почему вы не уехали из Ленинграда с цирком, в котором вы работали костюмершей.
Между первым и вторым допросом Кормановой выяснилось немало. При дополнительном обыске в дровяном сарае Кормановой был найден небольшой чемодан с передатчиком. Это подтвердило предположение Лозина — Корманова должна была сообщить немцам о результатах диверсии.
Рано утром Корманова снова сидела в кабинете Лозина. Было видно, что ночь она провела без сна. Голос её звучал глухо и вяло, неподвижная поза делала её похожей на манекен.
— Надеюсь, вы подумали о своих ответах и о своей участи? — начал Лозин. — В анкете вы пишете «незамужняя». Это правда? Я имею в виду не юридическую, а фактическую сторону вопроса. Вам понятен мой вопрос?
— Понятен. Я незамужняя.
— Когда вы последний раз звонили по телефону Д1-01-37?
Лозин задал этот вопрос, зная, что он вызовет смятение, но такой реакции он не ожидал. Корманова схватилась за сердце, откинулась на спинку стула, было слышно, как стучат её зубы. Лозин облегчённо вздохнул: точная дата последнего разговора Кормановой по телефону Д1-01-37 не имела сейчас для него особого значения, важно было убедиться, что разговор был.
— Впрочем, — продолжал Лозин, — ответ на этот вопрос я имею возможность получить не только от вас. В телефонном разговоре всегда участвуют двое. Что не скажет один, скажет другой. Надеюсь, вы меня понимаете? Отвечайте, когда вы должны были выйти на связь с немецкой разведкой, чтобы сообщить о результатах операции «Эрзац»?
Вместо ответа Корманова застонала и начала сползать со стула. Лозин успел подхватить её и усадил в кресло. Если это была симуляция, то проделана она была довольно искусно.
Лозин позвонил в медчасть.
Появился запыхавшийся доктор с санитарной сумкой через плечо.
— Кого будем лечить сегодня? — спросил он с порога.
— Что с ней? — Лозин кивнул в сторону Кормановой.
— Сейчас выясним. Начнём с пульса. — Доктор поднял неподвижную руку Кормановой. — Нуте-с, так… Восемьдесят восемь… Нервы… нервы… Нашатырь, валерьянка — и всё будет в порядке. — Он вынул из сумки два пузырька, один из них поднёс к носу Кормановой: — Понюхайте, понюхайте! Вы же меня слышите!
Корманова глубоко вздохнула и открыла глаза. «Симуляция», — подумал Лозин.
Доктор накапал валерьянки.
— А теперь выпейте!
Корманова послушно выпила.
— Вот и славно, — сказал доктор, снова нащупывая её пульс. — Вам уже лучше… Всё пройдёт. Посидите ещё минут пять в этом удобном кресле и можете продолжать беседу…
Упоминание об операции «Эрзац» окончательно сломило Корманову. Наблюдая за ней, Лозин догадывался о ходе её мыслей. «Кодовое название операции знают в Ленинграде только я и Шилова. Значит, Шилова арестована и выболтала… А может быть, она советская контрразведчица? Тогда понятно, откуда они узнали о мине. Им всё известно… Всё, кроме того, что двадцать шестого состоится встреча в Ольгине…»
— Продолжим разговор, — сказал Лозин. — Ваши преступные связи нам ясны. Мину вы получили от немецкой разведки. В своё время вас обучили работе радиста. Передатчик у вас неплохой, но спрятали вы его плохо. Заложили дровами и успокоились. Нет, нет, пожалуйста, не симулируйте новый обморок, это просто глупо и бесполезно. Как видите, нам известно достаточно, для того чтобы вы понесли самое суровое наказание. Всякое запирательство только отяготит вашу судьбу. Сейчас от вашего поведения зависит многое, и прежде всего ваша собственная участь. Последний раз спрашиваю вас: признаёте ли вы себя виновной в попытке совершить в ночь с двадцать второго на двадцать третье февраля тысяча девятьсот сорок второго года диверсию в печном отделении ленинградского хлебозавода?
Лозин скорее угадал, чем услышал «да».
