– А это, в свою очередь, говорит о том, что он ведет наружу, – подхватила Сушко. – Иначе во взрывчатке не было бы никакого смысла.
– Точно, – кивнул Бадмаев. – Скорее всего, мы скоро выйдем на поверхность.
Туннель становился все уже. Вскоре Виктория и Юрий протискивались в него боком. Внезапно Бадмаев, шедший впереди, остановился. Сушко уткнулась носом в его спину и тоже затормозила.
– Теперь иди аккуратно, – сказал ботаник, – впереди выход.
– И что? Почему аккуратно? – не поняла Виктория, поправляя очки.
– Туннель выходит прямо на скальный карниз, – пояснил ботаник.
Они медленно выползли на край туннеля и остановились. Перед Юрием и Викторией была пропасть. На вершине скалы стояло черное здание биостанции, в котором больше не осталось ни одного живого человека.
– Туннель выходит прямо в середину скалы, – сказала Виктория, лежа на краю и глядя вниз. – Странно.
– Ничего странного, – покачал головой ботаник, – может, в давние времена тут был какой-нибудь проход или каменная полка, по которой можно было спуститься вниз.
– А может, этот выход использовался как бойница, – предположила Сушко.
– В любом случае, это не то, что нам нужно, – ответил Бадмаев. – Надо возвращаться.
Задерживая дыхание и втягивая животы, молодые люди вернулись в круглую галерею, надеясь попытать счастья в двух других туннелях, не отмеченных штрихами.
Ева отбрасывала в сторону камень за камнем. Иногда часть стены обрушивалась вперед, и Ершова отпрыгивала назад, стараясь, чтобы тяжелые валуны не упали ей на ноги. Шершавые булыжники были тяжелыми, девушка обливалась потом. Она очень устала и старалась не останавливаться, чтобы не свалиться.
– Если я упаду, то больше не встану, – понимала Ершова, – поэтому падать нельзя.
Она оттаскивала камни в сторону один за другим. Некоторые валуны были так велики, что их приходилось откатывать, потому что поднять их не было никакой возможности.
– Я думаю, что погибший бедняга таскал камни, пока не умер, – пробормотала Ева, – он не смог раскопать проход. Скорее всего, такая же участь ждет и меня. Но все равно, сдаваться нельзя. Буду таскать камни до последнего вздоха!
Ева стиснула зубы и продолжила разбирать стену. Камни были сухими, с острыми краями, и вскоре руки девушки покрылись кровавыми волдырями.
– Ну почему только меня потянуло на работу в ФСБ, – вздыхала Ершова, – могла бы стать, например, учительницей младших классов или врачом в поликлинике. И не пришлось бы мне таскать камни и висеть головой вниз, зацепившись ногой за корни, тонуть в грязи…
Девушка вздохнула и оттащила еще один камень. По мере того как она прокапывала себе проход, сзади росла каменная стена. Ева в буквальном смысле этого слова закапывалась в кучу булыжников.
– Надо было относить их подальше, – сказала себе Ершова, – а то мне скоро некуда будет складывать камни.
Подумав, девушка сменила тактику. Теперь она не убирала все подряд камни из туннеля, а снимала верхний слой, добиваясь того, чтобы можно было проползти под самым потолком. Но, несмотря на все ее усилия, булыжники никак не заканчивались. Лампочка светила ярко. В ее лучах светло-бежевый известняк походил на бисквит.
– А на вид совсем не страшно, – сказала самой себе Ева, – и вода есть, и воздух. Но никак не выбраться.
Девушка заметила, что она плохо слышит. Она отложила в сторону камень и хорошенько поковыряла у себя в ухе. Отвалился большой кусок сухой грязи. Ева тут же начала слышать лучше. Руки у нее начали саднить все сильнее. Несколько пузырей лопнуло. Потекла кровь. Она была красной, горячей и падала яркими алыми каплями на бежевые камни. Ершова сняла с себя майку, порвала ее на две части и обмотала обрывками ладони. Тряпочки тут же пропитались кровью. Ева продолжила перекладывать камни, мужественно игнорируя боль и дикую усталость. Ее руки уже перестали подниматься, все чаще она катила или тащила камень вместо того, чтобы поднять его. Надежды таяли. Конца завалу видно не было.
