восемьсот шестьдесят. Нельзя оставлять просто так третью сторону.
– Может, вы и правы. Я понимаю, что это бега… Поставлю я, пожалуй, на эту третью сторону, но подешевле, потому что не верю, чтобы Пальма не пришла.
Я поставила то же, что и она – Пальму, Флинту и Цербера по кругу, после чего вспомнила, что я должна Монику допросить. Народ бешено ставил на Ватмана, никто не доверял собственным глазам, да, по-моему, и не понимал, что видит. А Ватман с каждой секундой пенился все больше. Арабский жеребец, он же потеряет форму через полчаса, как раз на половине дистанции! Тут все было ненормально.
Вернувшись наверх, я спросила у Моники о том, что думает тетка про Завейчика. Она рассказала мне примерно то же самое, что и Януш, только добавив мелкие штрихи.
– Ну, если честно, то на самом деле она боится потерять… как бы это получше выразиться… опекуна. Завейчик же ей все устраивал, она ему столько лет безгранично доверяла… Дружили они. Без Завейчика она словно осиротела, хотя знакомых у нее много. Она к нему привыкла. А я голову ломаю, куда он делся. Наверное, что-то очень важное; без всякого повода он бы меня в субботу не бросил. По счастью, я тогда встретила одного знакомого, он меня и отвез. А машину Завейчика мне велели очень тщательно осмотреть, ну, я осмотрела, но ведь я на эту машину заранее особого внимания не обращала… Только мое одеяло… Больше, по-моему, ничего не пропало, вроде как все лежало на месте.
Я подумала, что, может быть, Завейчик решил спрягаться где-то в полевых условиях и для этого взял с собой одеяло Моники, чтобы укрыться ночью. Оно ему оказалось словно манна небесная. Но на всякий случай я ей этого не сказала. Вообще я ничего не говорила, потому что находилась в таком месте, где без всякого труда могла бы забыть, что тайна, а что нет. Лучше молчать на все темы.
Старший комиссар Ярковский встал за мной в очередь в буфете и конспиративным шепотом попросил, чтобы я прицепилась к Мете. За ним, разумеется, следят, но чем больше, тем лучше, в таких случаях лучше перестраховка, чем малейшее упущение в работе. Я слушала его одним ухом, потому что прямо передо мной какие-то типы просили коньяк, по двести пятьдесят граммов на рыло. Буфетчица смущенно оправдывалась, что такого заказа выполнить не может, поскольку нет посуды, куда вошло бы такое количество, самые большие стаканы только двухсотграммовые. Несколько мгновений я не понимала, в чем проблема, потому что у меня перепутались в голове двести пятьдесят и двадцать пять граммов, а ведь такое количество без труда умещается в рюмке. Клиенты согласились с ограничением, пусть будет по двести граммов. Увидев полные стаканы, я обрела потерянный ноль. Я с большим интересом присматривалась к этим клиентам: крупные, с бычьими шеями, черные, они очень походили на растолстевших цыган. Черт их знает, может, и цыгане. Они вшестером сидели за одним столиком, и мне удалось подслушать, что они не сильно, не выше чем на полмиллиона, ставят на Пальму с Ватманом.
Полковник еще упрямо тянул рассказ про мартышку и попугая. Пан Собеслав пререкался с Вальдемаром о свойствах черносмородиновой наливки, через фразу перескакивая на достоинства Ватмана, на которого они оба поставили, хотя ни одному Ватман не нравился. Гуляка времен первой мировой войны превозносил Цербера, приводя в пример американские ипподромы, что было тем более странно, ведь Цербер – арабский жеребец, а там бегают совсем другие породы. Метя вернулся вниз живой и здоровый и сидел в своем кресле, упрямо чествуя Пальму, в чем с великим энтузиазмом ему вторил пан Здись. Во все ставки он включил Пальму.
– Ты думаешь, Пальма придет? – мрачно спросил Юрек.
– Думаю, что да. По разным причинам.
– Вот черт. Первейшая фаворитка…
– Какая там фаворитка, раскинь серым веществом! На Ватмана все ставят как сумасшедшие!
– Значит, вторая фаворитка.
– Ну и что, что вторая! Десять процентов!
