вершину дюны. Нас окружали темнота и тишина, дул лёгкий ветерок и накрапывал дождичек.
— Так оно взошло или ещё нет? — раздражённо допытывался Пупсик. — Ни черта не видать!
— Ну, не скажи, море от берега отличить можно, — возразила я. — А что касается солнца, то ему положено взойти через полчаса.
— Так на кой… мы притащились сюда в такую рань?
— Что же делать, перестарались немного. Вообще-то уже должно светать, наверное, темно из-за туч, но я не уверена.
— Она не уверена! Дождь льёт, а она ещё не уверена! Я насквозь промок, простуда обеспечена.
— Ничего с тобой не случится. Подождём немного, покурим, а потом спустимся к морю. Может, и в темноте что найдём.
Через час, когда солнце уже несомненно взошло, хотя его и не было видно, обнаружилось, что мы насобирали целую кучу разного хлама: деревяшек, камешков, кусочков чьих-то костей, нечто напоминающее сушёное… гм… гуано. И ни крошки янтаря! Нет, решительно нельзя собирать янтарь в потёмках. Мы прошли довольно далеко вдоль берега, где вчера искрилась и переливалась россыпь янтарной крошки, а сегодня не было ничего.
Дождь прекратился, зато усилился ветер, поднялись волны. В таких условиях пребывание на пляже никак нельзя было счесть приятным времяпрепровождением, просто кара за тяжкие грехи.
Пришлось вернуться домой, и Пупсик принялся капризничать.
— Говорил же — в горы поедем! В Закопане или в Щирке в такую погоду можно посидеть в кафе, поиграть в бридж, а тут что? Холодина страшная, да ещё дождь! Чем заняться?
— Три года назад ты бы знал, чем заняться! — помимо воли вырвались жалкие слова.
— Значит, старею.
— Не правда. Но можно съездить в Гданьск.
В Гданьске, ясное дело, мы прежде всего прошвырнулись по магазинам с янтарём, и в одном я увидела такое, от чего ёкнуло сердце. Янтарные бусы, но какие! Двухметровая нить малюсеньких янтариков, миллиметра в три, не больше, зеленоватых, светлых, почти прозрачных. Отлично отполированные, они так сверкали и переливались, что больно было глазам. При виде этого чуда душу мою охватило страстное желание сделать самой нечто подобное, ведь соорудила же я в Болгарии бусы из крохотных раковинок. Но вот только как отполировать и продырявить эти кусочки янтаря, даже если и наберу столько?
Поинтересовалась у владельца магазина, тот попытался отделаться от меня ничего не значащими общими словами, но не на ту напал. Понял, что так просто не отвертится, и выдал тайну золотого ключика.
— В принципе бусинки — это отходы производства. Остаются после того, как большой кусок отполируют и распилят на пластины. А если возникнет необходимость, то дополнительно отполируют в так называемом полировочном барабане, по-другому нельзя. Что? Дырочки? Ну, это не проблема.
Для кого как. Не говоря уже о том, что я понятия не имела о существовании полировочного барабана и не представляла, как он выглядит.
Мой благоверный тем временем осматривал более крупные изделия и интересовался ценами. Очень увлечённо осматривал, вон, даже глаза разгорелись. В магазин вошли двое иностранцев и приобрели два кулона, две брошки, браслет и кольцо, все в серебре. У бабы глаза горели не хуже, чем у Пупсика, и по ней было видно — будь её воля, скупила бы всю лавочку.
Иностранцы удалились, и хозяин вернулся к нам.
— Не так давно была тут одна американка, — доверительно сообщил он, видно уже подружившись с нами. — Купила медальон, знаете такие, на серебряной цепочке. Очень интересный медальон, из цельного кусочка янтаря, причём отчётливо просматривается в нем с самого краю малюсенькая мушка. Чудо! И что пани думает? Приходит через несколько дней и просит перенести мушку в серёдку медальона, чтобы симметрично было — Кретинка!
— Вот именно! Никакого представления об янтаре у этих американцев!
— И что вы ей ответили?
— Я ей ответил: «Уважаемая леди, эта мушка сидит в этом месте уже десятки миллионов лет, и нет такой силы, чтобы переместила её на другое». Знаете, как после этого она зауважала мушку?