Наконец Ершова не выдержала. Она села на каменный пол, усеянный обломками известняка, откинула назад голову с темными короткими волосами, заляпанными присохшей грязью, и уронила на колени тонкие смуглые руки.
«Все», – подумала Ева.
И в этот момент она услышала совсем рядом чей-то дикий крик.
– Немедленно отойдите от нее, – скомандовал Слюнько, показывая пальцем на Алену. – Она из лагеря наших конкурентов! Как вы вообще могли заинтересоваться девушкой, которая является дочерью криомедика?
Последнее слово профессор выплюнул, словно это было ужасное ругательство.
– Алена, – строго вещал Александр Павлович с другой стороны, – немедленно оставь этого молодого человека! Ты же дочь академика. Ты могла бы выбрать любого. Принца какого-нибудь. А ты что делаешь? С лохматым аспирантом связалась? Да еще и с орнитологом!
Опустив голову, Защокина отошла от Бубнова. На ее глазах выступили слезы.
– И учти, я никогда, никогда не одобрю этот союз, – добавил академик.
По щеке Алены поползла одинокая капелька. Дима бросился было ее утешать, но на его пути встал Игорь Георгиевич.
– Подумайте о Маше, оставшейся в общежитии, – строго сказал он, – ведь вполне может статься, что она передумает уходить к Пете и вернется к вам. Особенно если все узнают о том, что именно вы сделали крупное научное открытие.
– Какое открытие? – не понял аспирант.
– Ну, я не знаю пока, какое, – пожал плечами Игорь Георгиевич, – какое-нибудь! Это от вас зависит! Правда, если вы будете продолжать думать о девушках, а не о науке, то, конечно, никакого открытия вам не видать, как своих ушей.
Сам Слюнько в глубине души мечтал получить Нобелевскую премию.
– К сожалению, ни о каком открытии пока речи идти не может, – язвительно напомнил Защокин, – яйцо украдено.
Все дружно насупились.
– Надо ехать и искать его, – пожала плечами Филимонова, – какой смысл сейчас ссориться? Прежде надо найти яйцо.
– Если бы яйцо было хоть чуть-чуть радиоактивным, мы могли бы найти его по следу, – вздохнул молоденький парень с усиками. Он глядел на Защокина с восхищением.
– А вы думаете, что оно таки радиоактивное? – переспросила молодого человека Марьяна.
Разговор незаметно для участников беседы входил в мирное конструктивное русло.
– Нет, – покачал головой парень и разгладил усы, – мы, разумеется, не верим во всю эту чушь о внеземном происхождении яйца. Без сомнения, это наш простой российский динозавр, вполне аутентичный. Но тот факт, что он много миллионов лет пролежал в леднике, мог изменить его радиоактивность.
– Каким это образом? – не понял Слюнько. – Камни вот лежат миллионы лет, и никакой особенной радиоактивности в них нет.
И он показал на щебень, насыпанный вдоль обочины.
– Мы не думаем, что яйцо – радиоактивное, – пояснил Защокин, причем на этот раз он не кричал, а говорил вполне спокойно, – просто мы на это надеемся. Это помогло бы нам легко установить, куда его унесли.
– Да, отследить радиоактивный след легче легкого, – кивнул профессор, – но я бы на это не надеялся. Думаю, что ничего подобного там нет.
– Если честно, я тоже так считаю, – пояснил Александр Павлович. – Но это легко выяснить. Как только мы приедем на биостанцию, то решим этот вопрос. Правда, там, как я понял, кроме похищения яйца, возникли еще кое-какие проблемы.
– Какие? – спросили Слюнько и Марьяна, поочередно вылезая из кузова грузовика.