– Я подсмотрела, что ставит лысый, – объявила Мария, перелезая через Метю. – Ты знаешь, что? Три-четыре – Пальму с Цербером. Ватмана в руки не взял. За четыреста. А подумав, поставил еще и три- один, но за сто. Пальму с Флинтой.
– Не дорисовал?
– Нет.
– Плохо. Значит, Пальму он ценит выше. Я бы хотела Флинту, больший фукс…
– Ватман и Флинта! – объявил во всеуслышанье пан Эдя. – Ватман, почитай, уже висит, а Флинта будет второй!
– Флинта будет лидировать, – запротестовал пан Собеслав.
– Как же! Ровкович едет…
– Первейший мошенник!
– Ну, потому и будет первым…
– …обязанность лидировать, которая возложена на лошадь с номером один, это просто глупость, – сообщал всем развратник начала века, – у нас место и номер определяет жребий, случается, что самый лучший конь просто обязан лидировать, не каждый так может, а вес – чистая бессмыслица, нигде в мире лошади не бегут с таким весом, как у нас…
– Слушайте, пусть прекратит, а то я за себя не ручаюсь! – громко сказала Мария.
– Кто поставил три-пять, может уже топать в кассу! – высказался кто-то за спиной.
– Чтобы он собственным языком подавился! – буркнула я под нос.
Флаг взвился, арабы влезли в старт-машину.
– Пошел, – проговорил рупор, – лидирует Цербер, вторым идет Ватман, лидирует Флинта, второй Ватман, третий Цербер, четвертый Ляпис, пятая Пальма, на последнем месте Санток…
Санток никого не волновал, он потерял четыре корпуса, но у него и не было шансов на приличное место. Кому-то надо быть последним. Прежде чем рупор закончил перечень, Ватман опередил Флинту и рвался вперед как бешеный.
– Говорил я вам, что пятерка висит! – объявил пан Эдя удовлетворенно. – Его теперь не догнать!
– Тоже мне, нашел чему радоваться, – рассердилась Мария. – Забитый фаворит идет!
– Пальма вырывается! – заорал Юрек.
– Давай, Пальма! – завизжал Метя.
Я подумала было, что мне бы от него глаз не отрывать, потому что его укокошит кто-нибудь из тех, кто массово ставил на Ватмана. Эти несчастные как раз толпились у него за спиной. Задушат его, а потом свалят на убийцу Дерчика или на Василя. Или Василь использует положение, рассчитывая на то, что все скажут: Метю убил выведенный из себя игрок. Но тут я посмотрела на заезд и забыла про Метю.
– На прямую выходит Ватман, – говорил рупор. – Вторая Флинта, потом финишируют Пальма с Цербером…
Флинта начала приближаться к Ватману. Пальма шла вперед как машина.
– Давай, пятерка!! – страшно рявкнул пан Эдя.
– Беги, Кацперский! Беги!! – выл кто-то у меня над головой.
– Давай, Пальма!!! – верноподданнически драл глотку Метя.
– Стой, кретин! Куда ты лезешь! – верещал Вальдемар.
– Они меня в могилу сведут! – сказала я сердито. – Давай, Сарновский, сволочь, пускай же лошадку!
– Эй, Кацперский, купи себе коньки!! – страшно заорал кто-то у нас над головой.
Сарновский на Пальме выходил вперед с пугающей легкостью. Он даже не погонял лошадь. Кацперский, получивший предложение о приобретении коньков, порол ослабевшего Ватмана. За ним шла Флинта, голова в голову с Цербером.
– Лидирует Пальма, второй Ватман, – говорил рупор деревянным голосом. – Пальма, Ватман, Пальма, Флинта, Пальма, борьба за второе место. Флинта, Цербер… Фотофиниш.
Пальма была безапелляционно первой, она свободно обогнала остальных на три корпуса, за ней Флинта пришла вместе с Цербером. Ватман остался на целый корпус сзади. Я поостыла и поспешно проверила, жив ли Метя, а также попыталась сделать свои выводы из заезда. Сарновский первый раз в жизни поехал на Пальме как следует, до сих пор он ее придерживал, и ясно видно, что это лошадь класса дерби. Он не взял деньги за то, чтобы ее придержать, и Василь ничего ему не велел?
– Это фукс? – спросила Моника.
