возопила Мария, близкая к тому, чтобы треснуть меня по башке бутылкой пива.
Я даже и не заметила, как она пришла, и не убрала свои пакеты с ее кресла. Я сунула руку в сумочку и вытащила косметичку.
– На, все здесь, возьми. И выброси куда хочешь. Расскажите подробнее, – попросила я Монику. – Может быть, вам вовсе не показалось.
– Пришел дворник… Нет, наверное, тут нужно по порядку рассказывать… Теперь это называется «домоуправ». Моя тетка его попросила, чтобы он поменял ей прокладку в кране – вода уже струйкой подтекала, – а она ему хорошо платит за такие услуги, вот он и пришел, едва смог… Нет, на самом деле не так, это потом было… Я разговаривала с этим Бальцерским, который вовсе не Бальцерский, сказала ему, что полиция забрала блокнот Завейчика, он мне наконец поверил, очень огорчился, встал с кресла и восхитился цветком. У моей тетки есть цветущий амариллис, он действительно очень красивый, но мужчины ведь редко когда такие вещи замечают, а этот на цветок показывает и спрашивает меня: «Какой красивый! Что это такое?» Я взглянула, куда он указывал, а в этот момент позвонили в дверь, я вскочила и бросилась открывать. И я совершенно уверена, что этот самый лже-Бальцерский держал в руке что-то такое, ну, вроде палки с шаром на конце. И вообще мне показалось, что он словно бы замахивался этой штуковиной. Он уже замахивался, но тут я вскочила с кресла, и он поскорее спрятал руки за спину. Оказалось, что как раз пришел этот дворник слесарь-домоуправ, и выяснилось, что тетка, спускаясь вниз, напомнила ему насчет крана и сказала, что деньги она оставила на письменном столе. Ну, дворник для начала заглянул в комнату, Бог его знает почему: то ли из простого любопытства, то ли деньги эти хотел увидеть, потому что, как только зыркнул на стол, так сразу воодушевился. Бальцерского он тоже увидел. Я сразу не сообразила, только сейчас, когда вы меня стали расспрашивать, я вспомнила, что именно тогда этот тип и сообщил, что его фамилия Бальцерский. И мне сейчас даже начинает казаться, что он специально говорил, для слесаря. На весь дом провозгласил, что фамилия его Бальцерский. Этой палки с шаром я уже, конечно, не увидела, и даже не стала бы клясться, что она действительно существовала.
– И он ушел?
– Что, простите?
– Этот Бальцерский, спрашиваю, что, встал и ушел?
– Ушел. А слесарь в кухне остался. А потом вернулась моя тетка.
– Нужно было сразу позвонить пану майору Вольскому.
– Вы думаете? Но ведь это такая глупость…
– Не имеет значения. Убийца тоже ведь не гений, и у него могут быть дурацкие идеи. Вы с кем сюда приехали?
– На такси.
– Тогда предлагаю, чтобы отсюда вы уехали с майором. Я вам это устрою. Займитесь пока паддоком и избегайте уединенных мест…
Дали сигнал на старт. Сложности с убийцей отошли на задний план. Я поспешно извлекла из сумки бинокль.
Нубия выиграла без малейших затруднений, за ней пришла Гамбия, пять-три. Надо было спуститься вниз пораньше и не слушать идиотского трепа пана Собеслава с Вальдемаром, чтоб обоим им скиснуть…
– Ихние деньги, наше почтение, – сказала я мрачно.
– Весь ипподром нацелился на квинту, – высказал свое мнение полковник.
– И на Гамбию тоже все ставили? – безнадежно спросил Юрек. – Ну да, пятый номер – фаворит…
– Я видела того типа, который располагает конфиденциальными сведениями из конюшен, – недовольно говорила пани Ада. – Он поставил пятьсот тысяч, пять последовательностей по сто, а все начинал с единички. Посмотрите, разве непонятно, что его надувают как хотят?! А он даже и не видит, дурень этакий. Я уже третий раз на него внимание обращаю…
Пять арабских лошадей во втором заезде были примерно равными претендентами на победу, и я вспомнила, что на арабах хорошо едут Скорек и Кацперский, поэтому решила поставить на жокеев. Два-пять и пять-два, в обе стороны, потому что ни один из них со времен царя Гороха не приходил первым. Значит, пора им выиграть! Весь ипподром единодушно ставил на четверку, но на ней ехал спортсмен-любитель Квятковский, который, правда, ужасно старался, однако особыми способностями не отличался. На чистокровных – пожалуйста, но не на арабских лошадях, разве что эта Гречка сама пойдет к финишу…
Я едва не забыла про Монику и лже-Бальцерского, но, к счастью, под лестницей наткнулась на старшего комиссара Ярковского, и чувство долга отодвинуло развлечения на задний план.
