вращается возле подобных «стержней» прочного и неизменного. И если бы не проносящиеся изредка огромнейшие грузовики, то, вероятно, даже всю проезжую часть давно бы заставили жилищными модулями (кто же хочет жить в зданиях готовых в любой момент рухнуть в любую секунду?), коробками, домиками и различными торговыми и стряпчими точками.
Гарольд иногда здоровался с кем-то, а я косил глазами, припадая на обе ноги и «давал» себя тащить за руку. Армата сразу же ушёл вперёд и я его уже не видел. Ну а нам, видимо, не приличествовала излишняя поспешность.
— Ты чего идёшь как гусь лапчатый?! — зашипел Гарольд обернувшись. — Иди, просто ссутулившись и подмыкивай негромко под нос! Ты же так раньше не ходил!
— М-мордашка м-милая м-моя! — замычал я в ответ, распрямляя ноги и ссутуливая плечи. — Тебе не угодишь!
Мы свернули на заброшенную улочку, ведущую к громадине полуобвалившегося завода. Здесь уже никто не жил, по крайней мере, на виду. Кому же была охота окончить своё существование под обломками. А если кто и жил внутри, то у них, наверняка, имелись более опасные угрозы для бренных тел, чем падающие глыбы с арматурой. Как мы, например. Интересно, сколько мы прожили в этом подвале? И все это время я ел эту ядовитую кашицу? Ужас, какой!
Дойдя до угла, стали аккуратно из-за него выглядывать. Машина у них действительно была внушительная. А если она и вправду летела! Только бы захватить её не повредив! В противоположном конце улицы послышались резкие выкрики продавца водой. Этого свидетеля нам только не хватало! А тут ещё, обгоняя нас, спешащей походкой просеменил какой-то местный, в длинном халате, островерхой шляпе и с огромной корзиной за плечами. Корзину он нёс с помощью ремня одетого на лоб. И только по острому, мелькнувшему в профиль носу я, с облегчением, узнал его: Армата! Он уже почти поравнялся с машиной, когда на противоположном тротуаре показался бегущий к «большой» дороге разносчик, скорей по привычке, продолжающий расхваливать холодные напитки.
— Ей! — крикнул Армата, призывно махая рукой.
Разносчик, теперь я уже прекрасно рассмотрел Роберта, подбежал, поставил заплечный бак с бутылками и баночками рядом и, обмахивая шляпой разгорячённое лицо, стал ждать, пока заказчик не даст деньги. А тот всем своим видом напоминал прижимистого и скупого крестьянина, который если и расстаётся с деньгами, то чуть ли не целуя каждую монетку. Медленно достал завязанный в узел платок, медленно отсчитал нужную сумму. Одну монетку даже поднял вверх, как бы просвечивая её в луче заходящего солнца — не фальшивая ли. Разносчика это нервировало, видно было, что он торопится. Он то нахлобучивал свою шляпу на голову, то снова срывал и начинал яростно обмахиваться как веером. По нашим кодовым сигналам это означало: машина не просматривается внутри, непрозрачные стёкла. А это было чревато при применении парализатора. Стекло могло быть с отражающим слоем, а если и нет, то могло ощутимо снизить поражающий эффект при стрельбе.
И тут в здании глухо зацокали разрывные пули. Дверь машины неожиданно открылась и из неё выскочил юнец очень внушительного вида и, презрительно гаркнув:
— Пошли вон отсюда, крысы! — сделал шаг вверх по полуразрушенным ступенькам. Это был его последний шаг в жизни: Армата раскроил его глупый череп увесистым трофейным кинжалом. А секундой раньше Роберт задействовал парализатор, направив его в проем закрывающейся дверцы. Машина резко дернулась, потом клюнула носом, дергаясь, проехала метров десять задним ходом, забрала вправо и, с ускорением, грохнулась в одиноко стоящую стену. И, вроде как, замерла. Зато стала раскачиваться стена, зашатавшись как живая. Мы обмерли, наблюдая, куда она рухнет. И она обвалилась, к счастью, в противоположную от машины сторону.
