проголодалась.
— Еще бы. — Стюарт поморщился, вспоминая ее приступ рвоты.
— Врачи говорят, что терпеть осталось недолго. — Розлин искренне надеялась, что так оно и есть. — Утром я ем много, чтобы компенсировать потери. Ребенку это не вредит, я спрашивала.
— Я думал не о ребенке.
— Ой, прости, я такая тупая.
— Как пробка.
Нежность, которую Розлин успела увидеть в его взгляде, подействовала на нее как-то странно. Ее сердце вдруг сбилось с ритма.
Только без глупостей, не надо усматривать за его дружеским участием нечто большее, строго сказала она себе.
Колеса джипа зашуршали по гравию подъездной дороги. Розлин посмотрела в окно. На лужайке, разделенной дорогой надвое, паслись лошади. Сначала коневодство было для Мартина Роули всего лишь хобби, но со временем это занятие стало для него главным в жизни. Оставив адвокатскую практику, он рано отошел от дел и успел завоевать уважение опытных фермеров.
В доме было пусто. Особенно остро отсутствие Элли ощущалось в кухне, вся обстановка которой несла на себе отпечаток ее личности. Розлин знала, что Стюарта тоже поразила эта непривычная пустота, и ей стало его жаль.
Она села за большой сосновый стол, а Стюарт полез в буфет.
— Что ты хочешь: бекон, яичницу, сосиски?
— Давай все.
Воспоминания нахлынули так неожиданно, что у Розлин захватило дух. Однажды она уже просила у него «все» и получила это!
Неловкую паузу разорвал звон чашки, разлетевшейся на мелкие кусочки на кафельном полу. Стюарт в сердцах чертыхнулся и проворчал:
— Интересно, где у мамы веник и совок?
Розлин посмотрела на него, и ей показалось, что его голубые глаза потемнели, а смуглая кожа как будто натянулась, резче обозначая черты лица.
Она поняла, что это необдуманное замечание напомнило ему о том же самом, и сознание, что она не одинока в своих воспоминаниях, только усилило жаркое томление, охватившее все ее тело. Сердце тяжело забухало у нее в груди, а в горле пересохло.
— Вон там, под мойкой. — Несмотря на все старания Розлин, ее голос прозвучал хрипло.
Она так сильно жаждала его прикосновения, что на несколько мгновений это желание вытеснило из ее сознания все мысли.
Я хочу этого ребенка, потому что он от Стюарта, вдруг осознала она.
— Спасибо. Хорошо, что это не чашка из любимого маминого сервиза, — сказал он.
— Да.
Слова ничего не значили. Они лишь прикрывали истинные ощущения Розлин. Какая-то часть ее души еще желала вернуть прошлое, но другая отказывалась довольствоваться безопасными дружескими отношениями. Розлин поняла, что ей нужно гораздо большее, и испугалась.
— Ну вот, вроде все осколки собрал.
Стюарт неожиданно выпрямился, и она покраснела. Не очень-то приятно оказаться застигнутой глазеющей на мускулистый мужской зад, обтянутый джинсами.
— Женщины тоже иногда смотрят, — промямлила она, оправдываясь, и тут же мысленно ужаснулась, поняв, что выдала себя.
— А я разве возражал? — Стюарт примирительно развел руками. — Я всегда выступал за равноправие женщин.
— Ты что, смеешься надо мной?
Чему она удивляется? Ему не занимать самоуверенности, и он прекрасно сознает, что наделен красивым телом и сексапильностью.
— Удивительно, что я вообще могу смеяться. Это чудо, которое способна сотворить только ты, Розлин. Спасибо тебе.
Неподдельная теплота в его голосе была, конечно, приятна Розлин, но она бы предпочла, чтобы Стюарт видел в ней привлекательную женщину, а не какого-то клоуна, даже «особенного».
— Чем благодарить, лучше накорми меня, — буркнула она.
— Да, конечно, прости.
Тарелка Стюарта опустела лишь наполовину, когда он отложил вилку и нож, подпер подбородок руками и стал смотреть, как Розлин уплетает завтрак, стараясь не замечать его насмешливого взгляда. Наконец она вздохнула и отодвинула пустую тарелку.
— Ты отличный повар.
— У меня был хороший учитель.
— Спасибо. — Розлин приняла комплимент, но при этом не без сарказма заметила: — Но теперь я жалею, что согласилась давать тебе уроки. Ты ведь осваивал кулинарное мастерство только для того, чтобы быть привлекательнее для женщин.
— Между прочим, это отлично сработало.
— Да, помню, ты об этом говорил, — нехотя призналась Розлин.
— Тогда я был молод, а для парней в определенном возрасте быть «привлекательным для женщин», как ты выразилась, очень важно.
— Ты хочешь сказать, что с возрастом это проходит? — поддела она его.
— Откуда такой цинизм?
— У меня есть на то причины.
Эта фраза тут же испортила Стюарту настроение, и он прямо на глазах превратился в человека, на плечах которого лежит непомерная тяжесть. У Розлин защемило сердце. Если бы Стюарт ее любил, то будущий ребенок и все, что с ним связано, было бы для него не бременем, а радостью.
— Я говорил с отцом.
— Догадываюсь. — Розлин достаточно хорошо знала Стюарта, чтобы предположить, что последует дальше. Она бросила на него настороженный взгляд. — Полагаю, в разговоре не раз всплывало мое имя? Удивительно, что ты так долго тянул с этим.
— Я надеялся, что, наевшись, ты станешь более… сговорчивой.
— На твоем месте я бы не очень на это рассчитывала.
Розлин не надо было быть ясновидящей, чтобы понять, что за этим последует атака.
— Врачи ясно дали понять, что маму сейчас нельзя расстраивать. Стресс может сыграть роковую роль в ее состоянии…
— Думаешь, я сама этого не понимаю? — перебила его Розлин.
— Ты не хочешь выходить за меня замуж, — сказал Стюарт ровным голосом.
Если бы ты меня любил, я бы пошла к алтарю даже по горящим углям, подумала Розлин, а вслух твердо сказала:
— Нет, не хочу.
Он помолчал, а потом спросил:
— А не согласишься ли ты на такой компромисс, как помолвка?
— Разве одно не влечет за собой другое?
— Не в нашем случае. — Прочитав на ее лице возражение, Стюарт стал настойчивее: — Послушай, Розлин, это будет одна видимость, зато мама очень обрадуется.
— Согласна, на какое-то время мы таким образом решим проблему, но как быть дальше?
— Она поправится, и необходимость в притворстве отпадет.
— Вижу, ты все продумал.
Розлин смотрела на него с негодованием. Конечно, ей придется согласиться, разве она может поступить иначе?
— Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер.
