Оставил мне пятьдесят злотых за труды, а я, дурак, и уши развесил! Откровенно говоря, очень уж мне хотелось избавиться от сумки! Я обрадовался, что вот наконец её от меня забирают.
— А не сказал, кто он такой? Может, тоже из полиции?
— Нет, не сказал, но не из полиции, точно. И не из бандитов, уж у меня глаз намётан. Как увидел эту зеленую пакость, так и расцвёл весь, я и поверил, что сумка ему знакомая, Как было не поверить, когда его прислали вы?
Не знаю почему вспомнился мне вдруг свёрток, завёрнутый в брезент, который принесли якобы сдавать в камеру хранения два мафиози. Не может быть, чтобы между всем этим не было никакой связи. Может, следили за мной, когда я с торбой Миколая вышла из его дома, видели, как я отправилась на вокзал, помню, ехать быстро я тогда не могла, пробки на улицах. Времени у них было более чем достаточно, чтобы приготовить сдаваемые в камеру хранения вещи. Вот только запаковывать их в знакомый мне брезент… Да, это было с их стороны непростительной ошибкой. Хотя откуда им знать о гвоздике и лошадиной подкове? Могли и не знать. И вот теперь спокойно, без шума, дождавшись подходящего момента, спёрли-таки проклятую сумку у меня из-под носа. Эх, зачем я медлила, зачем не пришла за ней вчера?!
— Послушайте, — сказала я, догадавшись наконец о новом повороте дела. — Выходит, те менты, что в вашем доме устроили засаду, охотились не за мной? Зачем тогда выскакивали и меня преследовали?
— Ясное дело, не за пани. Несколько раз меня допрашивали, и все о тех бандюгах, вы тут с боку припёка. И когда вы пришли, думали, это кто-то от них. Спрашивали, правда, не вы ли пани, что сумку у бандюг спёрла, а я отвечал — нет, совсем не похожа. Они ещё между собой говорили — надо бы устроить здесь засаду, может, вы появитесь, никак вас найти не могут. Им и в голову не приходило, что вы можете появиться в моем доме, ведь о вашей сумке они ничего не знали. Так с какой стати вам приходить ко мне домой?
Да что же это такое, сколько всего накручивается, а я только и знаю, делаю глупости одну за другой! Кем мог быть этот тощий? Логично предположить, что из шайки фальшивомонетчиков. Те наверняка пронюхали, что Миколай слишком много о них знает, вот и решили избавиться от него, прикончили, обыскали квартиру и догадались, что именно я унесла в сумке…
Железнодорожник неожиданно прервал ход моих рассуждений:
— Сдаётся мне, этот тощий — фотограф, — неожиданно сказал он.
— Почему вам так кажется
— -вздрогнула я.
— Так у него на шее висел фотоаппарат, а ведь он не турист, только туристы ходят с фотоаппаратами на шее, в основном американцы или какие японцы. И при аппарате висел такой… как его…
— Фотоэкспонометр?
— Наверное, он. А когда тощий полез в карман за сигаретами, сначала достал новую запечатанную плёнку, она ему мешала. Может, конечно, все это не имеет значения, никакой он не фотограф, но сдаётся мне, все-таки фотограф. Это я только пани говорю, полиции, если опять придёт, ничего, конечно, не скажу, как и о сумке вашей не сказал. Боюсь я, не хочу, чтобы меня бандиты прикончили, так что предпочитаю язык держать за зубами, вот только вам и сказал. И о вас никому…
Человек был явно в раздёрганных чувствах, и ничего удивительного, опасность над ним нависла реальная. Я с сочувствием взглянула на своего ангела-хранителя и попыталась его хоть немного успокоить:
— Обо мне можете говорить все, что хотите. Особенно полицейским. Они все равно меня разыскивают, я им и так разрешу себя поймать, вот только ещё кое-что осталось сделать… а потом поддамся. На русскую мафию мне начхать, её я не знаю и знать не желаю. Эти наркоманы думают, что мне что-то известно, и уж скорей меня станут убивать, а не вас, хотя я тоже совершенно случайно столкнулась с их бизнесом. Глупейшее стечение обстоятельств… И поверьте, мне бы тоже хотелось выпутаться из этого без ущерба для здоровья.
