Одновременно с лета Рюмин вел вторую линию расследования: о заговорщической деятельности врачей-евреев. Как и в случае с арестами руководителей МГБ, это также происходило с благословения Сталина, в голове которого зрели схемы преступного сговора «врачей-убийц» и их покровителей в МГБ. Дальнейший импульс следствию был придан 13 марта 1952 года, накануне завершения предварительного следствия по делу Еврейского антифашистского комитета, когда было принято решение начать следствие по делам 230 человек, имена которых назывались в ходе допросов по делу ЕАК [586]. Процесс над членами ЕАК в мае-июле 1952 года завершился расстрелом всех подсудимых, за исключением одного. Одновременно набирала обороты фабрикация дел о заговоре в МГБ и «врачах- убийцах». Происходило это под постоянным давлением со стороны Сталина. Он грубо угрожал Игнатьеву, используя даже матерную брань, обещал «разогнать» сотрудников МГБ как «баранов» и т. д.[587] Сталина не удовлетворяла работа даже старательного Рюмина, которому никак не удавалось сфабриковать требуемые Сталиным дела о заговоре МГБ и врачей с целью физической ликвидации советских вождей и их связей с иностранными разведками. Позже на допросе Рюмин свидетельствовал:
«В сентябре 1952 года Игнатьев упрекнул меня в том, что наша информация по следственным делам по сравнению с тем, что посылал в Инстанцию (Сталину. —
Когда примерно в это же время свидетельства о заговоре Абакумова, собранные под руководством Рюмина, были предъявлены заместителю начальника следственной части по особо важным делам, тот «пожал плечами и сказал, что в справке речь идет о группе, а фактически, насколько он знает, никаких данных или показаний о существовании антисоветской группы пока не имеется»[589]. «Мерещившиеся Сталину заговоры отнюдь не лишили его проницательности, все обвинения нужно было подкреплять более или менее убедительными доказательствами», — считает К. А. Столяров, внимательно изучавший материалы МГБ последнего сталинского периода[590]. В отчаянии Рюмин бросил все свои силы на фабрикацию требуемых Сталиным доказательств, но не преуспел и 14 ноября он был уволен[591].
В конце 1952 года Сталин действительно мог обойтись без «талантов» Рюмина. Специальная следственная группа, созданная годом ранее для изучения личных дел и деятельности врачей, служивших в Кремлевской больнице, к тому времени вышла на многообещающий след. Пользуясь различными способами и каналами сбора информации чекисты собрали множество компрометирующих материалов в отношении ведущих врачей, включая обвинения в декадентском образе жизни, антисоветских контактах, сокрытии чуждого происхождения, связи с эсерами и еврейскими националистами или симпатиях к ним. Самым серьезным было обвинение в том, что медицинские светила неверно диагностировали, а соответственно, лечили сердечные заболевания членов Политбюро А. А. Жданова и А. С. Щербакова[592]. Обвинения в значительной степени строились вокруг заявления врача Л. Ф. Тимашук, о том, что врачи П. И. Егоров, В. Н. Виноградов, и Г. И. Майоров заставили изменить расшифровку кардиограммы Жданова, что привело к фатальным последствиям[593] .
После этого П. И. Егоров был смещен с должности начальника Лечсанупра Кремля. С санкции Сталина в октябре-ноябре 1952 года последовали многочисленные аресты врачей, включая Егорова, личного консультанта Сталина В. Н. Виноградова и профессоров М. С. Вовси, В. X. Василенко. Контролируя следствие, Сталин в ноябре собирал и инструктировал руководителей МГБ, требуя применять к арестованным пытки[594]. О выполнении этих указаний Игнатьев 15 ноября 1952 года докладывал Сталину:
«К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками […] Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников»[595].
Добытые в результате жестоких пыток «признания» Сталин вскоре пустил в ход. 1 декабря 1952 года на заседание Президиума ЦК КПСС были вынесены вопросы «о вредительстве в лечебном деле» и «информация о положении в МГБ СССР». Некоторые подробности о нем известны благодаря записям в дневнике В. А. Малышева, присутствовавшего на этом заседании. Основными объектами атак Сталина были «евреи-националисты» и МГБ, что полностью соответствовало изначальной сталинской идее о взаимосвязи между «врачами-вредителями» и «заговорщиками» в органах госбезопасности. В сталинском выступлении получил отражение и еще один элемент его схемы о заговоре — связь врачей и арестованных чекистов с иностранными разведками. Наконец, в качестве средства исправления положения Сталин выдвинул традиционный рецепт: усиление партийного контроля над органами госбезопасности. Сталин говорил:
«Любой еврей-националист, это агент американской] разведки. Евреи-наци[онали]сты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам.
Среди врачей много евреев-националистов. Неблагополучно в ГПУ (Главное политическое управление, так Сталин называл МГБ. —
По результатам обсуждения на заседании 1 декабря было решено уже к 4 декабря подготовить проект резолюции[597]. Сталин явно спешил, и поэтому сроки на этот раз были точно выдержаны. Уже 4 декабря на новом заседании Президиума ЦК постановление «О положении в МГБ» было принято. Оно предусматривало переход к «активным наступательным действиям» в разведывательной работе и усиление контроля партийных органов над МГБ. Теоретическим обоснованием позволительности любых средств в деятельности МГБ был следующий, несомненно, сталинский тезис: «Многие чекисты прикрываются […] гнилыми и вредными рассуждениями о якобы несовместимости с марксизмом-ленинизмом диверсий и террора против классовых врагов. Эти горе-чекисты скатились с позиций революционного марксизма-ленинизма на позиции буржуазного либерализма и пацифизма»[598]. Общие констатации об активизации деятельности МГБ сопровождались реорганизацией этого ведомства, в частности, созданием Главного разведывательного управления[599]. Выступая на заседании комиссии по организации ГРУ МГБ Сталин вновь повторил свои мысли о беспощадности борьбы с врагом: «Коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу ЧК, боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец»[600].
Одним из пунктов постановления «О положении в МГБ» от 4 декабря было поручение «распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводившихся ими злодеяний», а также в короткий срок завершить «дело о вредительской работе Абакумова». Это означало, что Сталин не удовлетворен полученными «показаниями» и требует продолжения репрессий. Такие директивы придали новый импульс арестам, продолжавшимся практически до смерти вождя.
Как и на октябрьском пленуме 1952 года, когда Сталин публично заклеймил Молотова и Микояна, на декабрьском заседании Президиума ЦК он вывел информацию о «деле врачей» за рамки ближнего круга[601]. Следующим шагом было расширение кампании до уровня массовой. Ее организация была поручена четырем руководящим работникам. Первые двое, М. А. Суслов и Н. А. Михайлов, были секретарями ЦК, другие, Д. И. Чесноков и Д. Т. Шепилов, осенью 1952 года заняли особое положение в советских средствах массовой информации, причем последний в качестве главного редактора партийной газеты «Правда»[602]. О степени важности этих лиц говорит то, что первые трое в октябре 1952 года стали полноправными членами Президиума ЦК КПСС.
Манипулируя идеологическим аппаратом, Сталин, что было типично для него, действовал методами
