ловую. Перед больницей им прочно преградила путь машина «скорой помощи», пришлось по рации вызвать подкрепление. Поскольку там одностороннее движение, второй машине сообщили маршрут следования преступника, за ним уже стала следить вторая машина, она и сопроводила его опять до министерства, и тогда оказалось, что в служебной машине нашей птички уже не было. Вы его видели, знаете, каков он из себя. Когда сидел на заднем сиденье, голова его над сиденьем не возвышалась — рост не тот. Теперь-то мы уже знаем, что из машины он вышел у больницы на Хочимской, когда мы ненадолго потеряли его машину из виду, зашёл в здание, в вестибюле переждал, потом поймал такси и на нем доехал до своего «форда». И уже на нем отправился в Зелёнку.
— А за его машиной не было установлено наблюдения?
— Не было, о ней наши вообще не знали. Этот автомобиль он держал в запасе, зарегистрирован «форд» на другого человека, а стоял на стоянке у датского посольства. Официальная же машина Доминика, «мерседес», ездила не скрываясь по Варшаве с Доминичихой, дама покупки совершала…
Мы со свекровью с большим интересом слушали рассказ майора и не могли не отдать должное уму и расторопности этого толстого коротышки. И предусмотрительности, разумеется — на все случаи жизни подготовил себе лазейки. О чем свекровь и заявила со свойственной ей прямотой:
— Недооценили вы его. От такого нельзя было ни на секунду отрываться, следить за ним полагалось круглые сутки.
Майор встал на защиту родного ведомства:
— Не забывай, что о нем мы узнали только в самое последнее время. То есть уже точно знали о его… гм… деятельности. А наблюдение за человеком, занимающим высокий пост в государстве, может быть установлено лишь по разрешению, полученному в самых верхах. Он действительно был неуязвим, а подозрения, которые были у подпоручика Яжембского… Ну что ж, этими подозрениями подпоручик мог… простите, мог их на стенку повесить и любоваться, больше ничего не мог сделать. Большую работу в этом направлении проделал покойный Торовский, пусть земля будет ему пухом, но своё расследование вёл из чисто эгоистических побуждений, действовал втайне, с нами не делился, а когда надумал поделиться, тут-то беднягу и пришили. Убийцы — Глосек и Ковальский, а они в жизни ни разу никакого Доминика и в глаза не видели, посредником выступал Зенек из Зелёнки, о котором они тоже знали лишь одно: имеет дурную привычку грызть спички…
— Езус-Мария! — только и произнесла я в ужасе. — И если бы эти тайные апартаменты в подземелье не были раскрыты…
— …он спокойно через какой-нибудь месяц мог приступить к дальнейшему производству, — продолжил мою мысль майор.
— А те двое на вокзале, — напомнила свекровь. — Ведь через них же в конце концов вышли на фотографа?
— Те двое сбежали. Ну, что уставились? Так-таки и сбежали. Железнодорожный патруль думал, что имеет дело с самой заурядной дракой, какие на вокзале случаются каждый день, так что за ними никто и не погнался. Тот, которого пани обезвредила, — майор галантно склонился передо мной, — тот, который от удара в живот сел на пол, так и остался сидеть, нет, не бежал, бедняга с трудом поднялся, так он казался и вообще невинно пострадавшим. С теми двумя ничего общего не имел, стоял себе, чтобы сдать вещи, а тут какая-то ненормальная ни за что ни про что вдруг нападает на него… Ещё и претензию высказал — дескать, куда смотрит полиция, невинных граждан бьют! В картотеке полиции он не значился, проверили и отпустили. Так что весь улов ограничился куском брезента, на котором, правда только вчера, обнаружили отпечатки пальцев Гродзяка и Торовского.
— А моих не было? — удивилась я.
— Не было, — ответил майор, свекровь же дополнила:
— За пять лет брезент наверняка не раз стирали — насколько я помню, Миколай очень любил стирать, верно ведь?
— И что, Глосек и Ковальский сами признались в убийстве Миколая?
— Нет, но поверьте, и наша полиция идёт в ногу со временем, технический и научный прогресс не обошёл и нас. А убийцы — существа материальные, у них были руки и ноги, пусть даже в перчатках и ботинках, следы остались… К тому же они пожалели выбросить и нож, и длинные перчатки.
