– Я бы не сказал.
– Ну и славно. У меня ноги в порядке, у тебя суставы в исправности, – Катя коротким движением поддернула юбку и верхом присела на ноги майора. – За мной должок, Витюша. Как самочувствие, справишься?
– Спрашиваешь, – ладони Виктора Михайловича осторожно легли на бедра гостьи. – В чулочках? Обалдеть. А я, знаешь ли, все те не могу забыть. Не зря все же покупал. Ох и выдающаяся ты дивчина, Катенька.
– А то. Ну-ка – марш в ванну, товарищ майор.
Потом на развороченном диване Виктор Михайлович долго и блаженно отдувался.
– Не ценят тебя, Кать. Честное слово. Переходила бы в наше ведомство.
– Фигушки, я без пяти минут вольный человек, – Катя сунула майору стакан с томатным соком, разысканным в холодильнике. Поправила пластырь на животе мужчины. От кожи майора не слишком-то приятно пахло каким-то госпитальным снадобьем, но сам хозяин был ничего, в хорошей форме. Катя покосилась на простыню на бедрах Витюши.
– Оголодала? – вкрадчиво поинтересовался майор.
– Не хами. Без десерта оставлю.
– Я же исключительно из сочувствия. – Виктор Михайлович взял руку девушки, чмокнул в загорелое запястье. – Как оно там получилось? Я не по форме интересуюсь, по духу и личным ощущениям спрашиваю. Жаль, что не задержался я. Очень сожалею.
– Не жалей. В основном я своих била. Может, кому такое и привычно, но я-то дура сугубо армейского воспитания – внешнего врага предпочитаю. Паршиво было работать.
– Это да, – майор вздохнул. – Я как тот вагон вспомню – стакан немедленно принять хочется. Грязно получилось. Народу стороннего уйму побили. Ничего, скоро меня на службу выпустят, с сопредельными «коллегами» договорю.
– Вы уж постарайтесь. Здорово нам нагадило это Всеукраинское бюро. Как думаешь, письмо-вызов – это их придумка?
– Спросим. И конторку накрепко прикроем. Кстати, личные проблемы возникнут – обращайся. В частном порядке. Знаю, ты девушка гордая, но не дури. Про это, – Виктор Михайлович похлопал по смятому покрывалу, – мы с тобой, может, и забудем. Хотя лично я – вряд ли. А тот поезд раздерганный нам зарубки навсегда оставил. Так что если нужен буду – не сомневайся. Добро?
– Уговорил, – Катя крепко сжала ладонями шершавые щеки майора. – Сейчас-то подурить можно, а, Витюш? Не скрою, и вправду оголодала…
Спустя год и восемь месяцев
Над побережьем стоял широкий грозовой фронт, и самолет посадили в Гамильтоне. В здании аэровокзала было сухо, но, казалось, и кондиционеры нагнетают влажный зябкий воздух. За огромными окнами лупил ливень. Ничего себе лето. Еще хорошо, что сели благополучно.
– Куртку надень, – сказала Флоранс.
– Да ну, еще распаковываться здесь? – Катрин кивнула на груду чемоданов и сумок, вокруг которой топталась, озабоченно сверяясь со списком, Мышка. – Не так уж и холодно. Я даже не помню, куда куртку сунула.
– Возьми мою, я все равно в свитере, – Флоранс скинула кожаный жакет.
Натягивать жакет не хотелось – в плечах будет узковат.
– Пожалуйста, – мягко попросила Флоранс.
Катрин влезла в мягкую кожу – дурной привычки заставлять подругу беспокоиться по мелочам мы не имеем и иметь не собираемся. Фло и так нервничает, – перелет выдался утомительным. Да еще Жо, ушедший высвобождать из плена грузовой клетки Цуцика, куда-то сгинул. Под дождем бегают, что ли? Обычно пес муки длительного авиапутешествия выносил стойко, но у каждого героя моменты слабости случаются.
– Может, мне пойти поискать? – спросила Мышка.
– Нет уж. Потом Фло пойдет искать тебя, а потом я наплюю на багаж и тоже пойду гулять? Подождем, никуда мальчики не денутся.
