– Мегеры, – сказал Метя, – три тройные мегеры. Три мегеры во лесочке.
– Вот так он каждое слово повторяет, – горестно прокомментировала Гонората. – Но ничего страшного, пусть только вернется домой, у него сразу все пройдет. Уж я постараюсь.
Метя натянул одеяло на голову. Потом вдруг открыл лицо.
– Давайте в этот вторник будем меня честить, – предложил он. – Хотите? Меня будем честить, а заодно вычислим ставки на среду.
– На бред не похоже, – озабоченно сказала Мария и пощупала ему лоб.
– Убери от меня свои конечности! – рассердился Метя. – Так что ж получается, Иоанну можно было честить, а меня нет? Что за дискриминация?
– Ой, как хорошо, что вы пришли, он уже начинает нормально говорить, – обрадовалась Гонората.
– Да он же хочет сказать «чествовать», – сказала одновременно я. – Мы должны чествовать его во вторник, ну ради Бога, пожалуйста. Метя, у тебя есть чем или нам принести?
– Есть чем, но можете и принести…
– Завтра утром я его заберу, – сказала Гонората. – Не знаю, почему под дверью сидит этот охранник. Я все боюсь, что его не домой отпустят, а совсем наоборот. Он не желает рассказать, что натворил. Я бы хотела от всего этого наконец отделаться.
– Охранник сидит, чтобы не пришел злодей и не укокошил Метю окончательно, – беззаботно объяснила я. – Дома накинь цепочку и приготовь топор, пусть лежит под рукой. Разве что к нему вернется здравый смысл, и он расскажет ментам все, что знает – тогда злодей потеряет смысл жизни. То есть, я хочу сказать, добивание Мети потеряет смысл.
Метя закурлыкал что-то себе под нос, а Гонората с упреком на него посмотрела.
– Ну сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не лез ни в какие тайны? Метя…
– А как вообще было с этим нападением? – перебила Мария. – Гонората, ты уже знаешь? Он что- нибудь сказал?
– Люди мне рассказали, – ответила Гонората. – Приехал он на такси, не знаю, где был, но приехал позже, чем с бегов, вылез из такси и стал переходить через улицу. А под нашим домом стояли машины, из одной выскочил какой-то тип и врезал ему чем-то. То есть хотел врезать, но Метя заслонился или отскочил, потому этот тип замахнулся еще раз, и тут уже попал как надо. И собирался врезать еще раз, только тут уж люди вмешались: сосед сидел рядом со своей машиной на корточках, и его не видно было, дверца заслоняла. Он эту дверцу полировал и шлифовал на самом низу. Говорит, что машинально вскочил и руку этого типа оттолкнул, он вовсе не такой отважный, само как-то получилось. Человека три туда кинулись, а бандитов было двое, но второй ничего сделать не успел. Люди стали кричать, поэтому бандиты Метю оставили и удрали. Их машина стояла рядом, и настоящее чудо, что Метина голова под нее не попала. Вот, люди рассказали, а он – ни словечка.
– Из всего этого вытекает, что его уже поджидали, – заметила я. – Метя, ты им здорово, наверное, напакостил, должно быть, сглупил на бегах.
– Я болен, – решительно сказал Метя. – Если вы пришли сюда мне вредить, то пошли вон. Я цербера позову! Голова у меня болит.
– Ничего такого у него нету, – высказала Мария профессиональное мнение. – Пошли отсюда, а во вторник к ним приедем.
За дверями палаты мы услышали какие-то голоса. Я выглянула. К Мете рвался Вальдемар, а страж его не пускал. Паспорт Вальдемар показал, но внутрь его не впустили. Он смертельно обиделся, мы оставили Метю с Гоноратой и покинули больницу вместе с Вальдемаром.
– Я лично подозреваю, что к нему не пускают мужчин, – сказала я, чтобы успокоить Вальдемара. – Видимо, среди подозрительных личностей ни одной бабы пока нет. Или, может быть, уже доказали, что это не мы. А насчет мужиков они пока сомневаются.