— Вот интересно, как полиция так быстро вышла на меня? — угрюмо поинтересовалась я. — Ведь я тоже в картотеках не фигурирую, разве что вот теперь занесут мои данные… Да нет, я понимаю, что оставила у Миколая свою сумку, но ведь в ней не было никаких документов, а та светлой памяти зараза, что подглядывала в глазок, моей фамилии не знала…
Майор Боровицкий так и расцвёл.
— А через пиво! — ответил он и выдержал эффектную паузу, открывая банку с пивом.
— Через какое пиво? — в один голос вскричали мы со свекровью.
Немного помучив нас, Януш снисходительно пояснил: в сумке находилась открывалка для пива, единственный предмет в моей сумке, на котором были и другие отпечатки пальцев, кроме моих. Плоский отполированный предмет из стали, на нем отпечатки сохранились отлично…
— Все правильно, — с горечью подтвердила свекровь. — Та самая открывалка, которую я тебе дала месяца два назад, её мне в прошлом году подарила Алиция. Естественно, мне и в голову не пришло стирать с неё отпечатки пальцев!
— А теперь, уважаемые пани, минуточку внимания, — сказал майор Боровицкий, становясь вдруг страшно серьёзным и официальным. — Иоанне по-прежнему угрожает опасность.
— Интересно, из-за чего? — разозлилась я. — Вы и в самом деле считаете, что заползшие в глубокие норы недобитки посвятят остаток своей жизни вендетте? Кровная месть? Не успокоятся, пока не загонят меня в могилу? Теперь-то я для них не опасна.
— Из-за негритянки.
— Что?!
— Своей негритянкой ты подняла такую бурю в их стоячем болоте, что оно до сих пор не может успокоиться.
И поскольку мы обе вопросительно смотрели на Януша, тот начал перечислять, загибая пальцы:
— Ты появилась, как чёртик из табакерки, и сразу вызвала переполох в их рядах. Главное — посеяла взаимное недоверие. Стало ясно, в шайке действует тайный агент полиции, шпик, предатель, и все принялись подозревать друг дружку. Из-за тебя примчался в Польшу Роман Пергеля, тот самый Хмырь, им пришлось предпринимать непредусмотренное меры предосторожности, хорошо налаженная машина доставки застопорилась, и в руки полиции попала очередная партия товара на крупную сумму. Видишь, какие из-за тебя убытки? И первую партию потеряли ведь только из-за тебя. Ты поломала хорошо отлаженную машину доставки и распространения товара, из-за тебя мафия понесла колоссальные убытки, учитывая невозможность распространения наркотиков и в ближайшем будущем — ведь неизвестно, кто может донести полиции, и вообще неизвестно, что тебе ещё известно…
— И все из-за её дурацких бегов! — изумлённо вскричала свекровь.
— Вот именно — дурацких. Как тебе вообще пришла в голову шальная мысль вмешаться в деятельность мафии?
— Из-за дурацких бегов, — призналась я. — Знаете же, на них я сама не своя, тут ещё эйфория по случаю выигрыша…
— Нет худа без добра, из-за тебя Хмырь пустил краску и теперь сыпет всех направо и налево.
Я невольно улыбнулась, вспомнив, какую комедию мы разыграли с капитаном Росяковским. По его просьбе я под видом негритянки согласилась на очную ставку с Хмырём, и эффект превзошёл все ожидания. До этого твёрдый Хмырь упирался всеми лапами и упрямо твердил, что знать ничего не знает. До тех пор твердил, пока в лёгком полумраке вдруг не узрел перед собой ужасающее видение. Во всяком случае впечатление было такое, что он увидел привидение, выходца с того света и вообще кошмарный призрак, от которого волосы у бедняги поднялись дыбом и перехватило горло. Этот твердокаменный уголовник чуть не задохнулся от ужаса, а когда пришёл в себя, начал не переставая сыпать коллег и сообщников, после каждой второй фразы нервно допытываясь у следователя, действительно ли добровольное признание служит смягчающим вину обстоятельством. Я упиралась, когда по окончании моей миссии меня пытались удалить из комнаты следователя, уж очень захватывающим было зрелище.
