отлично знал все порядки и процедуры в этой организации, а потому легко обходил все ловушки и тупики.
Лаймнер кивнул:
— Да, конечно. Я запросил из архива документы, относящиеся ко всем подобным делам за несколько последних лет. И во всех обнаружились признаки манипулирования свидетельскими показаниями, а кое-где обнаружились и подделки.
И все это Копье приготавливал понемногу в течение нескольких недель. Очень скоро они обнаружат еще несколько убийств, которые он совершил вместо бывшего смотрителя — от самых никчемных обитателей города до хозяина магазинчика и даже младшего егеря из этого самого участка. Каждого из них Копье убивал и замещал на какое-то время, прокладывая себе путь к этой личности. Шаг за шагом.
— Его поимка была только вопросом времени, — продолжал Копье в облике Гиссоса, постукивая по коробке, где в качестве вещественного доказательства лежал нож для сборки винограда. — Я не раз сталкивался с подобными случаями. Все эти убийцы со временем становятся беспечными и уверенными в своем превосходстве над окружающими.
Телемах выхватила из стопки один из самых живописных пиктов с места преступления в доках и помахала перед его лицом. Копье едва удержался, чтобы не облизнуться.
— А как насчет всего этого? — Она ткнула пальцем в великолепно выполненные кровью ряды восьмиконечных символов. — Что это означает?
В ее голосе он с удовольствием ощутил неподдельный страх. Конечно, ей были понятны обычные, тривиальные причины убийств, такие как деньги и власть, злоба и страсть; но мысль о том, что кто-то может лишить жизни человека во имя чего-то более возвышенного, чтобы
Вместо этого он придал лицу Гиссоса мрачное и озабоченное выражение.
— Сабрат не был одиночкой. Его напарник, Сеган… Он был его сообщником.
— Это подтверждается фактами, вставил Лаймнер. — Только я не могу понять, почему Йозеф убил и его тоже.
— Ссора? — высказал предположение Копье. — Мне известно только то, что эти двое заманили меня в Уайтлиф, а потом мне пришлось смотреть, как Сабрат прикончил Сегана и попытался сделать то же самое и со мной. Я почти… — В этот момент он позволил себе выразительно пожать плечами. — Он и меня чуть не убил, — закончил он шепотом.
— А эти… символы? — не унималась Телемах.
— Это были ритуальные убийства. — Он помолчал, чтобы дать им время осознать трагичность положения. — Вам известно о группировке под названием «Теоги»?
Едва он произнес последнее слово, как на лице верховного смотрителя вспыхнула злобная ухмылка.
— Эти отсталые фанатики? Это их рук дело? — Она метнула взгляд в сторону Лаймнера. — Я же говорила, что без них тут не обошлось! Разве не так? Я сразу это поняла!
Копье кивнул:
— Это что-то вроде секты фундаменталистов, если я правильно понял. И мне кажется, что Дайг Сеган был связным для теогов, а убийства с его помощью совершал Йозеф Сабрат, исходя из каких-то своих извращенных суеверий.
— Человеческие жертвоприношения?! — воскликнул Лаймнер. — В таком цивилизованном мире, как наш? Это же тридцать первое тысячелетие, а не примитивная доисторическая эпоха!
— Религия как раковая опухоль, — тут же отозвалась Телемах. — Она возникает и распространяется без всякого предупреждения.
Копье на мгновение задумался, какое незабываемое горе в прошлом причинили этой женщине верующие люди, что ей стала ненавистна сама мысль о религии.
— Я бы посоветовал вам разобраться с этой группой как можно скорее, — произнес он, поднимаясь на ноги. — В ваши средства массовой информации уже попали некоторые детали этого дела. Могу предположить, что все, кто как-то связан с теогами, могут сталь мишенями для самосуда.
— На жену и ребенка Сабрата уже было нападение, — сообщил Лаймнер. — Я послал к ним в дом Скелту… Он докладывал, что их оскорбляли и забрасывали камнями.
— Выясни, не причастны ли они к этому делу, — приказала Телемах. — И к вечеру я хочу, чтобы каждый из теогов, которые числятся в наших списках, был доставлен в участок для допроса.
Копье встал перед столом и благодаря мускульной памяти оперативника рефлекторным жестом одернул спереди куртку.
— Как я вижу, у вас все под контролем. Свой рапорт я составил. А теперь, когда дело раскрыто, я должен вас покинуть.
Лаймнер покачал головой:
— Нет, подожди. Остались еще некоторые процедуры… Должны быть оформлены свидетельские показания, потом суд… Тебе надо остаться на Йесте до окончания процесса.
— Войд-барон против моей задержки.
Ему потребовалось всего лишь посмотреть на верховного смотрителя, и Телемах мгновенно отреагировала.
— Конечно, оперативник, — сказала она. Телемах не могла даже помыслить, чтобы противоречить барону Эвроту или кому-то из его доверенных агентов. — Если возникнут какие-то вопросы, мы свяжемся с вами через консорциум. Убийца ликвидирован, а это самое важное.
Он кивнул и направился к двери. За его спиной снова раздался голос Лаймнера:
— Теперь люди почувствуют себя в безопасности.
Но его утверждение прозвучало так, словно этот человек старался убедить самого себя.
На изменившемся лице Копья возникла мимолетная улыбка. Страх, который он выпустил на улицы Йесты Веракрукс, так просто не развеется.
Гаэде Руфину произошедшие перемены пришлись по вкусу.
Раньше, когда губернатор еще пресмыкался перед Террой, а аристократы ничего не предпринимали, а только тихонько ворчали, Руфину приходилось довольствоваться незначительным положением сержанта Сил Планетарной Обороны Дагонета. Он занимался в основном тем, что перекладывал ту небольшую ответственность, что приходилась на его долю, на плечи младших чинов, которым не посчастливилось служить под его началом в транспортном парке. В тот день, когда он стал юстикаром, перед ним встал выбор между Борсталом[13] и службой, но Руфин никогда не стремился к гражданской жизни, зато всегда мечтал о том, чтобы надеть офицерский мундир. Он никак не мог понять, что степень его невежества значительно перевешивала его немногочисленные способности; ему даже не приходила в голову мысль, что его не повышают в ранге из-за того, что он никудышный солдат. Он был мертвым грузом в местном гарнизоне, и это знали все, кроме самого Руфина. По его собственным словам, продвижению по службе мешал какой-то тайный заговор среди старших офицеров, тогда как другие, вовсе этого не заслуживающие, поднимались по служебной лестнице, хотя все свидетельства подтверждали обратное. Но Руфин был не из тех, кто позволяет фактам влиять на собственное мнение.
Он пресмыкался перед всеми, кто носил офицерские галуны, но утешал себя тем, что писал в их адрес анонимные оскорбления на стенах душевых кабин, медлил с выполнением любого отданного приказа и выдумывал десятки других мелких пакостей.
Все изменилось лишь потому, что в момент, когда пришло освобождение, он оказался в кабинете своего командира. Это теперь они называют Освобождением тот кровавый день переворота, когда Дагонет объявили свободным от имперской власти и верным знамени Воителя Хоруса.
Руфин, всеми забытый, сидел тогда в кабинете. Его вызвали для дисциплинарного взыскания — кто- то слишком часто слышал, как он поносит старших по званию. Если бы все это происходило в другой день, его, вероятно, уже уволили бы из рядов СПО.