– Я же ему паспорт показал! – кипятился Вальдемар. – Тачка моя у больницы стоит, я не развеюсь как дым в воздухе, он же видел, кто я!
– Ну и что ему с того, что видел, если Метя ляжет хладным трупом после твоего визита? – заметила Мария. – А может, ты камикадзе? А может, ксива у тебя липовая? Он не экстрасенс, этот сторож у дверей.
Вальдемар несколько раз пожал плечами, все еще сердитый.
– Болек надрался, – объявил он. – Что-то там между ними было, но не знаю что. Рассказал я ему про Метю, он пробурчал что-то себе под нос и так присосался к фляжке, что уже говорить не о чем было. Я его и бросил, потому как я за рулем и пить не могу. А что все это значит?
– Надо было Куявского прижать, – упрекнула я. – Или хоть подождать, пока порядочно не нахрюкается, ведь он больше нас знает, глядишь, и выложил бы побольше. Похоже, они все прекрасно все знают, и мне очень любопытно, что из всего этого вылезет наружу…
Младшему комиссару Юзеку Вольскому пришли в голову те же идеи, что и мне. В понедельник мне приказали явиться в школу, где приобщались к наукам дети сотрудников Служевца. Сотрудники по большей части жили на территории ипподрома или в ближайших окрестностях, поэтому почти все дети ходили в одну и ту же семилетку. Образование более высокого уровня их уже разделяло, но перепуганному пацаненку было никак не больше одиннадцати, и семилетка его железно охватывала.
Мы с майором Вольским вычислили соответствующие классы и в страшных условиях провели две перемены. Третья дала результат, мальчишку я узнала.
– Теперь ловите его как-нибудь так, чтобы никто этого не увидел, – с нажимом посоветовала я. – Вчера я сделала глупость и очень боюсь, что убийца укокошит ребенка. Я о нем сказала.
Юзя Вольский ужасно заволновался, и я вынуждена была повторить ему весь разговор со знакомым типом. Он меня за это не похвалил и потребовал типа описать. Сама фамилия, которую мне удалось запомнить, Блажей Фигат, оказалась недостаточной уликой.
– Среднего роста, такой кругленький, макушка лысая, а вокруг темные кудряшки. Размер ботинок не заметила, но что-то мне вспоминаются слухи, что он якобы работал в МВД. Головой не поручусь, из МВД там играют два-три человека, а то и больше, но вроде как я про него что-то такое слышала. Особого доверия источник информации не заслуживает.
– А другой, что с ним тогда шел?
– Того я вообще не знаю. Зато мне страшно интересно, выловили вы тех, кто ставил второй триплет? Вашему коллеге я это заранее посоветовала, и он должен был успеть. Успел?
– Успел.
– И кто его выиграл?
– Десять человек. Из которых четверо поставили его пятьдесят раз, а шесть – по одному.
– Из этих шести Марию можете сразу вычеркнуть, она поставила так по ошибке, а про Дерчика узнала от меня. Остаются пятеро, но они значения не имеют. Важны те четверо, которые поставили по пятьдесят раз.
– Вся четверка играла для одного и того же человека, это мы уже узнали. Вот только не знаем пока, кто это.
Я удивилась.
– И ни один из четверых не раскололся?
– Ни одного из четверых про это не спрашивали. И я вас очень, очень прошу, чтобы вы не включались в следствие. Про этих четверых я вам лучше тоже не скажу, а то вы нечаянно проколетесь и все следствие мне загубите. А я не такой уж работящий, чтобы и за вами уследить. К мальчишке тоже не приближайтесь.
– У меня наклонностей к детоубийству нет. Мне только одно дико интересно, как вы это так устроите, чтобы на ребенка никто внимания не обратил.
– Ну, это я вам могу сказать. Тут уже ждет мой человек, он похож на кого угодно, только не на полицейского, у него с собой бутылки, которые надо сдать, а мальчика он попросит помочь. Если это не получится, я кого-нибудь подошлю с чем-нибудь другим, в крайнем случае, устроим что-нибудь вроде опроса всех сотрудников школы и детей. Никто и не сориентируется, который из детей был нам нужен, разве что
