РАССКАЗЫ

– Сын мой! Сын мой! – отвечал старик, захлебываясь от радости.

Он побежал к входу в палатку и запел хвалебную песнь в честь сына, закончив её таким воинственным возгласом, какого он ни разу не издавал со времён свой юности.

И снова в лагере зазвучали победные песни, начались танцы, и Совет присудил Татокале право носить головной убор из орлиных перьев.

Когда Татокале сообщили об этой чести, он остался таким же спокойным и равнодушным, как и прежде.

– Вот чудак! – прошептали некоторые юноши, с завистью наблюдавшие всё происходившее.

Татокала был совершенно подавлен. Только его старая бабушка знала причину его тоски. Он не принимал участия ни в одном празднестве, между тем как его семья, а в особенности старый Вижи, были на вершине блаженства.

Однажды, прохладным октябрьским утром, когда семья насыщалась варёным бизоньим мясом, из палатки старейшин раздался троекратный бой большого барабана.

Старый Вижи отставил свою деревянную чашку.

– Ах, сын мой, вожди хотят о чем-то оповестить нас! Быть может, они снова созывают воинов. Ах, только бы не война! Я старею. Я так радовался твоим успехам на поле брани. Мне так приятно слышать твоё имя, произносимое с уважением. Если ты снова уйдёшь на войну, я уже не смогу принимать участия в празднествах. Чудится мне, что ты больше не вернешься.

Юные воины уже двинулись к палатке старейшин.

– Отец, – сказал, наконец, Татокала, – не подобает мне оставаться дома, когда другие уходят.

– Хо, – проговорил старик, глубоко вздохнув в знак согласия.

– Пятьсот воинов решили двинуться с пророком войны^* против трёх союзных племён^*, – с воодушевлением рассказывал, вернувшись домой, Татокала, и уже давно не видали его в таком приподнятом настроении.

С тех пор, как Татокала получил право носить убор из орлиных перьев, отец не жалел для него ни времени, ни скудных своих средств. Он обменял свои самые ценные вещи на орлиные перья и собственными руками сделал сыну этот убор.

– Впервые ты надеваешь украшение из орлиных перьев, – сказал старик, передавая его сыну. – Ты первый в нашей семье, после многих поколений, завоевал себе право носить его. Я горжусь тобой, сын мой!

– Хо, отец, – ответил Татокала. – Но это отличие обязывает меня к храбрости, – глубоко вздохнув, прибавил он.

– Вот этого-то я и боюсь, сын мой! Сколько юношей поплатились жизнью за своё тщеславие и желание показать свою смелость и отвагу!

Так как воины вскоре выступали в поход, то немедленно начались прощальные торжества. Верхом на своих любимых конях ездили они группами по внутреннему кольцу лагеря, распевая боевые песни. Весь народ высыпал из палаток и, сидя на корточках на земле, в лучших одеждах, внимательно наблюдал и слушал отъезжающих. Красивые девушки пользовались последним случаем повидать своих милых, – быть может, им никогда уже не придётся встретиться с ними. То там, то сям старик затягивал благодарственную песню, показывая этим, что в походе участвует новичок. Родственники новичков, перед их отправлением в поход, обыкновенно щедро одаривали бедных и стариков.

С наступлением ночи к звукам песен стали примешиваться незамысловатые мелодии флейты. Это означало прощание любящих. Юные воины, одетые в лучшие одежды, жалобно играли на флейтах у палаток своих возлюбленных. Около полуночи пятьсот воинов, цвет племени, двинулись в поход против заклятого врага. Татокала был в прекрасном настроении духа. Желая похвастаться перед врагами, он надел свой убор из орлиных перьев. Он сразу бросался в глаза, как один из самых выдающихся воинов своего племени. На него, вероятно, возложат какую-нибудь особо трудную задачу, и он может рассчитывать на новую славу, на новые отличия.