Под этот шум, из темнеющего проёма, бывшего некогда парадного входа, прямо-таки выкатился, последний из моусовцев. Он действительно был опытным бойцом. С одного взгляда он оценил обстановку и стал стрелять по Армате и Роберту. Тех спасла только сноровка да чудом уцелевшая, до сих пор высокая тумба, стоявшая у подножия лестницы. Они рухнули за неё как подкошенные. А моусовец продолжал стрелять их автомата, раскрашивая в пыль кирпичную тумбу, одновременно отбегая задом в моём направлении. И при этом левой рукой он умудрялся стрелять из пистолета в портал, откуда только, что выскочил. Было очевидно, что его кто-то преследовал, Он даже имел явное ранение в ногу и сильно её тянул. Иногда оборачиваясь, он приближался к нашей засаде. Я уже мысленно представил, как мы с Гарри его заломаем, как вдруг моусовец, словно что-то почувствовав, метнулся через улицу к большому пролому в стене. А в приближающихся сумерках у него была неплохая возможность уйти, да и крабер вроде у него имелся. Вдруг успеет кому-нибудь дать сигнал?! Мне ничего больше не оставалось делать, как выстрелить ему прямо в голову из позаимствованного пистолетика у его, уже тоже покойного, товарища. Они, наверное, и встретились в тот же момент на том свете, удивляясь: как быстро судьба их вновь свела вместе.
А нам было не до них, мы бросились к машине. Как она нам была нужна! Роберт уже возился с дверкой, пытаясь её открыть.
— Армата! — скомандовал Гарольд. Надо было узнать о наших в здании: — Ищи Малыша и Николя. Давай им знать о себе голосом. Потом тащите сюда переводчика!
— Меня уже не ищи! — сказал Малыш, выходя из здания и хлопая по ладони пробегающего мимо Армату.
— Ты ещё больше вырос или мне кажется? — обрадовано спросил я, протягивая обе руки для приветствия.
— Не знаю, вырос ли я, но то, что ты вроде как заново родился, меня радует и воодушевляет! — мы обнялись. Затем он отстранился, разглядывая моё лицо и, с трагизмом в голосе, добавил: — Хотя, и огорчает тоже!
— Почему?
— Посуди сам: тебе стало легче ориентироваться в жизни, но вокруг сразу выстрелы, кровь, смерть…. То ли дело витать в блаженном неведении относительно мерзостности бытия нашего….
— И ты меня поддевать собираешься насчёт моего недавнего недомогания? — зная Малыша, я в этом не сомневался.
— Слышь, ты, *Боендаль! — не дал нам порадоваться встрече Гарольд. — Открой-ка лучше машину! Ещё успеете наболтаться о «вашем, потустороннем» мире! — и хихикнул, радуясь удачному намёку на общность моей болезни и способа мышления Малыша.
— Это он всегда так — обижает маленьких! — пожаловался незлобно Малыш и стал ощупывать своими длинными, чуткими пальцами замок двери. — Я уже дождаться не мог, пока ты выздоровеешь. Этот хам совсем раскомандовался; каждый день мне давал внеурочные наряды.
— Он что, серьёзно? — я воззрился на Гарольда.
— Да что ты его слушаешь?! — возмутился тот. — Этот длинный шланг вообще за холодную воду браться не хочет. Где прислонится к стене, там сразу и дрыхнет. Только и ищет, где полегче.
— А почему это я должен искать, где потяжелее? — наивно спросил Малыш, весело мне подмигивая.
Планка замка под его пальцами пошла вовнутрь и дверь разблокировалась. Мы осторожно её открыли, заглядывая в салон. Водила был парализован, но не на все сто процентов. Он пытался непослушной рукой ввернуть кресло, которое разложилось при ударе, в прежнее положение. Хорошо, что мы успели успокоить его раньше.
— Гарольд! — обратился я к другу. — Иди, обыщи того, последнего, моусовца. Ты не забыл, что у него может быть крабер? Оббери с него всё что удастся. Да, кстати, Малыш, это ты ему подранил ножку?
— Да! Вот таким диском, — он вытащил из кармана круглый металлический блин, по краям которого хищно торчали изогнутые острые лепестки.
— Это я его научил! — похвастался Роберт, помогая мне связать водилу и запихнуть его в отсек за пассажирскими сиденьями.
— Да, староват только немного твой ученик! — констатировал я.
— Зато, какой способный! — с умилением подчеркнул Малыш.
— Разбирайся, давай, быстрей с приборами, а мы уж тебя сами похвалим! — прекратил пустые разговоры Гарольд, подтаскивая тело убитого мною охотника. — Роберт, снимай амуницию с того молодого
