девушка вся пропиталась запахом чужих сигарет, пота и мужской туалетной воды. И, самое главное, от Майи отчетливо пахло недавним сексом.
Это был очень специфический и очень четкий запах, который ни с чем не спутаешь, и девушка хотела как можно скорее смыть его с себя. Ей казалось, что все его чувствуют, все видят, что она только что выползла из мужских объятий, и боялась застать Романа дома. Что, если и он почувствует? Майя торопливо скинула туфли и повесила на крючок куртку.
– Роман, ты дома? – громко спросила она.
Тишина.
– Ку-ку! – еще раз позвала она.
Никто не отозвался.
Решив, что дома никого нет, Майя Ватрушкина включила в коридоре свет, вдела ноги в тапки и вприпрыжку побежала в ванную комнату. Щелкнул выключатель. Девушка распахнула дверь. Она по инерции продолжала двигаться, стремясь войти в узкое помещение, но уже почувствовала: что-то не так. Что-то очень и очень сильно было не так, как полагается. К круглому плафону была привязана бельевая веревка, а на веревке висел Роман Тряпкин.
– Вы скажете мне, что произошло? – спросила Алена.
Сидящий напротив Чабрецов вытащил из пачки подушечку грейпфрутового «Орбита».
– Хотите? – спросил он девушку, не отвечая на ее вопрос.
– Предпочитаю настоящие грейпфруты.
– И правильно.
– Так что произошло? – снова спросила Алена.
В кабинете Чабрецова пахло кофе, и девушка жалела, что майор предлагает ей всего лишь жвачку, а кофе – не предлагает, хотя ей очень хотелось согреть руки и хлебнуть горячего сладкого напитка, от которого кровь стучит по жилам, а сознание проясняется. Ей очень, очень не нравилось, что Денис снова решил с ней, Аленой, поговорить, хотя она уже рассказала все, что знала.
– Еще одно убийство, – вздохнул Чабрецов, – или, на худой конец, самоубийство.
– Кто? – подалась вперед Ватрушкина. Ее губы посинели, а руки, которые до этого спокойно лежали на коленях, начала бить крупная дрожь. – Только не родители Полины! Неужели кто-то из них не пережил смерти дочери?!
– Нет, к счастью, – покачал головой Чабрецов, – родители Полины живы. А вот бывший муж – нет.
Алена откинулась на стуле. Ее руки перестали дрожать. Круглое лицо порозовело.
– Мне только что звонили из милиции, – сказала Василиса Рему, который заботливо укутывал ее одеялом, – Роман Тряпкин повесился.
– Это твой бывший зять?
– Да.
– Сочувствую, – пробормотал Фильчиков, – его, наверное, совесть замучила?
– Вряд ли, – отрезала Василиса Николаевна, – нечему там было мучиться. И вообще, я сильно сомневаюсь, чтобы он сам повесился. Скорее всего, его повесили.
– Кто?
– Петр. Больше некому. Роман ведь виноват в смерти Полины. В любом случае виноват. Даже если он и не является убийцей, именно он своим предательством и уходом из семьи с бывшей лучшей подругой жены запустил тот маховик, который привел к смерти моей дочери, а потом и к его собственной кончине.
Василиса спрятала голову с мелкими кудряшками под подушку и заплакала.
– Не плачь, – попросил ее Рем, – все это ужасно, но уже ничего не изменишь. Остается только принять случившееся как данность. Время лечит.
Василиса зарыдала сильнее. Рем пристроился рядом с подругой на кровать и обнял ее за худую дрожащую спину.
– Роман умер? – переспросила Алена.
– Да, – кивнул Чабрецов, – скорее всего, самоубийство. Труп нашла Майя.
– Как она себя чувствует? Моя сестра и так слишком много пережила в последнее время.
– Держится, – ответил Чабрецов. – Но я бы все-таки хотел вернуться к самоубийству Романа. Кое-что меня смущает.
– Что же? По-моему, то, что он покончил с собой, вполне объяснимо – поэты, они натуры чувствительные и впечатлительные. Смерть Полины могла произвести на него неизгладимое впечатление.
Денис Леонидович пристально смотрел на девушку.
– Меня смущает, что перед смертью Роман пил антидепрессанты.
– Ну, может, он хотел успокоиться? Представим такую ситуацию – Тряпкин чувствует, что его нервы на взводе и он на грани срыва. Роман один в квартире. Друзей у него нет, в основном он общался с Майей, но ее тоже нет – Майя на работе. Кстати, во сколько она пришла?
– Около шести. Причем она взяла на работе отгул. Так что нам еще предстоит выяснить, где она была все это время.
– Зачем это выяснять? Разве вы ее в чем-то подозреваете? Как Майя могла повесить Романа? Она же хрупкая девушка. Кстати, на трупе Романа есть следы насилия?
Чабрецов поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее.
– Нет, – ответил он наконец. – Никаких следов насилия.
– Тогда вы правы, и это – самоубийство. Можно еще проконсультироваться с психиатрами на тему того, как антидепрессанты влияют на суицидальные наклонности. Я где-то читала, что некоторые пациенты, принимающие препараты такого рода, испытывали интенсивные, яркие мысли о самоубийстве, а также были склонны к импульсивным поступкам. Скорее всего, у Романа, натуры артистической и творческой, сдали нервы, и он решил успокоить себя антидепрессантами… Но не рассчитал дозу.
– Кстати, где он их взял?
– Антидепрессанты? Ну, в аптеке, наверное… Где же еще? Может, они у Майи с Романом дома были. Надо спросить мою сестру.
– Майя Ватрушкина находится в ужасном шоке, она пока не может отвечать на вопросы.
Алена опустила голову и закрыла лицо руками.
– Мне очень жаль ее, – сказала девушка.
– Вы близки с сестрой? – спросил Чабрецов.
– Очень, – кивнула Алена, – я же старшая сестра, родители все время внушали мне, что я несу за нее ответственность. Но это часто бывает со старшими братьями и сестрами, тут нет ничего удивительного.
Ватрушкина встала.
– Я очень хочу повидать Майю, – сказала она. – Скажите мне, пожалуйста, где она.
– Дома, насколько я знаю, – ответил Денис Леонидович. – Спасибо за беседу.
– До свидания, – попрощалась Алена и опрометью выскочила из кабинета.
Ей очень нужно было срочно увидеть сестру.
Майя сидела за столом на кухне и смотрела в стену. Алена стояла напротив сестры и большими глотками хлебала воду из чашки. Напившись, она села напротив сестры.
– Майя, ты меня слышишь? – спросила она.
– Да, – отозвалась девушка. У нее были синие мешки под глазами и красные опухшие веки.
– Как ты себя чувствуешь?
Майя встала и расправила плечи.
– Честно сказать? – спросила она. – Я чувствую себя, как воздушный шар, с которого скинули балласт. Понимаешь? Ты только никому не говори, пусть все видят во мне безутешную вдову.
– Я все-таки не понимаю, – покачала головой Алена, – ты же говорила, что любишь его. Ты разбила семью – какую-никакую, а ячейку общества. Ты работала, кормила его, одевалась кое-как, еле-еле сводила концы с концами, я подбрасывала тебе денег… Ладно бы, ты из-за любви это делала, хотя это очень условное оправдание – принято считать, что любовь подвигает человека на хорошие поступки, а не наоборот. А теперь оказывается, что ты Романа не любила? Зачем тогда было огород городить и ломать чужие жизни?
