подошёл энергичным шагом, тщательно и молча осмотрел кабана…
– Ну что ж, братец, – наконец сказал он со смесью угрозы и удовлетворения. – Как пить дать, нелегальный забой. Что ж вы, пан Влукневский?..
– Это не мой, – горячо воспротивился Франек. – Я его не забивал. Он не мой, и я за него не отвечаю!
– А чей?
– Пачореков.
– Так я и думал, братец. Значит Пачорек забил?
– Нет.
– А кто?
– Прежде чем мы успели его остановить, вперёд вышел Михал Ольшевский:
– Я, – мужественно объявил он.
Сержант недоуменно уставился на него:
– Вы? Как же?.. Это ваш?
– Нет. Вы же слышали. Пачореков.
– Пачорек согласился?
– Не знаю. Скорее всего нет. Я не знаком с Пачореком.
– А если вы, братец, не знаете Пачорека, то зачем же вы забили его свинью? Украли?
Михал Ольшевский поперхнулся и покраснел.
– Ну что вы!.. Я не забивал… Это того… вообще ошибка! Я вовсе не хотел убивать эту свинью!
– А если вы, браток, не хотели, то зачем забили?
– Потому что я думал, что это человек…
Тут начались Содом и Гомора. Михал Ольшевский пытался объяснить причину, по которой вместо свиньи он хотел убить человека. Прибыл владелец трупа, который начал скандалить, утверждая, что его свинью убили из мести. Милое животное постоянно кому-то мешало!.. Милиционер упорно трактовал происшедшее, как классический случай нелегального забоя. Загвоздка состояла в том, на кого возложить ответственность за преступление. Одновременно он попытался провести следствие по делу о покушении на убийство человека. Прибыла милиция из Венгрова и собрала комиссию по оценке профессиональности забоя. Единогласно было признано, что свинья убита абсолютно правильным мясницким ударом, стали искать нож. Информации о том, что орудием преступления была алебарда, никто всерьёз не воспринял. Пачорек перестал скандалить, поскольку возникли подозрения в преступном сговоре. Михал Ольшевский окончательно запутался в признаниях и начал отпираться от участия в забое, поскольку органы вдруг вспомнили, что здесь уже произошла пара убийств. Возникла альтернатива: либо Михал Ольшевский поубивал всех, и кабана в том числе, либо свинья стала очередной жертвой неизвестного преступника. Из двух зол мы предпочли придерживаться второй версии.
После целого дня невероятных трудностей, умноженных расспросами по поводу удивительного пейзажа за коровником Франека, вопрос решил молодой сержант, который когда-то спрашивал нас про Лагевку.
– Мясо обследовано, свинья здорова, пускай её забирает Пачорек, – решил он. – За нелегальный забой ему придётся заплатить штраф. Виновником будет считаться он, что свинья забита алебардой я в протоколе не напишу. Иначе придётся расследовать, откуда взялась музейная алебарда. Пана Ольшевского я знаю, все понимаю и придираться не буду. Вы вернёте штраф Пачореку, и все будет в порядке. Согласны?
Мы радостно согласились, и наконец все вернулось в хоть какую-то норму.
Марек в свиную афёру не вмешивался, прозорливо исчезнув с горизонта сразу после восхода солнца. Появился он только после вывоза тела. Вся семья собралась в садике перед домом, отходя от потрясений и пытаясь набраться новых сил, поскольку в ближайшей перспективе была нелёгкая ночь. Наполовину раскопанный колодец до сих пор находился в опасности. Нам предстояло обсудить, что делать с этим фантом.
В садике нас нашёл сержант.
– Разрешите представиться, – галантно начал он. – Старший сержант Станислав Бельский. Лучше поздно, чем никогда.
– Очень приятно, – за всех ответила Люцина и пригласила сержанта занять место в кругу семьи.
Сташек Бельский уселся на берёзовый пень, снял фуражку и принялся ею обмахиваться. Франек вздохнул:
– Я знаю, что будет, – угрюмо пробормотал он.
– Не знаете, – твёрдо ответил сержант Бельский. – Извините, но я не слепой. Здесь совершены два преступления и я отчётливо вижу, что назревает третье…
– Третье тоже было, – перебила моя мамуся. – Только от тех никакого прибытка не было, а от этого будут сало и колбаса.
Все вздрогнули. Тереза тихонько охнула. Сержант Бельский был непреклонен:
– Покупайте побольше. Больше никто свиней на прогулку не отпустит, – посоветовал он. – Я хотел сказать, что я тоже человек. И тоже забочусь о своей зарплате. Можете не рассказывать мне бородатых шуток про часы дедушки и ожерелье бабушки, поговорим по-человечески. Что вы ищете в этих колодцах?
В садике воцарилось молчание. Было ясно, что, за все сокровища мира, никто не произнесёт ни слова. Сташек Бельский тяжело вздохнул:
