попросту утверждается, что люди были созданы равными в своих возможностях. В таких словах верховное божество говорит о цели своего творения.
«Сотворил я четыре добрых дела внутри ворот небосклона (т. е. по его сторону ограды, в которую ведут врата);
Сотворил я четыре ветра, чтобы мог дышать каждый во время его (т. е. когда он дует) — это одно дело из их (числа).
Сотворил я воду половодья великую, чтобы пользовался ею: малый и великий — это (другое) дело из их (числа).
Сотворил я человека всякого подобным другому и приказал, чтобы они не делали зла — это (уже) их сердца нарушили повеление (букв.: сказанное) мной — это (третье) дело из их (числа).
Сотворил я склонность сердец их к забвению запада (букв.: полноту сердец их, чтобы забыть о западе, т. е. о неизбежной кончине), чтобы творили они жертвы богам номов — это (четвертое) дело из их (числа)»30.[3]
В первых двух пассажах этого текста утверждается, что ветер и вода в равной мере доступны всем людям. В стране, где благосостояние зависело от обеспечения человека должной долей паводковых вод и где распределение воды должно было быть мощным фактором установления превосходства одного человека над другим, гарантия равного доступа к воде означала фундаментальное равенство возможностей. Положение «Сотворил я человека всякого подобным другому», другими словами, «Люди сотворены равными», было связано с тем утверждением бога, что он намеревался, чтобы люди не делали зла, но что их собственные сердца склонились к дурному. Это противопоставление равенства и прегрешения говорит о том, что социальное неравенство не входит в намерения бога, но что человек должен нести ответственность единолично. Здесь — отчетливое утверждение, что идеальное общество было бы обществом всеобщего равенства. Разумеется, древний Египет никогда не приближался к этому идеалу, разве что в том же смысле, как и мы, современные люди, поступаем благочестиво, откладывая полное равенство до будущей жизни. Но все же это означало, что высочайшие чаяния того времени поднимались на гораздо более высокий уровень. С грустью говорится: «Все люди должны быть равны; бог-творец не создал их различными».
Последним благодеянием верховного бога было привлечение внимания людей к западу, области вечной жизни, и требование, чтобы они благочестиво чтили своих местных богов для того, чтобы достигнуть запада. Для этого периода то были важные перемены: демократизация потустороннего мира и более тесная связь с богами. Теперь все люди могли наслаждаться вечностью на тех же условиях, которые в предыдущих периодах были доступны только царю. Мы не знаем в точности, какие условия вечного существования были дарованы простому человеку Древнего Царства. Он должен был продолжать жить со своим
В изобразительном плане эта оценка личности заключалась во взвешивании справедливости. Впоследствии она превращается в суд перед лицом Осириса как бога мертвых и сердце человека помещается на одну чашу весов, а символ справедливости — на другую. Элементы этого были уже в Среднем Царстве, а именно — Осирис в качестве бога мертвых и суд над усопшим, исходя из понятий справедливости, но все эти элементы еще не были соединены в единую согласованную картину. Вместо этого там еще господствовал пережиток более древнего порядка, при котором судьей был верховный бог, бог солнца. Демократизация и «осиризация» загробного мира имела место, но доступ к вечной жизни не был целиком под контролем Осириса. Мы располагаем ссылками на «эти весы Рэ, на которых он взвешивает правду»31; и усопший был уверен, что «проступок твой будет устранен и грех твой стерт взвешиванием весов в день суда (букв: проверки нравов, характеров) и будет позволено, чтобы соединился ты с теми, что в Ладье (солнца)»32, и что «нет бога, который станет тягаться с тобой; нет богини, которая станет тягаться с тобой в день суда (= загробного; букв.: день учета, проверки нравов, характеров)»33. Имелся трибунал богов, по-видимому под председательством верховного бога, перед которым усопший должен был давать отчет. «Да достигнет он Совета богов, места, в котором (пребывают) боги, причем двойник его вместе с ним, а жертвенные яства перед ним, и голос его (признан) правильным при исчислении разницы (добрых и злых дел). Да говоришь ты, грех твой исторгнут из всего того, что ты говоришь (т. е. теперь умерший может говорить свободно: печать с уст его снята)»34. Все это показывает, что суд над мертвыми производился путем взвешивания избытка или недостатка его добрых качеств по сравнению с дурными и что благоприятный исход взвешивания был залогом вечного блаженства. Это взвешивание было исчислением
Нам уже встречалась
Однако, как мы видели в предыдущей главе, справедливость не сводилась лишь к соблюдению законности в делах, но была творением добра для нуждающихся: перевезти через реку бедняка, который не может заплатить, сделать добро без расчета на отплату. Ведущей же темой в Среднем Царстве была общественная ответственность: царь был пастухом, который лелеял свои стада; чиновник имел твердые обязательства в отношении вдовы и сироты; короче говоря, каждый обладал правами, влекущими обязательства по отношению к другим людям. Даже скульптуры этого времени старались подчеркнуть совестливый характер и стремились изобразить не столько величие и силу, сколько озабоченность обязанностями. Подобные портреты фараонов Среднего Царства, погруженных в заботы, хорошо известны.
Все это было в красноречивой форме высказано Брестедом, и нам нет нужды документировать это дальнейшими подробностями. Если бы мы захотели сформулировать его доводы в ином виде, то это свелось бы просто к различию в определении «совести» или «характера» и к тому, что рассказ утратил бы свои простые и непосредственные черты, которые он имел. В предыдущем периоде существовала потребность в справедливости в этом и в загробном мире36 и, несомненно, властные личности, построившие великое государство, обладали сильными характерами. Но теперь, в Среднем Царстве, больший акцент в одних планах и меньший — в других способствовали наступлению века подлинной общественной совестливости, психологической и моральной основой которой была вера в то, что всякий человек есть божье творение, достойное заботы.
Вплоть до этого времени, до Среднего Царства, древний Египет имел центробежную и атомистическую тенденцию: ценимой единицей был индивидуум. Во-первых, отмечалась ценность его индивидуальных способностей, во-вторых, признавались его индивидуальные права. Египет как бы слепо брел по пути от теократической автократии к своего рода демократии. В духе эпохи было поощрять активную жизнь и каждому человеку предоставлялась возможность сделать себя в здешней жизни энергичным, практичным и значительным. Следовательно, он продолжал любить жизнь и бросать вызов смерти. Определение успеха, возможно, претерпело некоторый сдвиг, но по-прежнему было верно, что успешная жизнь переносилась счастливым образом в загробный мир и повторялась в нем. Следовательно,