Пупсик подключился к беседе:
— Кажется, кроме нас, только немцы разбираются в янтаре?
— Да, немцы разбираются, и даже очень неплохо. Они умеют выбрать лучшие изделия. Больше всего их интересуют как раз такие, с мушками, с травками. И очень много вывозят их.
С этого дня Пупсик перестал капризничать. Наутро он разбудил меня в шесть часов, воспылав внезапной страстью к морским прогулкам на рассвете. К счастью, нам не пришлось собирать в темноте камешки и засохшее гуано, поскольку дождя не было, ветер стих и не нагонял тучи, так что солнце получило возможность взойти в нормальное время. На берегу кое-где темнели кучки засохших водорослей; если покопаться, в них изредка попадались довольно невзрачные крупинки янтаря.
— Я разочарован! — торжественно объявил Пупсик. — Будучи вождём краснокожих, утверждаю: сегодня мы здесь первые, до нас не было ни души, разве что были да испарились. А где янтарь?!
Я высказала предположение — возможно, в районе Советского Союза. До границы было довольно далеко, не хотелось переться пешком, поэтому мы вернулись на шоссе к машине и, проехав немного, обнаружили несколько домиков и дорогу к морю. Точнее, некое подобие дороги. Почему-то в данном случае мы проявили редкое единодушие и свернули на эту трассу. Подпрыгивая на корнях могучих сосен и проваливаясь то и дело в ямы, мы наконец потеряли терпение, бросили машину и устремились через дюну пешком. Форсировав её, обнаружили по ту сторону рыбачий порт.
Судя по карте, все это — домики и оба порта, морской и на заливе, называлось Новая Корчма. Не углядев никакой корчмы, мы порасспрашивали местное население и узнали, что посёлок называется проще — Пески. В морском порту пограничный контроль потребовал у нас документы. В те благословенные времена каждый гражданин ПНР обязан был всегда иметь при себе документы, забреди он даже в дикую пущу И у нас документы тоже оказались с собой, пограничники ознакомились с ними и отпустили на волю Теперь можно спокойно отправляться на прогулку.
Мы двинулись по пляжу на восток, оставив сзади несколько вытянутых на песок рыбачьих лодок. Отсюда до границы было три с половиной километра и ни живой души в пределах видимости. Можно сказать, девственная территория, по которой не ступала нога человека. И ни одного янтарика! Вот уже явственно стала видна пограничная сетка. Мой драгоценный пёсик примеривался было закапризничать, как мы углядели чёрную полосу перспективного мусора. И, Езус-Мария, на самом её краю лежал кусок янтаря! Нет, не потрясающих размеров, всего-то с лесной орех или, может, с грецкий, но Пупсик бросился на него, как дикий зверь, глаза опять нехорошо разгорелись, а щеки запылали лихорадочным румянцем.
Я поспешила обогнать его, пока он не наложил лапу на все:
— А вон тот, чур, мой! Не трожь!
Короче говоря, в мгновение ока мы стали обладателями четырех кусочков янтаря, вполне удовлетворивших наши скромные потребности и казавшихся нам огромными. Главное, получилось по справедливости: два ему и два мне. И вдобавок насобирали на этом Эльдорадо целую пригоршню мелких янтарных осколков. Впрочем, не таких уж мелких, некоторые были с горошину. В Сопоте ничего подобного и в глаза не видели.
— Они что, как грибы? — поинтересовался Пупсик, подозрительно глядя на море. — Есть места, где они водятся, а есть и такие, где не бывает?
— Откуда мне знать? — рассеянно отвечала я. — Гляди-ка, до русских уже рукой подать.
Русские наблюдали за нами с пограничной вышки. Не думаю, что им это доставляло особое удовольствие, но других развлечений не было. На этом и кончились, собственно, наши успехи. Развернувшись, мы двинулись обратно.
Темнело рано, что неизбежно привело к сокращению прогулок на свежем воздухе, и вечерами оставалось излишне много свободного времени.
В Морской Кринице мы жили уже несколько дней. В местном магазине работала продавщица исключительной красоты, но этот факт не сразу дошёл до меня. Я как-то не обратила внимания, что Пупсик не только охотно, но и по собственной инициативе отправляется за продуктами, причём этот процесс
