кампания по сокращению штатов и добиться места было нелегко. Зато назло строительным властям я сделала обследование владений Войтековых родителей, намеревавшихся что-то продать, в связи с чем Отдел архитектуры и строительства потребовал у меня соответствующие документы.
С готовым обследованием я отправилась к чиновнику. Он напыжился:
— По какому праву вы это сделали?
— Да просто умею, — ответила ехидно. — Я архитектор.
— У вас нет полномочий!
— Есть. Пожалуйста, номер триста двадцать шесть.
— Вы не имеете права на частную практику!
— Так я не практикую. Сделала работу бесплатно. Денег не беру.
— А почему?
— Да потому. Просто семейная услуга…
У мужика в глазах потемнело, рассчитывал на взятку в десять тысяч злотых за разрешение. С полным удовлетворением я наблюдала, как у него из-под носа уплывает взятка, придраться ни к чему не сумел, так что беднягу чуть кондрашка не хватил. Одну крошечную схватку с нашим строем мне таки удалось выиграть.
Тяжкий крест обрушился на меня с детьми. Ежи хоть и учился добровольно, но с капризами. На математику надышаться не мог, другие предметы тоже не доставлял! особых хлопот, а вот через русский язык пришлось пропихивать его, как кабана через трубопровод. Роберт не желал учиться вообще, кончал школу, я отправилась к директору.
— Абсолютно неважно, какие у него будут оценки, — сообщил мне несчастный человек, подчеркнув сказанное. — Нашу школу он кончит.
Я заинтересовалась, откуда такая уверенность.
— Останься он еще на один год, и я потеряю весь педагогический коллектив. Дня не проходит, чтобы учительницы не приходили сюда в слезах и не подавали заявление об уходе. У меня иного выбора нет: или ваш сын, или они.
— А что он делает? — спросила я безнадежно, и так все прекрасно понимала.
— Задает вопросы. Мальчик вежливый, не грубит, не хулиганит, хорошо воспитан, только вот задает вопросы. Урок состоится лишь в том случае, если он перестанет спрашивать, а учительницы уже не выдерживают…
И вспомнилось мне, как однажды, отдыхая в Нехоже, я отправилась с младшим ребенком гулять. Села на скамью. Поблизости за кустами двое мужиков чинили мотоцикл, Роберт заприметил их мгновенно. Отправился туда и принял участие в ремонте, по ходу дела задавая вопросы. Я сидела затаившись, как мышь под метлой, признаться боялась, что живу на свете, — пусть хоть чуть-чуть пострадает кто-нибудь еще.
Через час мужики не выдержали.
— А где твоя мама? — умоляюще осведомились они.
— Да вон там сидит…
Привели они его и тоже задали вопрос.
— И как вы, пани, только выдерживаете? Ведь это какой-то вечный двигатель!
— Да я и не выдерживаю, поэтому обрадовалась, когда он на вас переключился. Хоть минуту отдохнуть…
Да, я прекрасно понимала учительниц. Директор посоветовал отдать Роберта в профучилище, на гимназию Рейгана и рассчитывать нечего, Рейтан рядом, и школа их предупредит, Роберта не примут ни под каким видом. Профучилище я сочла идиотизмом, ум следует развивать, а не губить понапрасну, память у моего подлеца была фотографическая, большие чертежные способности и умелые руки, страсть к механике, и, конечно, пихать его в профессию без дальнейшего образования — просто впустую растратить способности.
Пиротехническими пристрастиями Роберт тоже не пренебрег. Непрестанно что-то изобретал, изготовлял, однажды это что-то взорвалось на лестнице. Я очень радовалась — меня не оказалось дома, соседи учинили страшный скандал Войтеку, неосмотрительно выглянувшему на лестницу из-за мощного грохота. От одного изобретения была очень большая польза. Клопы, хоть с ними велась постоянная борьба, приходили с визитом от соседей снизу через вентиляцию, боролись мы с ними в поте чела, но безрезультатно. Ликвидировал милых насекомых Роберт. Бросил в вентиляционный канал свое изобретение, поджег, рвануло так, что на крыше развалилась труба. Клопы почему-то исчезли раз и навсегда, как ножом отрезало.