– Вы знаете, эта Гречка и прийти может, – сказала я ему, – поймайте-ка младшего комиссара Вольского…
Я передала ему рассказ Моники. Надо было обязательно проверить, кто там приходил к ее тетке, да еще и прихватил с собой палку с шаром на конце. Я была абсолютно уверена, что в этом таится некий колоссальный смысл, но понятия не имела какой, а атмосфера ипподрома не благоприятствовала следственным раздумьям. Старший комиссар Ярковский сомневался в достоинствах Гречки, он твердо стоял на том, что выиграет Кацперский, и шепотом заверил меня, что к майору обратится сразу после заезда.
Скорек неожиданно показал класс и очень легко выиграл. За ним, к сожалению, прорвался к финишу шустрый любитель Квятковский, после чего я стала энергично рвать на себе волосы, потому что поставила, разумеется, наоборот, а за последовательность дали аж четырнадцать тысяч. Юрек печально сказал, что это все-таки наименьшее зло. Триплет и квинту выиграли все наши знакомые.
– Метя, – спросила я, перегнувшись через Марию, – ты некоего Подвальского знаешь?
– Геня его зовут, – ответил Метя. – Знаю. А что?
– А кто это?
– Такой референт министра. Скотина средней паршивости. К Малиновскому он страшно подлизывается. А зачем он тебе?
– Он глупый?
– По-разному бывает. Иногда малый не дурак, а иногда и дурак немалый. А что?
– Да ничего. А Ерчика ты знаешь?
– Ерчак – это же лошадь, – заметила мне Мария. – Из конюшни Врублевского. Мы все ее знаем.
– Не Ерчак, а Ерчик. Ерчика знаешь?
Метя на секунду задумался.
– Нет. Ерчака я точно знаю, а вот Ерчика не припомню. А что?
– Да ничего, ничего. Нет у меня сейчас времени морочить себе голову всякими преступными хитросплетениями, но свет в конце туннеля у меня начинает брезжить. Еще, правда, сама не знаю какой.
– И посмотри, что он мне снова тут натворил – сказала Мария голосом мученицы. – Погляди, что он вытворил в третьем заезде! Трабанта выбросил – черт с ним, я тоже его выкинула, но Богун?! Скочиляс! У меня были запланированы Санкция и Домена, а он мне подсовывает Богуна со Скочилясом! Я из-за него определенно в могилу сойду раньше срока! Ну посмотри только, что в итоге у меня получилось: я заканчиваю Богуном и Ройялем, а в середине у меня Домена и этот Скочиляс! Вот одна только Санкция и осталась: я заканчиваю ею один триплет и второй начинаю…
– Откуда у тебя взялся тут Ройяль?
– Ройяль взялся по ошибке. Я снова не успела в общую кассу и диктовала в кассе одинаров, по одной лошади, и Ройяля ляпнула вместо Валькирии в четвертом заезде.
– Да весь ипподром на нее поставил, – презрительно скривил рот Метя.
– Ну и что ж, что весь ипподром? Я хотела так поставить – и все!
– И была бы у меня теперь Валькирия…
– Ну ничего, в третьем заезде у тебя будет фукс…
– Какой еще фукс! – рассерженно вмешался Юрек. – Весь ипподром ставит на Ройяля!
– Ты шутишь!
– Куда там! Наипервейший фаворит! А за ним – Санкция.
– Ройяля подсказали на конюшне, – возвестил пан Эдя. – Говорят, что он уже висит.
– Не видать вам Ройяля, как уха от селедки! – издевался полковник.
