частенько приходил домой в нетрезвом виде.
Отец и мать стали больше контролировать сына, но не позаботились о том, чтобы приобщить его к труду. Хабир в течение двух лет не работал, систематически пьянствовал.
«Пусть работают другие», — рассуждал он.
Днем его видели бесцельно слоняющимся по городу, вечера он проводил на танцплощадках.
В материалах дела содержались и протоколы о помещении Салимова в вытрезвитель, и решение о штрафе, наложенном на него за нарушение общественного порядка.
А вот и жалобы соседей…
Ознакомившись с делом, прокурор ясно понял, что лишь товарищеский суд, суровый суд общественности, должен решить судьбу тунеядца.
За последние два года в районе активизировалась роль коллективов трудящихся, народных дружин и товарищеских судов, усилилась борьба общественности за исправление и приобщение к полезному труду людей, сбившихся с правильного пути.
Совместные усилия работников прокуратуры, суда, милиции и общественных организаций принесли положительные результаты, преступность в районе неуклонно снижается, укрепился правопорядок.
Взять хотя бы механический завод. Раньше там хулиганы чувствовали себя довольно вольготно. А сейчас, когда за дело принялась заводская общественность, число правонарушений здесь доведено до минимума.
Ткачев вспомнил, как благотворно повлияло обсуждение в товарищеском суде на Черняка, учинившего хулиганство в заводском клубе. Много пришлось поработать с ним администрации завода и профсоюзной организации. Семья и соседи считали Черняка уже неисправимым. А вот товарищеский суд, сила коллектива сумели вылечить его.
Ныне Черняк просто неузнаваем; на заводе, в семье и на улице его поведение ставится в пример.
Вот почему через два дня прокурор письменно уведомил Салимова о том, что
«оснований для изъятия дела из товарищеского суда не имеется».
Огромное здание клуба, расположенного на окраине города, по вечерам всегда полно народу. После трудового дня сюда спешат рабочие и служащие комбината, чтобы провести досуг и отдохнуть. Приходят в клуб и пенсионеры.
Но сегодня люди толпятся у клуба уже с утра. Сотни людей. Некоторые пришли сюда прямо после смены, даже не успев переодеться, в спецовках, ватниках, прямо от станка…
Чем вызван столь большой интерес?
На этот вопрос отвечает объявление, вывешенное у входа:
«Товарищеский суд домоуправления сегодня рассматривает дело тунеядца Салимова Хабира…»
Вместительный зал клуба заполнился до отказа. Свободных мест уже не было, а народу все прибавлялось. Люди толпились в дверях, в коридоре, стояли в проходах, сидели на подоконниках. Лица у собравшихся серьезные. Каждый понимает, что пришел сюда не на торжество и не ради праздного любопытства.
Слышно, как присутствующие вполголоса переговариваются; многие знают Салимова; ведь он живет в комбинатском доме, да и прежде работал на комбинате.
Здесь можно увидеть и тех, кому коллектив доверил решать судьбу людей.
Председателя товарищеского суда Ивана Николаевича Осташева знают почти все. Тридцатилетний непрерывный стаж безупречной работы на комбинате, активное участие в общественной жизни — вот краткая характеристика его деятельности.
А вот и члены товарищеского суда Хатыма Асанова и Наталья Никитична Савельева.
Осташев прислушивается к разговорам рабочих, а Савельева и Асанова о чем-то горячо беседуют с присутствующими.
Скоро начало. Взгляды большинства людей устремляются к передним местам. Там должен сидеть Салимов.
Но где же он? Ведь до начала заседания суда остаемся совсем немного.
Вдруг по залу проносится шепот:
— Идет.
Зал стихает.. Опустив голову, Салимов быстро шагает между креслами, затем садится на стул в первом ряду.
Как ни старается он выглядеть безразличным, но по всему видно, что ему не по себе. Он усиленно мнет, в руках синюю фуражку, то и дело озирается по сторонам.
Звенит звонок, и за столом, покрытым зеленым сукном, рассаживаются председатель и члены товарищеского суда. Справа занимает место секретарь товарищеского суда.
Суд начинается.
Осташев медленно и четко зачитывает обвинение.
«…Салимов самый настоящий тунеядец. Этот тридцатилетний человек превратился в растленного паразита. Пьянка и еще раз пьянка — вот круг его интересов.
Но не на свои средства пьянствует он. Уклоняясь от общественно полезного труда, Салимов ворует деньги у своих родственников. Он идет на все, чтобы жить не трудясь.
Не прошло и двух лет, как этот человек освободился из заключения, где отбывал наказание за кражу. Но сделал ли он для себя какие-либо выводы? Нет, не сделал.
С момента приезда в Казань Салимов не протрезвлялся, он с каждым днем скатывался все ниже и ниже.
…Не так уж много у нас тунеядцев. Но чем чище становятся наши города, тем явственней остатки грязи, которую в повседневной спешке порой не убираешь…»
Далее Осташев на конкретных, проверенных фактах показывает, насколько низко пал Салимов. Стараясь добыть деньги на водку, он крал вещи у родственников, продавал их на рынке.
Дело дошло до того, что, когда Салимову предложили немедленно устроиться на работу, он прикинулся психически больным… Но и эта увертка тунеядцу не помогла.
Он пытался юлить, изворачиваться, строить из себя несправедливо обиженного…
«Нет, мы не можем пройти мимо позорных действий паразита, которые граничат с преступлением…»
Присутствующие с презрением глядят на Салимова, внимательно вслушиваясь в слова председательствующего.
Теперь уж и некоторым другим становится не по себе. Действительно, ведь многие, особенно соседи, знали о поступках Салимова. Но, видимо, считали, что это частное дело, что для собственного спокойствия им лучше жить по принципу «моя хата с краю».
И опять в зале звучит голос Осташева:
«Вопрос о тунеядцах волнует общественность…
К нам поступило немало писем от жильцов нашего домоуправления с предложением выселить Салимова из города».
Подробно изложив материалы проверки, председатель товарищеского суда закончил свою информацию.
— Я доложил обстоятельства, которые заставили нас сегодня собраться вместе и обсудить поведение
