забывал. В конце концов приходилось спешить домой мне, а не ему. Я отвозила его из суда на Домбровского, куда он якобы очень торопился (машину из мастерской я уже получила); сидели мы в машине и разговаривали, меня так и подмывало — пора ехать: с кем-то я договорилась о встрече, подстёгивали всяческие обязанности… И в итоге не ему, а мне не хватало времени. Меня замучила совесть — там я кого- то подвожу, а здесь не могу упустить случай пообщаться с сокровищем, коим одарила меня судьба…
Чувство времени у Марека отсутствовало напрочь, только вот открытие это я сделала значительно позже, при встрече с Аней.
Факт остаётся фактом — тогда я в высшей степени торжественно изрекла кретинскую фразу: «По мне, так у него нет недостатков!». Через много лет Аня мне о ней напомнила. Ну что поделаешь, в конце концов, любой человек имеет право на глупость…
Однажды мы с Аней договорились встретиться у меня дома, во второй половине дня, а утром я с Мареком поехала на речку мыть машину. Мне здорово досталось: щётку я посеяла при последнем мытьё машины и забыла купить новую. Марек занялся генеральной уборкой «горбунка», а я довольно скоро начала поглядывать на часы. По моим расчётам, все мытьё займёт не больше двух часов, ведь не автобус же у меня с прицепом. Но Марек — человек педантично аккуратный и вообще привык работать основательно. Господи Иисусе!.. В довершение всех бед он начал что-то чинить — кажется, ручку от ведёрка. Он стал обматывать её шнуром, ровнёхонько миллиметр к миллиметру. Я и сейчас вижу эту картину, и душа моя снова содрогается от нервной дрожи.
Наконец я не выдержала и решилась на отчаянный шаг, деликатно напомнив:
— Не хочу тебя торопить, но, наверное, Аня ждёт у меня дома уже минут сорок пять…
Марек упрекнул, почему не сказала сразу, а я не помнила, предупредила ли об этом заранее. В конечном итоге минут через сорок мы двинулись в обратный путь.
Ани, естественно, не было. Она прождала больше часа, забеспокоилась, поехала домой и просила тотчас позвонить, не случилось ли чего. Мы, конечно, развернулись и отправились к ней, умоляя простить нас. Именно тогда-то я и заподозрила впервые, что у Марека неладно с чувством времени, да сама себе не поверила: ну как можно не чувствовать то, что ценишь на вес золота.
Единственным существом, правильно раскусившим его с первого взгляда, оказался Ежи. А я, кретинка, вместо того чтобы внимательно обдумать и учесть мнение собственного умного сына, отнесла все на счёт разницы характеров.
Уверовав в божественность Марека, я закрыла глаза и уши на все проявления, этой божественности противоречащие. А случалось их столько, что я запарилась с ними не хуже лошади с плугом или забойщика в шахте. Ещё в самом начале знакомства собрались мы куда-то втроём, а может, вчетвером, с моими детьми, дорогу знал только Марек. Подъезжая через Дольную к Бельведерской, неуверенная, какую полосу выбрать, я спросила:
— Вправо, влево или прямо?
— Нет-нет, — поспешно ответил обожаемый муж чина.
Черт его знает, какой вариант я тогда предпочла! При зеленом свете на перекрёстке я не могла задерживаться, очевидно, поехала прямо и, естественно, — не туда.
— Мать, — бестактно заявил мне чуть позже сообразительный ребёнок, — ты меня не убедишь, что человек, на вопрос «вправо, влево или прямо» отвечающий «нет-нет», хоть чуточку соображает.
Ежи был прав, в глубине души я прекрасно сознавала это, но вслух не призналась бы ни за какие блага мира. Все, что хоть как-то ощипывало лавры из венка обожаемого блондина, разбивалось о железобетонную стену моего упрямства. Да-да, признаюсь в своей глупости добровольно, а то ещё будут потом пальцем тыкать.
Все справедливо. А с другой стороны, у Марека выявились прямо-таки потрясающие достоинства и умения. Взять хотя бы биотоки! Стоило ему положить руку на раскалывающуюся голову, на ревматическое плечо или на позвоночник, и боль утихала. Дело здесь не в чувствах или самовнушении. Я собственными глазами видела, как он укротил взбесившуюся лошадь, положив ей руку на шею.
