интересовали истинные намерения и чувства детей, подспудные механизмы, управляющие поведением.
— Это было очень важное дело? — задал он нейтральный вопрос.
— Да нет, не очень, — неопределённо ответила Яночка, но честность пересилила, и девочка добавила:
— В общем-то важное.
— Важное, но не очень срочное, — уточнил мальчик. — Могло и подождать, но нам хотелось уж разделаться с ним.
Подумав, пан Левандовский задумчиво произнёс:
— У меня такое чувство, что дело, о котором вы говорите, касается вас лично. Это не поручение родных, и хотя вы пришли к взрослому человеку, но по своему делу. Такая постановка темы особенно интересует меня. И жаль, что ничего определённого я от вас не узнал.
Павлик в глубине души должен был признать, что пан учёный — очень неглупый человек. Яночка тоже прониклась симпатией к этому вежливому и проницательному молодому учёному и сожалела, что не могут они с Павликом сказать ему больше того, что уже сказали.
— Вот если бы тут с нами была наша собака, возможно, мы бы сказали вам ещё кое-что, — вырвалось у девочки.
Пан Левандовский ухватился за собаку, как тонущий за соломинку.
— Собака? При чем тут собака?
— Потому что наша собака сразу определяет, порядочный человек или нет.
— Ну, теперь понял, — облегчённо выдохнул молодой человек. — Значит, существует какая-то тайна, и вы не хотите мне её выдать, потому что не убеждены в моей порядочности. Прекрасно! Но я все равно скажу вам — вы очень нетипичные представители молодого поколения.
— Почему это? — заинтересовался Павлик.
— Потому что лица вашего возраста или совсем не желают разговаривать с посторонними, или, наоборот, слишком разговорчивы и выбалтывают им больше, чем собирались. Для меня ясно, что вы неглупы и обладаете поразительными дипломатическими способностями. Что же касается меня, то сам я считаю себя человеком порядочным и тайны хранить умею, но это вовсе не означает, что вы должны верить мне на слово. Очень хотелось бы ещё раз встретиться с вами, причём в обществе вашей собаки.
Яночке вдруг пришла в голову гениальная идея.
— Вы живёте в этом доме? — спросила она.
— Да, в этом. На пятом этаже.
— А какое у вас хобби?
— Удить рыбу! — выпалил учёный, всеми клетками кожи ощущая, что атмосфера меняется к лучшему. — Больше всего на свете люблю удить рыбу!
— А собирать вы ничего не собираете? — подключился Павлик.
— Что ты имеешь в виду? Грибы, например, собираю.
— Нет, я имею в виду что-нибудь несъедобное. Ну, вроде спичечных коробков или ещё чего…
Пан Левандовский вдруг покраснел и замялся. И молчал.
— Ну вот, сами видите, — вздохнул Павлик. А Яночка с удовлетворением констатировала:
— Сами видите, не так-то просто признаваться в чем-то сокровенном. Особенно незнакомым людям.
Поразительные дети! В восторге от того, что они встретились на его жизненном пути, молодой психолог преодолел внутреннее сопротивление и, запинаясь, признался:
— Так и быть, скажу. Учтите, я делаю первый шаг на пути взаимопонимания и доверия. Я собираю книги. Точнее — детективы.
Павлик уважительно присвистнул. Яночка взволнованно поинтересовалась:
— Детективы? Все-все?
— Все-все! На польском языке. У меня есть даже самые первые, вышедшие ещё до войны, которые потом ни разу не переиздавались. Это теперь подлинные раритеты! А признаться в своём увлечении стесняюсь. Вот если бы я собирал, например, поэтические сборники или что ещё такое же благородное…
— Фи, стишки! — пренебрежительно фыркнул Павлик.
Яночка выразилась деликатнее:
— Да нет же, стесняться нечего. Ваша мания просто восхитительна! Мы сами очень любим детективы. И читать тоже. Наверняка свои драгоценные книги вы никому не даёте читать?
— Почему же? Иногда даю. Но только людям, которых я знаю и могу доверять.
Взгляд, которым обменялись брат и сестра, наполнил сердце молодого учёного надеждой. Нет, теперь он окончательно убедился, каким ценным приобретением для диссертации может стать это неожиданное знакомство.
— Ну так как? — нетерпеливо спросил он. — Мы ещё увидимся? И разумеется, с вашей собакой меня познакомите.
Тут этажом выше негромко хлопнула дверь. Павлик вихрем взлетел на площадку выше и осторожно выглянул. Он успел заметить, как вверх пополз лифт, кивнул Яночке и, ни слова не говоря, помчался вниз по лестнице.
В ответ на вопросительный взгляд молодого человека девочка сказала:
— Пока мы можем вам сказать лишь то, что столкнулись с очень неприятной историей. Наш дедушка знаком с одной женщиной, которая живёт в вашем доме, он очень давно её не видел и опасается, не заболела ли она. Мы должны были узнать, но нам не удалось. Извините, мне пора.
— Постой, ведь мы же хотели договориться о встрече.
Лифт медленно проехал мимо них и скрылся.
— Хорошо, мы придём к вам в гости, — сказала девочка.
— С собакой?
— С собакой. У вас есть телефон?
— Есть, конечно. Сейчас дам тебе номер… В жуткой спешке чуть не обрывая карман, пан Доминик извлёк из него бумажник и вытащил визитную карточку. На верхней площадке опять хлопнула дверь. Как и раньше Павлик, Яночка стремительно взлетела по ступенькам наверх, так же стремительно спустилась, выхватила карточку у остолбеневшего учёного и помчалась вниз по лестнице. Навстречу ей неторопливо поднимался лифт.
— Пожалуйста, не откладывайте! — крикнул ей вслед пришедший в себя учёный. — Скорее приходите!
— Позвоним сегодня же вечером! — крикнула ему девочка снизу.
Мимо него проехал вверх лифт, остановился на четвёртом этаже и стал спускаться. Учёный решил не ждать его и пошёл к себе на пятый этаж пешком.
Павлика сестра нагнала во дворе.
— Лягуш! — коротко информировал мальчик.
— Ты уверен? Тот самый, которого мы видели в клубе?
— Тот самый! Хорошо, что я видел, как он вышел из квартиры. Метеором промчался через двор, выскочил на Кручую, сел в «фиат» и был таков. Номер я записал. И я сразу вернулся сюда, чтобы нам не разойтись. А что у тебя?
— А у меня Очкарик!
— Шутишь?!
— Да нет же! Снова хлопнула дверь, я успела заметить — из квартиры вышел Очкарик вместе с пани Наховской. Он её под ручку держал. Спустились на лифте, пошли в сторону Маршалковской, там сели в машину. И уехали!
— С ума сойти! И она добровольно села в машину?
— Мне показалось — он её немного подтолкнул. И опять же сдаётся мне: хотела бы сбежать — сто раз бы сбежала! Вот и думаю, что силой он её не заставил, хотя и охоты проехаться у неё явно не было. Может, боится она его? Всю дорогу у меня такое ощущение, что она чего-то боится.
— Нечисто дело! — пришёл к выводу Павлик. — Афёра. Ну, нам пора.
