Сумка-холодильник в достаточной степени охлаждала кипящие во мне страсти, так что спать я легла почти спокойная.
В десять Гжегож сообщил по телефону, что забежит через полчаса. Я, разумеется, не покидала номера, кажется, мне туда принесли завтрак, возможно, я его и съела. В конце концов, настоящие парижские круассаны-рогалики не из тех вещей, которыми можно пренебречь.
Кажется, увидев Гжеся, я, ни слова не говоря, кинулась ему на шею. И сразу же отстранилась. Бросаться на шею и в молодые годы у нас не было принято, но тут он тоже обнял меня как-то по- новому.
— Головой займёмся через минутку, — сказал Гжегож. — Знаешь, моя хорошая, я чувствую себя так, словно мне восемнадцать лет и я первый раз в жизни пришёл…
— …в бордель? — подхватила я, уже сожалея, что не сдержала романтического порыва.
— О Боже, пожалуйста, не добивай меня. И к черту робость!
Через три минуты — а это были весьма заполненные минуты — кто-то постучал в незапертую дверь и на пороге возник негр. Очень большой, очень чёрный и очень недовольный.
— Извините! — произнёс он внушительно и осуждающе. — Я тут убирать должен. Так вы остаётесь или как?
Я поспешила успокоить разгневанного уборщика.
— Нет, нет, мы уходим. Через десять минут! Негр явно колебался, но все-таки вышел, хотя и очень неохотно. Я раскрыла дверцу бара и сообщила Гжегожу:
— Стрессы сокращают жизнь. Коньяк я вылакала вчера, может, ещё что найдётся? Что-нибудь, что вернёт человеку утраченное душевное равновесие.
— Польская житнювка вернёт, — решил Гжегож, обследовав содержимое бара. — Вот стограммовая бутылочка, маловато, да что делать? Такой громадный негр для меня слишком большое потрясение. Ты понимаешь, надеюсь, расизм здесь ни при чем.
Естественно, я его прекрасно понимала. Войди вместо громадного чёрного негра громадная баба, белая, как вот эта простыня, я бы тоже испугалась Так что здесь дело не в цвете, а в размере и характере. Негр говорил по-французски лучше меня и наверняка был французом, но проклятый мавр сделал своё дело. У Гжегожа блестели глаза, у меня, наверное, тоже, мы молча и быстро изничтожили житнювку. Езус-Мария, а что нам ещё оставалось?
— Ну что ж, пошли, он наверняка ожидает под дверью, — сказал Гжегож. — А поговорить можно где угодно. Перекусить тоже можно везде. Ты не против Венсьенского леса?
Естественно, я была не против. Я бы ни слова не возразила, предложи он отправиться хоть в каменоломни, хоть да кладбище автомобилей. Главное, был бы везде он!
Разговор по дороге начала я.
— Прежде чем займёмся проклятой головой, не мог бы ты рассказать мне о том, о чем нельзя было говорить по телефону? От Горгоны-секретарши, насколько я понимаю, ты избавился, о жене не хотел говорить, потому что долго. В чем дело? Если не хочешь — не рассказывай, просто знай, что меня это интересует.
— Нет, почему же, расскажу. Я и сам собирался. Видишь ли, жена моя серьёзно больна уже продолжительное время. У неё лёгкая форма шизофрении — это если говорить о психическом состоянии. А если о физическом, то её частично парализовало. Врачи считают: всему причиной патологическая ревность, о которой я тебе когда-то говорил, и тяжёлая наследственность. Теперь она страдает одним из видов мании преследования и успокаивается лишь тогда, когда я рядом. Честно скажу — мне её безумно жаль, но и выдерживать больше я не в состоянии. Попробовала бы ты круглые сутки держать за руку психопатку, шепча ей ласковые слова, а она не сводит с тебя глаз и бдительно подмечает каждое мимолётное выражение на твоём лице…
— …и не переставая расспрашивает, о чем ты думаешь, почему не улыбаешься, чем огорчён, на что смотришь в окно, наверное, она тебе уже надоела, наверняка ненавидишь её, наверняка не дождёшься её смерти…
— А ты откуда знаешь?
