Молчание и шелест шагов.
Блондин: — Ну, на одно место мы его все-таки пропихнули, какой-никакой, а прогресс.
* * *
Слышится ангельское пение и бешеное верещанье птиц.
Платиновая: — Ишь, раскаркались! Этак недолго в нервное расстройство впасть!
Ангел /звучно и величаво /: — На молитву! На молитву!
Лысый: — Тут не до молитв, впору башки этим чёртовым птицам поотрывать, ей- Богу… святой Каспар, моли Бога о нас…
Седая: — А не знаете, нельзя ли их как-нибудь перетравить? В-шестых, не прелюбодействуй, в-седьмых, не кради…
Блондин: — Какое там перетравить, это ж райские птички, они, небось, ничего не жрут… Святая Цецилия, моли Бога о нас…
Платиновая: — Святой Патрик… нас ведь кормят, может, этих чучел тоже… моли Бога о нас…
Брюнет: — Пошли им, Господи, царствие небесное… А если пращу смастерить? Нет у кого-нибудь кусочка резинки? Я неплохо стреляю…
Лысый: — А чтоб ты сдох, холера, чтоб у тебя клюв отвалился, во веки веков аминь…
Рыжая: — … и остави нам, Господи, долги наши, яко же и мы оставляем… вы меня только столкните возле ручейка с того склона…
Платиновая: — В воду свалитесь и насморк заработаете…
Рыжая: — Святая Анастасия… Нет, я с ним уже уговорилась: он меня поймает и обнимет…
Шелест шагов на прогулке.
Блондин /недовольно/: — Неужели не могли подольше пообниматься? Все ж таки греха побольше было бы…
Брюнет /с горечью/: — Её прямо вырвало у меня из рук. Черт побери эту сверхъестественную силу!
Седая: — Да ведь ангел как раз обернулся и все заметил.
Блондин: — Что бы тут такое придумать?.. Думайте, пани, думайте!
Седая: — Я все время голову ломаю! /растроганно/ Я бы им небо расстелила…
Брюнет /с ужасом /: — Только не небо, пожалуйста!
Седая: — Ну, землю расстелила бы! Подумать только, эти двое — наша единственная надежда, во веки веков, аминь! Вы ж сами видите, тут больше никто ни с кем грешить не хочет.
Платиновая /вполголоса/: — Я тоже им удивляюсь, и что они нашли друг в друге в этих балахонах… /с надеждой/ И хорошо, что нашли! Может, и нам какая польза перепадёт…
Лысый: — Дай-то Бог… У меня каждый день от этой паршивой воды зубы ломит. Попробовал было только вид сделать, будто полощу рот, так ангел тут как тут…
Седая: — Послушайте, один пан в конце колонны сказал, что нам хотят устроить курсы идеологического просвещения, а то мы вроде как мало похожи на счастливых…
Блондин: — Да пусть устраивают, мать честная, пусть хоть что-нибудь сделают! Может, что учить придётся? Неважно, чем заниматься, лишь бы дело какое было!
Брюнет /мрачно/: — Я бы даже посуду мыть согласился.
Седая /со вздохом/: — Полы бы натереть… Стирку устроить…
Лысый: — Ишь чего захотели! Хоть бы дров на костёр позволили наносить — так ведь нет!
Блондин: — Вся наша надежда — на этих двоих! Иначе нам хана.
Рыжая /с отчаянием/: — Страшно подумать, что так будет продолжаться до конца света!
Блондин: — До какого ещё конца света? Вы на небе, уважаемая, после конца света вас никуда больше не отправят. Так будет продолжаться бесконечно!
Лысый / в ужасе/: — Как это — бесконечно?
Блондин: — Есть такое понятие — бесконечность. Восьмёрка на боку. Вы что, в школе вообще математику не проходили?
Платиновая: — Восьмёрка на боку?.. Нет, это невозможно! Дорогие мои, вы обязаны постараться.
Седая: — Да вы же сами видите, что их какая-то сила друг от друга отталкивает.
Платиновая: — Отталкивает, потому что ангел смотрит. А если бы не смотрел…
Брюнет: — Вы правы, один раз он повернулся к нам спиной, и в тот момент нас ничего не отталкивало…
Звяканье ложек, шум трапезы. Слышно, как кто-то хлопает в ладоши.
Ангел: — Прошу внимания! Сегодня после ужина нас ждёт возвышенное переживание. Будем вслух вспоминать, как плохо нам жилось на земле и как хорошо теперь живётся на небесах.
Лысый /шёпотом/: — Наверное, это и есть те самые идеологические курсы, которые нам сулили…
Блондин /с ужасом/: — Я все понял. И партийных тоже сюда… Панове, мы же попали, чтоб я сдох, в социалистический рай! Такой, для совков…
* * *
Седая /мечтательным тоном/: — … в очередях стоять приходилось, рубашки мужу стирать, ванну за детьми отскабливать…
Лысый: — Я должен был трудиться в поте лица. Все время какие-то конференции, до поздней ночи. Боже мой, конференции!… /с умилением/ Кофеёк, коньячок, преферансик… /опомнившись, с неодобрением/ Сплошной разврат и эти, как их там… грехи…
Платиновая: — Мне без конца приходилось печатать на машинке, отвечать на письма, принимать инвесторов… Господи, приходилось бегать к парикмахеру…
Рыжая: — К парикмахеру! К косметичке! Я должна была примерять платья! Прекрасно выглядеть, иметь обожателей… Ах!..
Брюнет /страстно/: — Мне приходилось бриться два раза в день! А для вас… готов бриться двести раз на день! Я должен был грешить…
Рыжая /в упоении/: — Ах, грешить!.. Ангел осуждающе хлопает в ладоши.
Блондин: — Я должен был писать статьи, недосыпал, курил сигареты… Губил здоровье… Господи, подумать только: губил здоровье!..
Лысый /душераздирающе/: — Ах! Губить здоровье!..
Брюнет /страстно/: — Работать, Господи! Рубить дрова…
Блондин: — Щебёнку дробить!
Седая: — Сварить бы обед… Пирогов напечь… Настоящих пирогов, в духовке…
Лысый: — Да замолчите вы, пани, от ваших пирогов сердце заходится…
Ангел /восторженно/: — А теперь мы на небе и нам ничего делать не надо!
* * *
Шелест шагов на прогулке.
Платиновая /таинственно/: — Значит, договорились — сегодня после ужина. Вы только, пани Рыженькая, поскорее съешьте все, чтобы вас не держало на этом стуле.
Рыжая: — Не знаю, от волнения кусок в горло не лезет.
Брюнет /встревоженно/: — А если что-нибудь помешает?
Блондин: — Поторапливайтесь, пан адвокат, может, ангелы зазеваются. Мы нашего разговором займём, глядишь, он не сразу сообразит.
Брюнет: — Разве что какая-нибудь сверхъестественная сила…