Мануальные таланты Марека не вызывали сомнений — к тому же обеими руками он владел в равной степени, что меня ужасно забавляло. Он прекрасно плавал, грести мог до бесконечности, разжигал костёр и колол дрова лучше меня, знал огнестрельное оружие, стрелял как снайпер…
Впрочем, это потрясало меня умеренно. Я и сама умею стрелять, особенно из ружья или винтовки — от короткоствольного оружия у меня немеет рука. Стрелять я научилась в четырнадцать лет, когда впервые в жизни увидела карабин. С Войтеком стреляла в милицейском тире и в лист бумаги в лесу, получалось неплохо. С Мареком я стреляла в несколько необычную цель — сбивала сосульки с соседнего здания, а на более крупных сосульках без труда могла выбить монограмму. Тонкие сосульки падали с первого выстрела.
И что перед такими важными достоинствами значат какие-то мелкие недостатки! А все-таки…
Наш первый выезд (а всяких путешествий мы совершили — не перечесть) прошёл странновато, и следовало бы сделать выводы. Однако, в который уже раз, констатирую: увлечение божеством парализовало все мои умственные способности.
Мы собирались выехать в девять утра. А в четыре дня я начала нервничать — примерно каждые два часа Марек по телефону докладывал, что слегка задержится. Выехали мы лишь в семь пятнадцать вечера, и то по моему настоянию. Марек предлагал перенести начало экспедиции на следующее утро, я опасалась — завтра начнётся все по новой, и решила не рисковать. Пришлось ещё заехать к нему, потому как, помчавшись ко мне, он не захватил свои вещи. И вот почти перед заходом солнца мы двинулись на лоно природы.
Да что там, зачем врать. В предвкушении блаженства я сразу простила ему опоздание. Тёплым летним вечером мы въехали в лес, кажется в Белую пущу за Вышкувом. Рядом со мной — олицетворение всех божеств Олимпа, воплощение мечты. Мой возраст исчез, я чувствовала себя семнадцатилетней девчонкой. Словом, сплошное счастье!
Мы облюбовали местечко на лесной опушке, на поляне, рядом мелиорационный канал с кристально чистой водой. Знаю — трудно в такое поверить, но факт остаётся фактом, лучшее доказательство — я жива до сих пор, а мы на этой воде заварили чай. И тем не менее, какое-то сомнение потихоньку точило меня.
У кого, в конце концов, всегда не хватало времени, у него или у меня? Кто вечно рвётся выполнять обязанности, коим отдана жизнь? А тут через три дня не ему, а мне пришлось возвращаться в Варшаву — какие-то срочные дела, незаконченная рукопись и тому подобное — короче, не до отдыха, а он демонстрировал полную свободу и охотно провёл бы на канале ещё недели две.
Затем, уже в июле, мы снова совершили короткую вылазку на Мазурские озера. Во всяком случае, я планировала короткую, коль скоро у него нет времени. В первый же день Марек сломал ноту…
И вот вам нате. Лишь годы спустя я сообразила — что-то здесь не стыкуется. Физическая сноровка считалась его могучим преимуществом и тоже требовала идолопоклонства. Впрочем, судите сами, что за странная такая физическая сноровка. Это не я, черт подери, споткнулась на лестнице в универмаге, не я так ушибла голень, что пришлось ехать в травмопункт, не я сломала ногу, сунув её в первую же ямку, не я с полного хода врезалась в столик с телевизором в Доме литераторов… Да, заживало на нем все как на собаке, а то и быстрее, но тридцать три несчастья держались за него крепко. И это, по-вашему, хорошая физическая кондиция?.. Да перьями мне обрасти, если это так…
Угодив ногой в ямку, Марек сломал плюсневые кости в первый же вечер, — искал место для бивака. Насчёт перелома сразу не признался, лишь позднее объяснил, что случилось. Я забеспокоилась, предложила вернуться в Варшаву или поискать врача на месте. Марек не пожелал. Видите ли, он лучше знает: или само срастётся, или начнётся гангрена и все равно придётся отрезать обе ноги. Очаровательная перспектива!
У него срослось само собой. Пока срасталось, Марек ходил босиком и ловил сачком уклеек, а я старалась подвести кормой байдарку на пятачок в тростнике. Сперва он подозрительно осведомился, умею ли я грести, затем в требованиях перешёл всякие разумные границы. Коль скоро умею, должна уметь суперклассно, и наплевать, что у меня нет глаз на затылке.
То же самое, впрочем, происходило и с машиной. Если уж я за рулём, то обязана вести как циркачка, никаких «не могу» быть не должно. «Горбунок» — хорошая машина, терпеливо выносил все, но на мостике в
