львов с ума сводя. Эх, княгиня ободранная.
– Что смотрите? – несколько озадаченно поинтересовалась предводительница. – Пошли, пока дождь не начался.
Двигалась она уверенно. Теперь и Герман замечал следы, оставленные несколькими людьми. Здесь дерн явно вмят, здесь кору слегка ободрали. Понятно, весь маршрут замаскировать трудно. Катя молча ткнула пальцем – мох под деревом хранил прямоугольный отпечаток – ставили что-то тяжелое, раз мох до сих пор не оправился.
По листьям щелкнули первые капли дождя. Через минуту ровно и уверенно полило. Катя нырнула под широкие ветви и вдруг остановилась у толстого ствола:
– Так, граждане кладоискатели. Несколько новостей: идем мы правильно, дождь нам на пользу – запашок прибьет. Кладоискательство – занятие заведомо грязноватое. Глубоко дышать не рекомендую.
Сквозь запах мокрой хвои до Германа долетело то, что предводительница назвала «запашком» – откуда-то плотно понесло сладковатым смрадом разложения. Прот побледнел.
– Плоть бренна, – напомнила Катя, развязывая косынку на шее. – Мы все это знаем. Придется потерпеть. Без тебя, Прот, мы никуда. Бери косынку, нос и рот завяжи. Моим трудовым потом попахивает, но все ж лучше, чем гнилью.
С косынкой на лице Прот превратился в карикатурную копию налетчика с американского Дикого Запада. Трое разведчиков двинулись дальше.
Труп лежал на крошечной полянке. Голова откатилась в сторону, по бурой кости, открытой лоскутами кожи, стучали капли дождя. Тело, должно быть, успели погрызть и мелкие лесные обитатели, но теперь это было незаметно – под одеждой кишели жирные белые черви.
– Дышите неглубоко, – глухо предупредила Катя. – Вот дерьмо, что ж он ничего остроумнее придумать не мог? Плагиатор.
Германа мутило, и он не сразу понял, что именно имеет в виду предводительница. Труп лежал на спине, откинув за обрубок шеи одну руку. В бесформенных пальцах была зажата казачья шашка. Мертвец словно отдавал честь, или… или указывал направление. Герман, наконец, вспомнил книгу, где пиратский капитан любил подобные зловещие шуточки.
– Обходим, – приказала Катя. – Давайте-давайте. Или наглядеться не можете? Нет, прапор, не туда. Подальше обойдем. Совершенно незачем следовать сомнительным указаниям.
Отошли назад. За кустами вонь стала чуть легче – дождь прибивал ее к земле. Герман снял фуражку, растер дождевые капли по лицу. Прот стянул повязку, глаза мальчика слезились.
– Да уж, – пробормотала Катя. – Вот гадство. Ладно, иллюзий по поводу нашего визави у меня нет и не было. Жаль, мы ему тогда мозги не вышибли. Я юмора с трупами вовсе не приветствую. Ладно, проехали. Обходим по дуге, очень внимательно смотрим за тем, что под ногами. Боюсь, дальше следы обнаружить будет труднее. Кстати, господин прапорщик, вы представляете, что такое «растяжки» и прочие сюрпризы? Минно-подрывные, я имею в виду.
– Я с минными работами по службе не сталкивался, – прохрипел прапорщик.
– Тогда под ноги и на уровне плеч внимательно смотрите. Ниточки, веревочки, паутиночки. И лучше
