противника в котлах 1941 г. и в зимних боях. В них было захвачено или уничтожено более 25 000 танков, более 32 000 орудий, 16 000 самолетов и взято более 4 млн пленных.
Классы в бесклассовом обществе
Когда-то большевизм проповедовал, что в его рае, само собой разумеется, не будет никаких классов, потому что после уничтожения правящих классов останется только пролетариат, который будет призван большевизмом к власти. То, что это была лишь дешевая фраза, понятно любому непредвзятому наблюдателю по разной степени закрепощению населения. Во главе государства стоит еврейский правящий слой со своими безвольными помощниками, ниже находится масса городских промышленных рабочих. Глубокая социальная пропасть отделяет от класса рабочих полностью обнищавших колхозников. Эта разница в социальном положении между городом и деревней была создана большевиками совершенно сознательно:
1) чтобы привлечь массы людей в города для осуществления большевистской программы вооружений;
2) чтобы создать у рабочего впечатление лучшего социального положения по сравнению с деревенским населением и внушить ему, что его собственная примитивная и бедная жизнь совершенно замечательна по сравнению с жизнью колхозного населения. То, что его жизнь, увиденная нашими глазами, представляла собой ужасную нищету, рабочий не знал и не мог знать, поскольку связь с внешним миром была герметически закрыта.
Кроме рабочих и колхозников, есть еще два полностью бесправных класса. К одному принадлежат представители прежней интеллигенции и среднего класса, которые определяются как лица непролетарского происхождения. И наконец, рядом с ними стоят принудительные рабочие, которые используются в гигантских нецивилизованных районах как дешевая и бесправная рабская сила и которые вследствие недостаточного питания, плохих условий жизни и высоких рабочих норм гибнут миллионами.
ГПУ — Инструмент террора еврейского большевизма
Все время возникающий вопрос, почему большевики оказывают на фронте такое упорное сопротивление, находит, вероятно, наиболее убедительное объяснение в жестоком терроре против населения, организованном еврейством с помощью ГПУ. Этот продолжающийся 25 лет террор породил серую и безвольную массу, которая с тупым упорством выполняет любой приказ, потому что только это дает ей шанс выжить. Противодействие этому террору означало бы смерть каждого, причем очень часто со всей семьей. Зверский террористический режим ГПУ не может быть показан лучше и точнее, как через садистские методы пыток, которые применяются для уничтожения предполагаемых «вредителей».
На выставке воспроизведена настоящая расстрельная камера из подвала ГПУ. За железной дверью этой камеры смерти, по показаниям одного попавшего в плен комиссара, были расстреляны ГПУ за шесть лет почти 5000 человек.
Камера полностью облицована кафелем. Приговоренных к смерти заводят внутрь и убивают выстрелом в затылок. Труп оттаскивают в сторону, шлангом смывают кровь с кафеля, вентилятор обеспечивает свежий воздух, чтобы следующий приговоренный не потерял сознание от запаха крови; он должен до последней минуты ужасного страха оставаться в сознании.
Другая, особенно тесная камера нужна для того чтобы выбивать признания; в ней заключенные вынуждены часами стоять на коленях. Если они выпрямляются, то стукаются о потолок, звучит сирена и включается прожектор, который светит им прямо в глаза. Если они садятся на узкое сиденье, то получают удар электрическим током, который заставляет их снова вскочить. Деревянный шип у двери постоянно давит заключенному в живот.
Однако самый жестокий инструмент террора ГПУ — это лагеря принудительных рабочих, где год за годом гибнут миллионы невинных людей, которым только редко удается узнать, почему они были оторваны от своих семей и от рабочего места для того, чтобы попасть в ледяную глушь Воркуты или в один из других бесчисленных лагерей. Часто нет никакой другой причины для принудительной депортации, как только то, что где-нибудь далеко требуется рабочая сила, которая ничего не стоит и судьбой которой никто ни в малейшей степени не интересуется, согласно принципу: «Люди? Этой грязи у нас много».
Несчастные жертвы, с обоснованием или без такового приговоренные к заключению в лагеря, идут путем страданий, который делает для них смерть желанным избавлением.
Это начинается с доноса, часто внутри собственной семьи; однажды ночью ГПУ стучит в дверь и забирает жертву. У человека, измученного в тесных камерах, изнуренного бесчисленными допросами, будет в конечном счете с помощью одного из обычных методов пыток выдавлено признание, которое, неважно, был ли вообще вынесен приговор или нет, ведет в лагерь.
Транспортировка в лагерные районы, с недостаточным питанием, часто в лютые холода, избавляет от страданий большую часть несчастных.
В лагере заключенных набивают в тесные бараки. Скудное питание, которое к тому же зависит от результатов работы, что заставляет всех напрягать все силы, чтобы оказаться в лучшей категории, — это питание в любом случае недостаточно и ведет при исключительно высоких рабочих нормах к скорой потере сил. За малейшее нарушение накладываются ужасные наказания, например заключение в темную ледяную камеру. Постоянное перенапряжение сил, недостаток еды и отсутствие каких бы то ни было медицинских учреждений быстро приводят к тяжелым заболеваниям. Больной заключенный переводится на голодную норму, чтобы ускорить смерть; неполноценная рабочая сила ГПУ не интересует, она подлежит по возможности быстрому устранению.
Только очень немногим из приговоренных к принудительным работам удалось до сих пор выбраться обратно на свободу. Один из них — Каэтан Клюг. Он был одним из руководителей марксистского «шутцбунда» в Линце и после неудачного февральского восстания должен был осенью 1934 г. бежать от мести режима Дольфуса. Его путь вел через Чехословакию в страну его мечты, в «рай крестьян и рабочих». В Москве он принял пост главы группы австрийских эмигрантов и стал членом партии. Но слишком быстро увидел он ужасную нищету рабочих и крестьян. Когда он начал открыто критиковать это, то был обвинен в шпионаже. Арест, мучительное следствие, оправдание, затем осуждение безо всяких оснований к пяти годам принудительных работ в Центральной Азии и ледяной глуши Воркуты, наконец, открыли ему глаза на настоящую суть «рая крестьян и рабочих». После выхода из лагеря, за несколько дней до начала войны с Советским Союзом, ему удалось прорваться в немецкое посольство. Вместе с персоналом посольства он прибыл в Германию.[373]
Нищета колхозных крестьян
Лозунгом «Земля крестьянам» большевизм привлек к себе крестьянство в дни революции. После того как окончилась Гражданская война и большевизм крепко взял власть в свои руки, быстро выяснилось, что этот лозунг был в прямом смысле слова ловушкой для крестьян. Вместо того чтобы дать крестьянину землю, у него забрали его скромное имущество и принудили вступить в колхоз. Теперь вся земля принадлежала государству, а крестьянин был не более чем дешевой рабочей скотиной, которая обрабатывала для Советов принадлежавшую ему раньше землю, должна была отдавать весь урожай и сама голодать. Результаты этой аграрной политики неминуемо вели к запустению сельского хозяйства и сельскохозяйственного производства. Колхозы в их убожестве, в их грязи и в их нищете — яркое тому свидетельство. Если считать идею колхозов еврейской, то их организация совершенно правильна. Чтобы сделать невозможной для прежнего крестьянства возврат к самостоятельному хозяйствованию, работа внутри колхоза была так