— Со многим пришлось столкнуться за свою долгую жизнь.
— Удивляюсь, как ты ещё сама не спятила.
— Не скажу, чтобы совсем… А как ты спасаешься?
— Работой. Может быть, именно жене я обязан своими непреднамеренными успехами в работе. Хватаюсь за всякие более-менее интересные заказы, желательно в самых отдалённых уголках Европы, чтобы иметь возможность чаще уезжать из дому. Уезжать ненадолго, потому что она сразу переходит на транквилизаторы и снотворное и старается спать все время моего отсутствия. А этим нельзя злоупотреблять, тогда лучше уж сразу убить её…
— Не дай Бог, если она сразу от чего-то помрёт, ведь обязательно подумают на тебя.
— Я принимаю к сведению этот факт, но помимо всего прочего просто не намерен её убивать. Чувствовал бы себя некомфортно…
— Вот видишь, выходит, ты благороднее меня, я в своё время чувствовала бы себя очень даже комфортно.
— Ты о чем?
— В своё время двух человек я убила бы просто с наслаждением. Не волнуйся, это уже неактуально. А парализовало её почему?
— Инсульт в момент приступа ярости, страшно подскочило давление. Объективных причин для ярости не было никаких. Впрочем, об этом я тебе потом как-нибудь расскажу.
Мы доехали до парка, заняли столик на открытой террасе кафе, и Гжегож заказал бутылку шампанского. И ещё креветки и какое-то мясо по-итальянски, но мне было не до еды, я просто её не заметила.
Подняв бокал с шампанским, Гжегож улыбнулся мне.
— Несмотря ни на что, давай все-таки отпразднуем нашу встречу. Твоё здоровье!
И я вдруг в этот момент почти поверила тому, что для него наша встреча имеет такое же значение, как и для меня.
— И твоё! — ответила я, стараясь справиться с волнением.
Помолчали. Мне хотелось знать, что же случилось с его женой, и я напомнила об обещании рассказать.
Гжегож не заставил себя просить.
— И дело-то гроша ломаного не стоит, а вот поди же… Я собирался поработать, предупредил жену, что задержусь в мастерской, но выяснилось, что дома забыл нужный эскиз, ну и вернувшись домой раньше обычного, засел за работу. Дома у меня, как ты догадываешься, тоже есть мастерская. Когда я вернулся, жены ещё не было дома. Она приехала позже и не знала, что я уже дома. У нас, кстати, большая вилла, чтобы ты знала. Ждала она меня, ждала, наконец не выдержала и позвонила на работу. И надобно же так случиться, что в тот вечер задержались допоздна в мастерской двое моих молодых сотрудников, парень и девушка. Воспользовались случаем, что они там одни, и пустились во все тяжкие. Дома у них условий не было…
— Дело житейское, — прокомментировала я.
— Ты права. Трубку подняла девушка, запыхавшись произнесла «алло» и ещё, идиотка этакая, добавила «Да перестань же, дорогой» или что-то в этом роде. Моей жене многого не требовалось, она, естественно, вообразила, что я остался на работе с очередной девкой и обрабатываю её, потеряв всякую совесть, прямо у телефона…
— Для этого любое место сгодится, — философски заметила я, задумчиво изучая набор экзотических приправ к мясу по-итальянски.
— Может, ты и права, да меня там не было, а та девица меня совсем не привлекала. Я сидел, работал, даже стука падающего тела не услышал. К счастью, в доме ещё находилась приходящая уборщица, она и вызвала врача и ту самую её кузину. И только когда в доме поднялся шум, я вышел посмотреть, что происходит. Спустился сверху, моя мастерская на третьем этаже, трудно предположить, что я поднялся туда по водосточной трубе. Меня сразу все и увидели. И очень удивились, потому что Луиза успела выкричать своё горе, дескать, я остался на работе и сейчас забавляюсь там с девкой. На другом конце города.