Через пять дней Лакоты разбили свой лагерь на расстоянии одного дня пути от постоянных поселений союзных племён Арикаров, Манданов и Хидатсов. Двум воинам: Татокале и Уaмбли Чинче – Молодому Орлу – вождь племени приказал ночью отправиться к главному расположению врага и осмотреть его. Лакоты предполагали, что большинство неприятельских охотников находится уже на своих зимних квартирах и что, в таком случае, придётся иметь дело с довольно многочисленным врагом. Воины предвкушали бой, который должен был вплести новые подвиги в старые боевые предания.

Оба воина быстро, как только могли, скакали к лагерю врага. Ночь благоприятствовала им: было полнолуние, и лишь изредка луна застилалась небольшими облаками, бросавшими на землю длинные тени.

Они довольно близко подъехали к деревне врага незамеченными. Здесь они спешились, припали к земле и стали внимательно наблюдать за неприятельскими воинами. Татокала предложил смелый план – пробраться во вражескую деревню и смешаться с толпой её обитателей. Оба Лакота внимательно прислушивались даже к взвизгиваниям и любовным возгласам врагов, ибо, кто знает, быть может и им, разведчикам, придётся подражать этим крикам.

Хотя в различных частях деревни проходили различные собрания, но враг был настороже. Жилища его были сделаны из бревён и переплетённых прутьев, покрытых дёрном, и находились наполовину под землей. У землянок, стоявших с краю, были привязаны боевые кони – на случай внезапного нападения.

Как раз в тот момент, когда большое облако, заслонив луну, затенило почти весь лагерь, в одной из самых больших землянок раздались удары большого барабана. Разведчики, заметившие способ ношения одеял воинами вражеского племени, натянули на голову свои собственные и спокойно пошли на зов барабана.

Подойдя ближе, они внимательно осмотрелись, но никто не обращал на них никакого внимания, и они, успокоившись, подошли вместе с группой юношей к скрытой почти наполовину под землёй хижине и через отверстия в стене заглянули внутрь. В ней собралось много гостей. Среди приглашённых было много выдающихся воинов, и каждый из них хвастался своими подвигами против Лакотов. Татокала чуть не забылся и с трудом удерживался от желания всадить стрелу в того или иного храброго рассказчика.

Затем оба разведчика стали бродить по деревне. Высмотрев её положение, сосчитав, сколько в ней жилищ, и узнав всё, что им было надо, они старались улучить удобный момент, чтобы скрыться незамеченными. У одной большой хижины они увидели группу юношей. Татокала, охваченный неожиданным любопытством, заглянул внутрь: с уст его сорвался слабый возглас удивления и он тотчас отшатнулся.

– Что случилось? – спросил его спутник, но не получил никакого ответа.

Это было, по-видимому, жилище вождя. Семья была занята обычными делами, и яркий свет очага освещал милое лицо девушки.

Застывший на месте Татокала дрожал, однако, как осиновый лист, под своим одеялом.

– Бежим, друг мой: большое облако опять накатывается на луну, – заторопил его Уамбли.

Но Татокала стоял по-прежнему в какой-то нерешительности. Вдруг он снова бросился к хижине и во второй раз заглянул в неё. Там сидела его возлюбленная, вновь принявшая человеческий образ! На ней было платье из оленьей кожи, расшитое блестящими зубами вапити. Скромно склонившаяся над своим вышиванием, она была полным подобием Талуты.

Татокала и Уамбли удалось незаметно скрыться из деревни, и они бросились к тому месту, где были спрятаны их кони. Татокала послал Уамбли вперёд и велел ему передать своим, что сам он остается возле деревни, чтобы высмотреть, с какой стороны будет удобнее всего произвести нападение.

Оставшись один, он стал думать, что ему делать. Он решил во что бы то ни стало до рассвета ещё раз увидеть девушку! Это было смелое предприятие! Но Татокала помнил свой разговор с духом Талуты и её слова об обещанной ему встрече с её двойником.

Он обогнул плетень и выбрал такое место, откуда ему был виден весь лагерь. К тому времени уже смолк бой большого барабана и весёлые крики развлекавшейся молодежи. Деревня, по-видимому, заснула. Луна ярко светила, и Татокала пошёл прямо к хижине девушки. С его приближением несколько собак залаяло, но