Хозяин дома вроде немного успокоился и даже похвалил себя:
— Я же говорил-у меня глаз намётанный, я сразу понял, вы не из их мафии. Хотя, кто там знает, человек может быть таким приличным с виду… Вот я и выложил вам все, как на духу, вдруг вы от них, а мне жизнь не надоела. А коли гак, слава Богу. Значит, я ничего не знаю, ничего не видел. О вас имею право рассказать полиции. Может, и о фотографе рассказать? Если речь зайдёт…
— Можете рассказать, мне без разницы. Часы на стене пробили один раз. Пора. Сумею ещё сегодня побывать и в Поеднане, вот только надо опять изменить внешность.
До тёткиной квартиры я добралась без происшествий. Итак, изменить внешность. Пожалуй, негритянка подойдёт, этот имидж я ещё не полностью использовала. Негров у нас не так уж много, буду бросаться в глаза, ну и что? Во всяком случае, с первого взгляда никто меня не узнает. Заправлюсь в Янках, там к заграничным гостям привыкли, трасса международная. А я, допустим, туристка из Судана. Еду польским «полонезом»? А что, вышел указ, запрещающий иностранцам ездить на польских машинах? Имею право и на нашей малолитражке ехать! Говорить буду по-английски, а по-польски — ломаным языком и только в исключительных случаях.
Когда я добралась до Поеднане, был уже четвёртый час. Оставалось часа полтора светлого времени, потом начнёт смеркаться. Я не стала близко подъезжать к бывшему имению, оставила машину на обочине шоссе, несмотря на недавний печальный опыт, и к поместью подошла ножками.
Дом ремонтировался. Наверное, кто-то недавно приобрёл участок с домом и теперь дом перестраивал. Работы шли полным ходом.
Судя по сваленным во дворе стройматериалам и сантехническим трубам, в доме меняли полы (Ещё бы! Хранение картофеля в комнатах никогда не шло на пользу паркету.) и сантехнику. Работы ещё не закончились, и снаружи и внутри дома крутились рабочие, а один, наверное их прораб, проверял во дворе колена от водопроводных труб и чугунные муфты канализации.
Бывшее поместье окружала загородка. Состояла она из забора, сделанного из досок, перелезть через который не составляло труда, и металлической сетки, совершенно для меня непреодолимой. Хоть бы сторожа на ночь не оставляли! Слабая надежда, вон сколько дефицитного добра валяется во дворе, так, без присмотра, не оставят, это ведь не государственная стройка.
А нет ли здесь злой собаки? Пока есть время, я бы съездила за колбасой или костями. Нет, вроде не видать, ни собаки, ни будки, в которой она может днём сидеть на цепи.
Итак, разработаем план очередной операции. Мне надо проникнуть в дом и осмотреть его подвалы. Неплохо бы знать фамилию нового владельца, вдруг придётся импровизировать. Дождаться, когда закончат на сегодня работы? А если они работают в две смены, дневную и ночную?
Так и не разработав до конца плана операции, я двинулась к дому. Прораб как раз закончил подсчитывать свои колена и муфты, что-то записал в блокноте и повернулся. И тут увидел меня. Я стояла в распахнутых воротах и совершенно забыла о том, как выгляжу. Напомнила об этом реакция прораба. Нет, он не заорал диким голосом, но вид у него был такой, словно он про себя крестится и повторяет: «Сгинь, нечистая сила!» И в самом деле, экзотические негритянки не каждый день посещают подваршавские стройки.
Поняв, что моё присутствие обнаружено и другого выхода нет, как легально проявиться, я решила действовать, использовать фактор внезапности.
Ещё от ворот оскалившись людоедской улыбкой, я двинулась к попятившемуся от меня прорабу.
— How do you do? — произнесла я на прекрасном английском языке с суданским акцентом и, не получив ответа, с явным трудом попыталась заговорить с мастером по-польски: — Сорри! Дзень добры. Эта мистер… пан… он это иметь…
И я широко повела рукой по дому и участку. Умный прораб все понял.
— Рощиковский? — подсказал он.
Моя улыбка уже вышла за пределы ушей.
— Йес, пан Рош… он есть тут?
— Его нет.
— Пан его… пан на его ждать?
— Нет, я на него не ждать… Тьфу! Я не жду его, владелец редко приезжает на стройку. А пани… мисс… что желать?