С отчаяния я попробовала задействовать отца моих детей. После длительного периода desinteressement [29] он перевел свою психику на другой регистр и охотно подключился. Он был женат уже в третий раз, с женой я познакомилась — красивая, умная, симпатичная женщина, поняла сразу суть дела, у нее у самой был сын от первого брака, поддержала идею насчет консультаций Роберта с папашей. Общими силами решили отправить ребенка в строительный техникум, у меня руки опустились, и отреклась я от собственных взглядов.
И подумать только, сейчас мой младший сын ввязался в биржевое маклерство! Боже милостивый!..
Вскоре после возвращения из Дании я пережила престранную неприятность, смысла ее не уразумела, как это свидетельствовало о моем уме, уточнять не стану.
Разумеется, ко мне привязался финансовый отдел. Откуда машина. Я предвидела такую возможность, побунтовала немного еще в Дании, но предусмотрительно привезла всевозможные справки о заработках и оплаченных налогах, намереваясь все оформить разом. Удивилась только одному, почему интересуются горбунком?
— В чем дело, почему придираются ко мне, а не к тебе? — допрашивала я Войтека. — Ведь горбунок твой, ты его привез, и таможенный досмотр был на тебя, откуда же я?
Пробормотал что-то невразумительное, не разбери-поймешь, в финансовый отдел отказался идти наотрез. Вытащила я его силой. Уступил, сидел тихонько в уголке, будто вовсе его и нету, а я доказывала, что не занималась кражами по универмагам и не продавала государственных тайн, а честно заработанных денег мне хватило на два автомобиля. Приняли мои объяснения, но беседа протекала странно, разговаривали как еж с ужом, я ничего не поняла. Должны были спрашивать про «опель», при чем тут горбунок, к черту, и почему с горбунком не возник Войтек? Я попыталась спросить, он посоветовал не морочить голову. Оставила его в покое, и мы ушли из финансового отдела — в этом месте вовсе не хотелось провести остаток жизни.
В летний отпуск собрались по народным демократам, сначала на Залещики, через Румынию в Болгарию, Болгарию решили пересечь до Рильского монастыря и вернуться через Венгрию и Чехословакию. Раз уж собрались, хотелось увидеть как можно больше.
В Болгарии я решительно отказалась от отведенного нам «Интуристом» помещения — крепкий и стойкий запах чеснока физически не могла выдержать. Мы отыскали себе домик на самом краю Созопола, где почти не пахло, ванная выглядела вполне культурно, а хозяйка производила впечатление не только симпатичной, но и чистоплотной. Небольшой двор перед домом затеняла пергола из винограда, вьющегося по решетке, образовалась прелестная зеленая крыша.
В нескольких километрах к югу от Созопола мы открыли чудный пляж, огромный, идеально чистый, красивый и безлюдный — живой души не было. Удивилась я такой первозданности, пока не испытала ее на собственной шкуре. Полетела, выкупалась, разлеглась на песке.
Оказался вовсе не песок. Шесть километров пляжа толстым слоем усыпали измельченные раковинки. Прилипало это к коже накрепко, треклятых дробинок не смывала никакая губка, никакая щетка не брала, приходилось их сдирать пальцами или отскребать ножом, причем каждую крупинку отдельно, а прилипали они, будто впаивались, и через две недели на мне все еще красовались остатки эксперимента. От пляжа, однако, я не отказалась, только уселась на надувном матрасе, а увести меня отсюда уже нельзя было никакими силами, и все из-за раковинок. На базаре в рядах продавались бусы, материал для которых добывался отсюда в неограниченных количествах, я впала в безумие и решила сама создавать такие произведения, только еще красивее. Собирала маленькие целые раковинки, дырявила их датской