— Хотите ли вы хотя бы в самой ничтожной степени искупить своё преступление? Такая возможность вам будет предоставлена.
Не в силах говорить, Корманова кивнула головой.
— Когда вы должны были выйти на связь, чтобы сообщить о результатах диверсии. Сегодня?
Корманова снова молча кивнула головой.
— Этот сеанс радиосвязи должен состояться. Немцы должны быть уверены, что операция «Эрзац» прошла эффективно. Вы меня слышите?
Лозин снова угадал беззвучное «да»…
17. Встреча
После очередных показаний Кормановой Лозин вызвал Ломова и Малову.
— Ну и вид у вас, товарищи, — сказал он укоризненно. — Богомерзкий! Отсюда следует, что за последние два дня вы совершенно измотались, а значит, работали неплохо. Но теперь наступает решающая фаза нашей операции. Прежде всего, обменяемся информацией о своей работе за последние сорок восемь часов. Начнём с меня. Выяснилось, что Корманова жила до тридцать девятого года в республике немцев Поволжья, в городе Энгельсе. Настоящее её имя — Эльга, а не Ольга. Фамилия — Корман. С чьей помощью превратилась она в Ольгу Корманову — это мы выясним. Корман была завербована неким Сергеем Шульцем — директором кинотеатра. В тридцать девятом году ей было приказано «закрепиться» в Ленинграде, рекомендовали выйти замуж за ленинградца «с положением». Ей удалось прописаться в Ленинграде с помощью некоего Сергея Дутова. Не исключено, что Шульц в Энгельсе и Дутов в Ленинграде — одно и то же лицо. За день до своей гибели Дутов устроил Корман на хлебозавод. Корман утверждает, что восемнадцатого утром она позвонила по телефону! Д1-01-37, услышала женский голос и произнесла пароль. Женский голос приказал ей позвонить двадцать второго в восемь утра, иными словами — Корман надлежало явиться двадцать второго в назначенный час к булочной на Невском, против улицы Марата. Там неизвестная, закутанная в платок, передала ей — мину, приказав заложить её в цехе к концу вечерней смены. Это — главное, что удалось выяснить. О пропуске в Ольгино я ничего не спрашивал, она убеждена, что мы о нём не знаем. Эта Корман не глупа и не имеет никаких иллюзий относительно своей дальнейшей участи. Тем более странно, что она отрицает всякую близость со Стопиным, уверяет, что о его судьбе ничего не знает. Вот так. Сейчас послушаем сержанта Малову.
— На заводе все только и говорят о мине, — начала Малова. — Считают Корманову арестованной напрасно, ведь все слышали, как она первая закричала о мине. Климова тоже не верит в её причастность я диверсии, хотя, казалось бы, как соучастница, должна не защищать, а топить Корманову, чтобы отвести подозрения от себя. Но Климова всё время твердит, что Корманова всегда была к ней добра и даже спасла её от голодной смерти, устроив на хлебозавод. Я спросила Климову, ссорились ли они когда-нибудь? Климова сказала, что Корманова пришла в ярость, узнав, что Климова взяла из её тумбочки двухтомник Маяковского, кричала на неё. Об этом я вам уже докладывала, товарищ капитан…
— Да. Это помогло мне при допросе Корман. При обыске книги не обнаружены. Очевидно, она их уничтожила или кому-то передала. Продолжайте.
— Мне удалось выяснить, почему Климова так уверена, что Игорь Стопин жив. Оказывается, шестого декабря она слышала по радио очерк о действиях партизанского отряда в Белоруссии. Там говорилось, что отрядом командует известный ленинградский спортсмен товарищ С. Автор обрисовал внешность партизанского командира: атлетическое сложение, тяжёлый подбородок, приплюснутый нос. Эта последняя деталь окончательно убедила Климову в том, что товарищ С. не кто иной, как её муж, потому что у Стопина действительно перебита переносица. Всё это она мне рассказала со слезами, задыхаясь от волнения. Я, конечно, проверила её рассказ. В микрофонной библиотеке Ленрадиокомитета мне дали прочесть эту передачу. Всё оказалось так, как рассказывала Климова. Больше того, заведующая микрофонной
