«Симпсоны» как философия

тему часто цитируемой идеи о том, что Лиза является противоположностью Барта, скорее запутывают, а не проясняют этот вопрос, ведь если бы они действительно являлись противоположностями, то мы были бы вправе ожидать приблизительно одинаково частого их появления на экране. Джеф Мак-Грегор в статье для The New York Times отстаивает одну из наиболее внятных версий данного взгляда:

Барт и Лиза — шалопай и трудоголик, непослушное инь и педантичное ян, подсознание и Сверх-Я всех американских детей — это персонажи намного более глубокие и зрелые, чем те однобокие маленькие всезнайки, что так часто унижают своих родителей в других семейных комедиях. Страхи и неврозы этой парочки не дают им превратиться в заурядные рупоры для озвучивания шуток, коими являются, например, сестры Олсен[195].

Возможно, Мак-Грегор решил, что, с точки зрения большинства людей (и, вероятно, американской культуры в целом), в подсознательном (Барт) заключено гораздо больше духовной энергии, чем в Сверх-Я (Лиза). Сериал «Симпсоны» нуждается в Лизе для психического уравновешивания, но, в сущности, необходимость в этом возникает не часто. Она — не ян для инь Барта, ибо данный образ предполагает дополнительность или даже равенство влияния, чего, как мы уже показали, не наблюдается.

Философские аспекты личности Лизы наиболее явственно проявляются в эпизоде They Saved Lisa?s Brain [225], в котором Лизу тайно приглашают вступить в спрингфилдское отделение Менсы. Вскоре она проявляет себя как утопист и идеалист, превосходя в этом даже других членов общества. После того как мэр Куимби уходит в отставку, а члены братства становятся новой властью Спринфилда, Лиза изумляется тому, как быстро даже очень умные люди могут стать фанатичными спорщиками. Даже Стивен Хокинг не в состоянии убедить ее в том, что мечта об общем благе — это недостижимый мираж. Поскольку большинству обществ удавалось, превозмогая тягу к самосуду, терпеть одновременно не более одного идеалиста или реформатора, то семье Симпсонов, вероятно, следует выставить высокие оценки за успехи в этом направлении.

Хорошие девочки и глупые мальчики

Следует, конечно, признать, что эпизоды «Симпсонов» часто насыщены пародией на телевидение, семейную жизнь и целый ряд других институтов и обычаев. Следовательно, есть опасность того, что чрезмерно серьезная деконструкция текста вытравит весь юмор из комментариев на социальные темы, которые в течение одиннадцати сезонов привлекали самую разную аудиторию. И тем не менее этот сериал требует анализа в рамках жанра телевизионной комедии положений, который столь часто и тонко в нем пародируется.

Как мы заметили, демография Спрингфилда в точности отражает демографию телевизионного мира в целом. Спрингфилд (как и подавляющая часть телевидения) остается мужским миром, даже если мужчины (и мальчики) в большинстве своем — самодовольные кретины. Мужские персонажи в «Симпсонах», как и герои большинства мейнстримных телевизионных комедий минувшей половины столетия, (дис) функционируют в обществе производства и коммерции, рекламы и развлечений. А само общество, в котором (дис)функционируют эти мужчины, часто оказывается жестоким миром этических вызовов, поистине постмодернистской ареной, лишенной значимой социальной структуры и нравственного стержня. Несомненной заслугой Гроенинга и других авторов является то, что это общество столь остроумно исследуется, раскладывается по полочкам, а иногда переворачивается с ног на голову. Ирония состоит в том, что Гомер и Барт, подобно многим своим телевизионным предшественникам, могут вернуться в дом на Вечнозеленом бульваре, который, несмотря на все его странности, остается убежищем в постмодернистском мире. Этот дом остается местом, не похожим на жилища Нельсонов, Кливерсов или Манстеров. У этого места есть стержень, он (в конечном счете) остается в стороне от всеобщего развала и здесь преданно ждет «домашний гений» Мардж Симпсон.