– Кэт, что этот тип на тебя так уставился? – шепотом спросила Флоранс.
Обычно на чужой взгляд в спину Катрин реагировала мгновенно. Самолет все чувства вытряс, рассеянной стала. Молодая женщина сердито глянула через плечо.
У пустующей стойки регистрации стоял молодой человек, опирался на изящную трость и старался смотреть ненавязчиво. Щурился.
– Это свой, – пробормотала Катрин. – Фло, я сейчас. Это старый товарищ. Безопасный. Я сейчас.
Мягкие подошвы кроссовок внезапно стали топать по гладкому мрамору пола, как разношенные сапоги.
– Привет. Все щуришься?
– Привычка, – молодой человек неуверенно улыбнулся. Вблизи он не казался таким молодым – вокруг глаз легли морщинки, и взгляд… Ну, взгляд всегда был старше.
– Здравствуйте, Екатерина Георгиевна.
– Если это ты, я тебя, пожалуй, обниму, – задумчиво пробормотала Катрин.
Парфюм у старого знакомого был хорош – кажется, «Кензо», но из-под дорогого аромата все пробивался запах того монастырского мальчишки. И полыни, и пыльных дорог…
Сидели в кафетерии. Остальная компания устроилась за соседним столиком. Багаж благополучно погрузили, наконец явившиеся «мальчики» то ли ужинали, то ли завтракали. Мрачноватый Цуцик поглощал кусочки гамбургера, подсовываемые Мышкой. Флоранс волновалась, что у пса расстроится желудок.
– Ты врач? – спросила Катрин, поглядывая на ухоженные руки старого знакомого.
– Немного врач, немного исследователь, – молодой человек напряженно улыбнулся. – Неловко как-то, да?
– Да это тебе, наверное, неловко, – Катя решительно перешла на русский язык. – Я же вроде как призрак. На твоем будильнике много годков натикало. Хотя внешне и не скажешь. Рада я тебя видеть. Даже таким холеным. Тьфу ты, просто не верится. Ой, как бы Пашка возмущался.
– Он и возмущался, – мальчик, давно переставший быть мальчиком, запнулся.
– Говори, – сказала Катрин, вертя в блюдце чашечку с остывающим кофе. – Говори, я в этой дряни варюсь не первый год, привыкла.
– Пашка в девяносто восьмом. Ничего поделать было нельзя – легкие у него всегда слабыми были. Вита – три года назад. До последнего работала, ругалась. Вы, Екатерина Георгиевна, возможно, о ней слышали? – молодой человек извлек из портфеля несколько футляров с DVD-дисками. – Я захватил – вдруг будет желание глянуть?
– Не выеживайся. Я старой бабкой не успела стать, – конечно, посмотрим, и с большущим интересом, – Катрин сгребла футляры. – «Восемь ножей в спину цивилизации», «Холокост трех материков». «Виктория Голутффин представляет новый документальный сериал… шокирующая правда о террористическом подполье…» Во как! Значит, глотнула Витуля киношного яда? Названия-то какие звучные-плакатные, даром что мы с Львом Давыдовичем лишь пять минут были знакомы.
– Вита получила шесть премий Международной ассоциации документального кино.
– Одуреть. Обязательно похвастаюсь, – Катрин глянула на соседний столик.
– Они знают? – шепотом спросил бывший мальчик.
– Ну, в общих чертах. Излишне натуралистические подробности я опускаю.
– Счастливая вы, Екатерина Георгиевна. Я уже ни с кем поговорить не могу.
– Брось скулить. Сразу видно – ты при делах.
– Да разве я жалуюсь? Занят на десять лет вперед. Это я только с вами хныкаю. По старой памяти.
– Э, может на «ты» пора переходить? Я тебе давно уж не командир. Девяносто лет, так? Фу, нелепость какая.
– Нет, я не отвыкну. Мы вас часто вспоминали. В последний раз, когда с Виточкой правнуков в Соединенную Россию возили, Пашка нас и в Одессу свозил. На то самое место. Посидели, вспомнили.