Кто-то, возражая нашим наблюдениям, посетует на то, что мы упустили самое главное, не заметив, что «Симпсоны» задумывались как пародия на «нормальную американскую семью во всей ее красе и ужасе»[196]. Но мы считаем это верным. Идеал семьи не становится здесь мишенью наряду с другими. Возьмем, для примера, капитализм: мистер Бернс — это в значительной степени лицо капитализма. Чаще всего он выглядит карикатурным образчиком фридмановского капиталиста, который живет на широкую ногу, цель жизни которого — прибыль, смысл существования — алчность. В фигуре мистера Бернса мы видим удачную карикатуру на образ безжалостного капиталиста. Как и всякий успешный сатирик, Гроенинг способен предложить нам острую критику капиталистического мировоззрения, преувеличивая или подчеркивая его особенности. Иными словами, в мистере Бернсе мы видим логический итог капиталистического мировоззрения, не связанного нравственными или социальными обязательствами. И все же мистер Бернс — не просто олицетворение капиталистической алчности, но полноценный самостоятельный персонаж, который порой испытывает беспокойство или даже экзистенциальную тоску из-за своих хищнических капиталистических махинаций. Если развить мысль, то, проводя аналогию с Бернсом, можно утверждать, что персонаж Мардж — это пародия на обобщенный культурный идеал жены и матери, сложнейший розыгрыш, имеющий целью в конечном счете разоблачить бессмысленный характер ее ролей. Без сомнения, такая точка зрения имеет свои плюсы.

Однако при попытке рассмотрения Мардж как сатирического по своей сути персонажа мы сталкиваемся с проблемами. Во-первых, сатира как таковая предполагает выбор хорошо знакомого культурного явления (капитализм, религия, материнство…) и крайнее преувеличение его самых заметных особенностей. В результате такого сатирического преувеличения разоблачаются всяческие нелепости, ранее скрытые внутри самого культурного явления или идеи. Материнство, супружеские добродетели или женственность преувеличиваются в персонаже Мардж совсем не так сильно, как капитализм, высмеиваемый в персонаже Бернса, или постмодернистская религия, которая становится объектом сатиры в персонаже преподобного Лавджоя. Бернс доводит капитализм до крайности и потому олицетворяет бесплодную ветвь жизни. Мардж, напротив, не доводит до крайности те традиции, которые она олицетворяет, не раздувает их до чрезмерности, и они, конечно, не кажутся бессмысленными или поверхностными. Во-вторых, пародия (точнее, лучшие ее примеры) открывает для нас некий ранее не замечавшийся или неоцененный аспект чего-либо. Она заставляет нас принять более критическую позицию, демонстрируя, к чему может привести то или иное явление или идея, если она не будет ограничена другими идеями и явлениями. Если говорить о мистере Бернсе и капитализме, нам напоминают о характерных чертах ничем не стесненных капиталистов-пуристов (разрушение окружающей среды, эксплуатация рабочих, отвращение к самому себе и одиночество). Другое дело Мардж: она не просто кажется преувеличенным образцом супруги и матери, но и является носительницей добродетелей, хорошо известных по ее предшественницам. Она предстает перед зрителем в нежном и получившем новую ценность образе женщины, исполняющей роль жены и матери.

Гроенинга и компанию следует похвалить за оригинальность в расширении нравственного центра с помощью персонажа Лизы, этого «домашнего идеалиста» (да простит нас Вирджиния Вулф). Лиза — не просто голос разума. Ей не чуждо ничто человеческое: она смеется, когда смотрит «Чесотку и Царапку», вместе со всеми радостно кидается комками жира, из-за чего срывается школьный бал, и рискует жизнью, чтобы не дать пропасть дорогим авиабилетам. В какие-то счастливые моменты ей даже удавалось изменять к лучшему поведение Барта. Один из первых примеров тому можно найти в эпизоде Bart Gets An F [14] из второго сезона. После того как Барт попросил у Бога еще один день на подготовку к контрольной работе и получил его из-за внезапного снегопада, у него возник соблазн забыть об учебе и пойти играть в снегу. Именно Лиза напоминает ему: «Барт, я слышала тебя прошлой ночью. Ты молил об этом. Твои молитвы были услышаны. Я не теолог и не знаю точно, что или кто есть Бог. Я лишь знаю, что Он намного сильнее мамы и папы вместе взятых, и ты перед ним в большом долгу». Барт остается заниматься (и получает зачет).

В четвертом сезоне Лиза и Барт вместе разоблачают ужасные условия жизни в «Лагере Красти» (Kamp Krusty [60]), жестокое обращение с животными в серии Whacking Day [79] и помогают Красти восстановить свой имидж в Krusty Gets Kancelled [81]. В шестом сезоне Лиза и Барт оказываются соперниками по игре в хоккей, причем их подстрекают к острой борьбе большинство взрослых жителей Спрингфилда, включая Гомера.